Голос у него был сердитый, а обычно его рассердить очень непросто.
— Ты боишься.
— Да. И очень.
— Кажется, нам придется все-таки сегодня ехать в «Цирк».
— Извинись перед Натэниелом за испорченное свидание, но oui, тебе действительно придется сюда ехать. Очень многое нам нужно обсудить.
— Кто это такие, Жан-Клод?
— Название тебе ничего не скажет.
— Все равно скажи.
— Арлекин. Это Арлекин.
— Арлекин? Французский клоун такой?
— Ничего столь веселого, ma petite. Приезжай, я тебе объясню.
— Насколько серьезна сейчас опасность?
Та самая пара продолжала на нас смотреть. Женщина ткнула мужчину локтем, он покачал головой.
— Белая — значит, они только наблюдают. Если нам очень, очень повезет, других контактов не будет. За нами понаблюдают и уедут.
— А тогда зачем нам вообще об этом говорить?
— Потому что таков наш закон. Они могут проехать чью-то территорию, или гнаться за кем-то через эту территорию — совсем как ты гоняешься за плохими вампирами через границы штатов, но если они должны пробыть где-то больше нескольких ночей подряд, то по закону они обязаны связаться с мастером города.
— Так что, быть может, все дело в Малькольме и его церкви?
— Быть может.
— Но ты в это не веришь.
— Слишком это было бы просто, ma petite. А с Арлекином ничего не бывает просто.
— Что собой представляет этот Арлекин?
— Из всех вампирских институтов этот наиболее близок к полиции. Но кроме того, это еще и шпионы и наемные убийцы. Когда мастер Лондона сошел с ума, ликвидировали его именно сотрудники Арлекина.
— Элинор и другие вампиры такого не говорили.
— Потому что не имели права.
— Ты хочешь сказать, что если бы они сообщили кому-нибудь, кто убил их мастера, их бы самих убили?
— Да.
— Но это же идиотизм. Они же все это знают!
— Между собой — oui, но для чужих — нет. И когда Арлекин покидает город, секретность вновь начинает действовать.
— То есть сейчас мы можем о нем говорить, но когда все его работники покинут город, о нем запрещено будет даже упоминать?
— Oui.
— Идиотизм.
— Закон.
— Говорила я тебе недавно, что среди вампирских законов есть дурацкие?
— В такой формулировке — никогда.
— Ну так сейчас говорю.
— Езжай домой, ma petite, а еще лучше — приезжай в «Запретный плод». Я тебе больше расскажу об истории Арлекина, когда ты будешь со мной и в безопасности. То есть мы должны быть в безопасности, маска белая. И нам полагается себя вести так, будто все в порядке. Поэтому мне придется доработать эту ночь.
— Ты напитал ardeur, и работу на эту ночь закончил.
— Мне еще нужно руководить представлением и выдавать голос в микрофон.
— Ладно, мы приедем.
— Они идут сюда, — шепнул Натэниел.
Я обернулась — та самая пара, что глазела, теперь шла к нам. С виду ничего опасного, и определенно люди. Я шепнула в телефон:
— Сотрудники Арлекина — все вампиры?
— Насколько я знаю. А что?
— К нам идет пара человек, — ответила я.
— Приезжай, ma petite, и привези Натэниела.
— Я тебя люблю.
— И я тебя.
Он повесил трубку, и я могла теперь рассмотреть пару повнимательнее. Женщина — миниатюрная блондинка. Она хотела к нам подойти, и ей было неловко. Мужчине тоже было неловко — или неприятно.
— Ты Брэндон, — сказала она Натэниелу.
Он не стал отрицать, и я увидела, как вернулся его сценический облик. Он был рад ее видеть, все тревоги исчезли. Включился рабочий режим.
А у меня, пожалуй, нет. Как-то я не знаю, что полагается делать, если чужая женщина вдруг подходит и начинает восхищаться твоим бойфрендом.
— Но ведь вы тоже были на сцене, — повернулась она ко мне.
Меня, бывало, узнавали как Аниту Блейк, охотницу на вампиров и повелительницу зомби, но никогда — по тому единственному вечеру, когда я вышла на сцену «Запретного плода». Натэниел вместо чужой женщины из публики выбрал меня. Я согласилась, но второй раз меня не тянуло.
— Однажды, — кивнула я.
Натэниел рядом со мной напрягся — мне надо было просто сказать «да». Он забеспокоился, не стесняюсь ли я его, но зря. Мне не было неприятно, что он стриптизер, просто это не мое. Для этого во мне слишком мало эксгибиционизма.
— Я наконец-то уговорила Грега пойти со мной в клуб, и он тогда очень рад был, правда?
Она обернулась к своему мрачному бойфренду.
Он наконец-то кивнул, не глядя на меня. Точно смущается. Так что нас таких двое. Я на сцене ничего с себя не снимала, но все равно не люблю об этом вспоминать.
— Это так эротично было — то, что вы делали, — сказала она. — Так чувственно.
— Я так рад, что вам понравилось! — ответил Натэниел. — Я буду выступать завтра вечером.
Она просияла счастьем:
— Я знаю, я на сайте смотрела. Но о вашей подруге ничего там не было. Она повернулась ко мне: — Грег очень хотел бы знать, когда вы снова будете выступать. Правда, Грег?
Но смотрела она при этом на меня.
В голове у меня сразу сложился ответ: «Когда ад замерзнет». Что я сказала бы вслух, не знаю, потому что нас спас Натэниел:
— Вы помните, как уговаривали Грега прийти в клуб?
Она кивнула.
— А я должен был уговорить ее выйти на сцену.
— Правда? — удивилась она.
— Правда, — ответил Натэниел.
И наконец заговорил Грег:
— Это был ваш первый раз на сцене?
— Да. — Я думала, как выйти из этого разговора, чтобы это не было грубо. То есть я бы не против нагрубить, но Натэниел не стал бы. Для бизнеса плохо, да и вообще грубость — не его стихия.
— Не было впечатления, что у вас это первый раз.
И тут он на меня наконец посмотрел — таким взглядом, который у незнакомого мужчины видеть не хочется. Слишком много жару, слишком сексуально.
Я посмотрела на Натэниела, и взгляд мой говорил ясно: «Заканчивай этот разговор, а то я его закончу».
Натэниел понял этот взгляд — он достаточно хорошо его знал.
— Рад, что вам понравилось, надеюсь вас обоих завтра увидеть. Хорошего вам вечера.
И он двинулся уходить, я за ним. Грег придвинулся ближе:
— А вы завтра будете?
— Конечно! — улыбнулся Натэниел.
Он мотнул головой:
— Да не вы, она. Как ее зовут?
Я не собиралась называть ему свое имя. Вот не спрашивайте почему, но не собиралась. И снова на выручку пришел Натэниел:
— Ники.
Я глянула на него выразительно, но к паре стояла спиной, и они этого взгляда не увидели.
— Ники? — переспросил Грег.
