Мистер Верекер встал и подчеркнуто неторопливо повернулся к Джорджу.
— Завтра с утра, мастер Джордж, мы начнем с Вергилия. С отрывка, который начинается: «Facilis descensus Averno»[12].
Он поклонился сэру Августу и ушел.
— Мне начинает нравиться этот парень, — произнес сэр Август. — А вы, мастер Джордж, оставьте меня в покое, ступайте к себе!
Сэр Август очень редко покидал аббатство, и тогда Харгрейв особенно придирчиво наблюдал за перемещениями Джорджа. Причиной тому, предполагал мальчик, была гипсовая статуя раба, которую он нечаянно нашел в первые дни своего пребывания здесь. Однажды сэр Август уехал в Лондон. Джорджу, который все еще тосковал по дому, очень хотелось, чтобы дядя взял его с собой. За ужином накануне отъезда мальчик попробовал заговорить об этом, но дядя не обратили на его просьбу никакого внимания. Утром сэр Август объявил, что с ним поедет Харгрейв, и это в некоторой степени оправдало его в глазах мальчика.
Джордж решил воспользоваться случаем и побольше узнать о своем дяде. Уезжая, сэр Август закрыл библиотеку на ключ, но мальчику было известно, где находится запасной: висит на крючке у Харгрейва в кладовке, которую никогда не запирали. После обеда Джордж зашел туда и взял ключ.
Убедившись, что в холле никого нет, он открыл дверь библиотеки и проскользнул внутрь. Мальчик сразу почувствовал себя неуютно, но это было легко объяснить. Когда бы Джордж сюда ни приходил, в камине — при любой погоде, — потрескивало пламя. Иногда сэр Август даже открывал окно при горящем очаге. На этот раз никто не потрудился развести огонь, и в комнате, несмотря на теплую погоду, было холодно и сыро.
Раз уж он оказался в библиотеке, первым делом нужно было решить, что искать. Сначала мальчик оглядел книжные шкафы. Книги за стеклом выглядели как новые, словно к ним никто никогда не прикасался. Сочинения Вольтера, Дидро, Расина и других французских классиков стояли здесь в позолоченных переплетах из телячьей кожи, рядом теснились тома Шекспира и других поэтов. Джорджу понравилось, как это выглядит, но у него не возникло ни малейшего желания заглянуть внутрь.
На открытых полках под застекленными стеллажами лежали книги, которые больше соответствовали его вкусу — а именно, альбомы с гравюрами. Они оказались очень тяжелыми, но Джордж листал их с неподдельным удовольствием. На гравюрах, многие из которых были раскрашены вручную, были изображены диковинные места, странные звери и птицы, выписанные настолько искусно, что казалось, можно было ощутить аромат дальних стран.
В одном старинном альбоме нашлось кое-что поинтереснее: офорты Жака Калло[13] «Бедствия войны». На них с изумительной точностью были переданы сцены сражений, похищений, пыток, повешенья и сжигания на кострах, то есть всего, что человек делает во имя Войны. Другая книга, изданная более двух веков назад, называлась «Папские злодеяния, или Пытки и убийства, совершенные инквизицией». В ней в мельчайших подробностях рассказывалось об изощренности тех, кто именем Господа причинял людям боль и страдания. Взглянув на потертый корешок, Джордж понял, что этот альбом часто брали в руки.
Обнаруженная на страницах «Папских злодеяний» испанская уличная сценка заворожила мальчика; он несколько минут рассматривал торжественную процессию священнослужителей, которые шли мимо сидящей на мостовой изнуренной женщины с ребенком, припавшим к ее груди. Она в немой мольбе протягивала к ним руки, но ни один священник не удостоил ее взглядом. Джордж догадался, что процессия направляется на аутодафе: за служителями Церкви брели приговоренные к пыткам и смерти в остроконечных колпаках и серых балахонах.
Устыдившись своего интереса, Джордж наконец отвел взгляд. В следующее мгновение его внимание привлек какой-то шум. Он поднял голову и увидел, что окно распахнулось, и по комнате пронесся сильный порыв ветра. Мальчик подошел к окну, закрыл его и взглянул на шахматную доску, которая, как всегда, стояла на углу письменного стола. Партия была в самом разгаре. У черных и белых оставалось по семь-восемь фигур, но белые уже потеряли королеву. Джордж некоторое время разглядывал доску, и решил, что черные могут поставить мат за шесть ходов. Затем вернулся к полкам и убрал альбомы на место.
Но вдруг он заметил тонкую красную кожаную папку, на корешке которой золотыми буквами было написано: «Сент-Мор». В папке хранилась дюжина акварелей, на титульной странице красовалась виньетка в стиле рококо и надпись:
Виды аббатства Танкертон и парка.
Акварели Томаса Генри Грейна, написанные для сэра Августа и леди Сент-Мор,
MDCCCIII
Мистера Грейна никак нельзя было назвать посредственным художником, в его акварелях присутствовал истинный драматизм. Небо на картинах далеко не всегда было ясным, Грейну нравилась игра света и теней, которую могут дать только облака. Пейзажи были узнаваемы, но не совсем реалистичны. В них чувствовалось что-то иллюзорное, будто художник старался изобразить Танкертон неким деревенским раем, но где-то в этом раю притаился змей.
На одном из рисунков Джордж увидел аббатство при полной луне, которая выглядывала из-за серебристых облаков. В окнах первого этажа, как раз там, где находилась библиотека, горел свет. Художник изобразил тощую фигуру в оконном проеме, это мог быть только сэр Август. Здесь были также виды храма Сфинкса, озера, палладианского моста и странного дорического храма на краю леса, где Джордж повстречался с Джемом Мейсом.
На каждом из рисунков присутствовал по меньшей мере один человек или животное. Вот черный спаниель — наверное, Дис — вертится возле дуба; лесник с ружьем, быть может, сам Джем Мейс, обходит свое хозяйство. Негр в набедренной повязке сидит на перилах моста и ловит рыбу. На рисунке с дорическим храмом, вокруг которого лес и кустарник далеко не такой густой, как сейчас, маленький мальчик убегает от надвигающейся грозы. Створка бронзовых дверей в храме приоткрыта.
Последний рисунок был залит солнечным светом. Три фигуры, стоя на холме, смотрели вдаль, где среди поросших лесом просторов виднелось аббатство. Джордж нахмурился: он знал, что в округе нет места, откуда открывался бы такой вид. Все трое были обращены спиной к зрителю, но художнику все равно удалось передать характер каждого из персонажей. Слева стоял негр, тот же, что и на палладианском мосту, в той же белой набедренной повязке. В руках он держал какую-то цепь или собачий поводок. Справа от него черный спаниель Дис встал в стойку, как будто почуял дичь. Но самым интересным персонажем была изысканно одетая леди, стать и изящество которой подчеркивал разноцветный тюрбан со страусиными перьями. Джордж не смог вспомнить, когда они были в моде. Руки и длинная лебединая шея женщины были золотистыми, как сатиновое дерево. У Джорджа не осталось сомнений, что это одно из последних изображений леди Цирцеи Сент-Мор. Вдали перед домом стоял человек с тростью и смотрел на троицу.
