Александра Лосева, Иван Журавлев
ДОМ ПОЛНОЛУНИЯ
Дом Полнолуния
Часть первая
Книга отголосков
Into this house we’re born
Into this world we’re thrown
Riders on the storm
Jim Morrison
То ли Дом восходящего солнца пуст,
То ли полночь еще не вошла во вкус
Пикник
Я бегу по коридору, а под ногами у меня хлюпают масляные лужи. Коридор очень узкий, полметра всего, иногда я больно задеваю плечом за всякие углы и косяки, но останавливаться нельзя. Я уже сбился с ритма и дышу кое-как, легкие просто горят, да что там горят – такое чувство, будто их рвет на части. Кажется, я надышался бензином, голова болит ужасно, и кровь бухает в висках, бух-бух.
Иногда я оглядываюсь, но сзади все тот же коридор без начала и конца, узкий и темный, едва подсвеченный флуоресцентными лампами, которые похожи на слепых и белых подземных рыб. Кто-то развесил под потолком коридора дохлых подземных рыб. У кого-то больное чувство юмора. Лампы горят синеватым светом, выхватывают из тьмы участки стен, пола и потолка.
Стены здесь выкрашены в идиотский голубой цвет, а кое-где выложены кафелем, который отблескивает синим; потолок весь грязен и закопчен, а пол черный и мокрый. Да, а потолок здесь ужасно низкий, настолько низкий, что бежать приходится, пригнувшись, и еще под ним тянутся какие-то трубы, насквозь проржавевшие. Я сложился почти пополам и несусь вперед, как гончая. В лицо тянет вонючим сквозняком.
Коридор соединяет резервуары второго корпуса с запасным выходом № 3. Я очень надеюсь добраться до запасного выхода. Запасной выход – это просто ржавая лестница вроде пожарной. Она идет от самого подвала до третьего этажа. И если я ничего не напутал, а план на стене не врет, то бежать осталось не так уж долго.
Да как же сильно бухает кровь в висках!
…А ведь еще с утра засела в голове дурацкая песенка:
Дым твоей сигареты так сладок,
как прыжок неизвестно откуда,
здесь скрещены лезвия звезд
в ожидании нового чуда.
Ты перепутал двери, вошел не туда,
здесь новые стены пахнут, как дым,
а тот, кто раньше был молодым,
смеется теперь беззубым ртом.
В ней нет ни ритма, ни рифм, ни черта нет. Просто сегодня утром радиоточка разбудила меня ею. Как будто кто-то спьяну колотил большой вилкой по не менее большой кастрюле и в экстазе подвывал. Потом еще какие-то колокольчики тошнотворные появились. Особенно мерзко выходило «без-ззуу-быы-иим ра-тоом», причем именно эту фразу кто-то повторял особенно долго. Сама песня длилась минут десять, и у меня от нее заболела голова. Вот и теперь я несусь по коридору, задеваю за стены плечом и боюсь оглянуться, а в голове у меня «беззубым ртом».
Иногда сбоку открываются пасти ответвлений. На плане они не обозначены. Оттуда нестерпимо несет затхлостью и бензином. Впрочем, вру. Бензином тут несет отовсюду. Просто бензиновый рай какой-то.
Бух-бух-бух – это мое сердце колотится, опережая стук подошв. Быстрее, быстрее, быстрее. Даже воздух здесь вязкий, иногда кажется, что я переставляю ноги нарочито медленно, будто они у меня то ли из ваты, то ли из камня. Да будет этому коридору конец?
Я с самого начала знал, что все неспроста. С утра все шло, если не считать мерзкой песенки, слишком гладко и тихо. А ближе к закату я спустился сюда, на резервуарный уровень, потому что на моем шестнадцатом этаже погас свет, а я боялся остаться на ночь в темноте. Я нашел руководство по чрезвычайным ситуациям и прочел, что в этом случае, если не удается запустить контрольный щиток на своем этаже, нужно подключить резервное освещение со щитка № 26, который находится вот на этом самом подвальном уровне. И я полез вниз.
Все как-то тихо было, как тогда, на Черной Свадьбе. Кажется, когда я спускался на предпоследний этаж, из репродуктора за спиной раздалось какое-то мерзкое стариковское хихиканье. Я открыл тяжеленную дверь с вентилем посередине (теперь понятно, зачем этот вентиль, похожий на бублик-переросток, весь в корках ржавчины, – это чтобы при взрыве огонь не перекинулся на вышележащие уровни). Так вот, я открыл эту дверь и спустился еще на пролет. Тут очень пахло бензином. Я вырвал из руководства листик с планом этажа, чтобы не плутать, и теперь поглядывал на него, поднося к самым лампам (ну и дохлые здесь флуоресцентки! Еще дохлее, чем у меня на этаже!).
Прямо, потом налево, потом снова прямо, и пропустить два проема. Там будет дверь распределительной. Туда я добрался без проблем, только вот от вездесущего запаха бензина разболелась голова. В распределительной, как ни странно, был только один щиток, он назывался «Аварийный». Насколько я понимаю, Дом – саморегулирующаяся система, и к работе теперь должен подключиться не весь аварийный блок, а только та его часть, которая снабжает мой этаж. Я слабо разбираюсь в технике, но мне кажется, что это так.
Я приналег на чуть заржавевший рычаг, что-то загудело, и я с удовольствием поглядел на табло, укрепленное рядом с ним. Напротив надписи «ВКЛ» зажглась зеленая лампочка. Еще там были две красные лампочки. Они не горели и были похожи на глаза какого-то особо тупого насекомого. Система включилась. Я отошел от щитка и хотел было идти назад, но остановился. Что-то мне здесь определенно не нравилось. И что это за дверь такая справа? И почему так пахнет паленой резиной?
А за дверью были резервуары. Едва я ее открыл, в нос шибануло бензином, да так, что голова пошла кругом, а во рту стало сладко. Большие емкости, стальные цистерны на бетонных основаниях, высотой в мой рост. Всего их было три штуки, поблескивающих в свете подслеповатой лампочки, которая свисала с потолка на шнуре.
Шнур.
Запах горелой изоляции.
Я поднял глаза, и мне стало очень холодно.
Провод, шедший от распределительного щитка к лампочке, вонял и дымился. И я знал, что через несколько минут он загорится.
Он не мог загореться вчера, когда меня здесь не было. Он не загорится через час, когда меня здесь уже не будет. Он загорится сейчас. А вокруг – бензин. Какая-то емкость, видимо, течет – вон, лужи какие маслянистые на полу. Пары – да здесь все пропитано бензином! И если провод загорится, то через несколько минут это будет маленький Армагеддон.
Дом не рухнет, нет. Он вечен. А вот целый этаж выгорит. Вместе со мной. Это небольшой подарок мне на вечную память. И я побежал. Рванул оттуда, как заяц. Сначала бежать было легко, и я словно летел, а потом наткнулся на запертую дверь. Все точно – те же повороты, те же дверные проемы – ничего не изменилось. Вот ступеньки, а вот стальная дверь, в которую я вошел. Теперь уже не выйду. Я на минуту оцепенел.