— Ничего. Я тебя прощаю.
Не обращая на него внимания, Клара снова пытается позвонить родителям, но из-за нервного напряжения попадает в настройки вместо списка контактов.
Харпер снова рядом.
— Все нормально, говорю. — Его голос изменился, за деланым смехом сквозит гнев.
— Мне плохо. Отстань.
Клара открывает список контактов. И вот заветный номер засветился на экране, отчего девочке становится спокойнее. Она нажимает кнопку вызова.
— Со мной тебе станет лучше. Ну же, я знаю, что я тебе нравлюсь.
Клара прижимает телефон к уху. Идет вызов. С каждым механическим гудком Клара молится, чтобы родители взяли трубку. Но три-четыре гудка, и телефона у нее в руках больше нет. Харпер грубо вырывает его у Клары. И отключает.
Ситуация принимает серьезный оборот. Несмотря на скверное самочувствие, Клара понимает, что шутка становится опасной. Она девочка, а он парень, к тому же он вдвое больше ее и может сделать с ней что угодно. Она думает о том, что в пяти километрах отсюда ее родители сидят за столом и ведут милую беседу с супругами Фелт. Никогда еще пять километров не казались таким большим расстоянием.
— Что ты делаешь?
Он кладет ее мобильник в карман джинсов.
— Твой телефон у меня. Самсунговое убожество.
Он просто ребенок. Трехлетнее дитя чудовищного размера.
— Отдай, пожалуйста. Мне надо позвонить маме.
— Он у меня в кармане. Подойди и достань.
— Ну пожалуйста, отдай, а?
Харпер подходит к Кларе вплотную. Обнимает ее. Клара пытается сопротивляться, но он гораздо сильнее и сжимает ее все крепче. От него разит спиртным.
— Я знаю, что ты в меня втюрилась, — повторяет Харпер, — Ева сказала Тоби.
Сердце у Клары бешено колотится, ее обуревает паника.
— Пожалуйста, — просит она в последний раз.
— Черт, да что такое? Ты на меня блеванула. Такая же чокнутая, как твой братец.
Харпер пытается поцеловать ее. Клара отворачивается.
Следующая его реплика разит, как удар камня.
— Что, думаешь, ты слишком хороша для меня? Не слишком.
Клара уже громко зовет на помощь. Руки Харпера шарят по ее телу с недвусмысленными намерениями.
— Помогите! — снова кричит Клара куда-то в сторону оставшегося позади костра. Слова ее долетают лишь до коров, они смотрят на нее, перепуганные не меньше, чем она сама. Харпер тоже начинает паниковать. Это видно по его лицу: нервная ухмылка, в глазах мечется страх. Не в состоянии придумать ничего лучшего, он зажимает ей рот. Она бросает взгляд на дорогу. Машин нет. Вообще никого не видно. Она пробует кричать, но из-под ладони Харпера доносится лишь сдавленный стон. Он прижимает руку сильнее, чуть ли не сворачивая ей челюсть.
Потом толкает ее сзади под колени и валит на землю.
— Ты не лучше меня, — говорит Харпер, не отнимая руки от ее рта. — Я тебе покажу. — Он наваливается на нее. Нащупывает рукой верхнюю пуговицу Клариных джинсов.
От этого ее страх перерастает в гнев. Она бьет его по спине, тянет за волосы, кусает за ладонь.
Почувствовав кровь, Клара крепче стискивает зубы.
— Ай! Стерва! Ой!
Что-то изменилось.
Она начинает четче мыслить.
Внезапно улетучивается страх.
И тошнота.
И слабость.
Остается лишь кровь, восхитительный вкус человеческой крови.
Жажда, о которой она никогда не подозревала, берет свое, и Клара испытывает облегчение, точно пустыня от первых капель дождя. Она отдается этому ощущению, этому вкусу и не слышит, как Харпер кричит, выдергивая руку. Клара видит на его руке что-то черное и блестящее и понимает, что это рана от ее укуса. Огромная зияющая рана вместо ладони, плоть разорвана до костей. Харпер смотрит на нее в совершенном ужасе, а ей даже не интересно, чем этот ужас вызван. Ей сейчас ничто не интересно.
Ее охватывает дикая неконтролируемая ярость, у нее внезапно появляются силы, чтобы оттолкнуть Харпера, подмять его под себя и продолжить сосать его кровь.
Его сдавленный крик наконец угасает, как и нечеловеческие мучения, что она ему причинила, и Клара остается наедине с изысканным и несравненным наслаждением кровопития. Волны крови топят слабую девочку, какой Клара себя считала, и вызывают к жизни кого-то нового — ее настоящую и сильную сущность.
Теперь Клара сильнее целой армии. От ее страхов не остается и следа, как не остается следа и от ее боли и тошноты.
Она теряется в этих ощущениях, чувствуя насыщенность настоящего момента, свободу от прошлого и будущего, и под покровом темного беззвездного неба продолжает пиршество.
Хелен встает, чтобы подойти к телефону, но он перестает звонить раньше, чем она успевает выйти из столовой. Странно, думает она, и у нее возникает смутное ощущение, будто что-то не так. Она поворачивается обратно к гостям и видит, что Марк Фелт зачерпнул полную ложку ягодного пудинга и несет ко рту.
— Хелен, так вкусно. Дай, пожалуйста, Лорне рецепт.
Лорна бросает на него недобрый взгляд, явно понимая, что это шпилька в ее адрес. Она открывает рот, потом закрывает, потом снова открывает, но все-таки ничего не говорит.
— Вообще-то, — дипломатично отвечает Хелен, — я, кажется, переборщила с красной смородиной. Наверное, следовало купить что-нибудь готовое в магазине.
Сверху, из комнаты Роуэна, доносится музыка, трагический стон гитарных струн; последний раз эту песню Питер с Хелен слышали давным-давно — в Лондоне, на первом свидании. Хелен едва разбирает слова: «Я хочу утонуть в потоке твоей сладкой красной крови» — и невольно улыбается, вспоминая, как весело им было в ту ночь.
— Знаешь, а я хотела тебя навестить, — соблазнительно мурлыкает Лорна, обращаясь к Питеру.
— Да? — удивляется Питер.
Лорна не сводит с него глаз.
— Я имею в виду, как профессионала. Записаться на прием по одному вопросу.
— Записаться к старомодному терапевту? — отвечает Питер. — Не слишком ли банально для специалиста по рефлексологии?
— Ну, надо же обо всем позаботиться.
— Да, думаю, ты…
Не успевает Питер договорить, как снова звонит телефон.
— Опять? — Хелен отодвигает стул и выходит из комнаты.
В коридоре ее взгляд падает на небольшие часы, стоящие рядом с телефоном. Без пяти одиннадцать.
Хелен подходит к телефону и слышит дыхание дочери в трубке. Как будто она только что бежала.
— Клара?
Голос дочери раздается не сразу. Поначалу девочке не удается выговаривать слова целиком, словно ей приходится заново учиться говорить.
— Клара? Что случилось?
