Лиона серьезно кивнула. Было нечто врожденно благородное в том, как она приняла все мои подарки, не задав ни единого вопроса, не интересуясь, к чему такая таинственность, откуда чужое имя.
Я снова поцеловал ее, поцеловал в глаза, щеки, затем в губы. Она была такой же нежной и податливой, как и прежде. От ее волос веяло тем же самым ароматом, что и много лет назад. Мне хотелось подхватить ее на руки, отнести в спальню, обладать ею и оставить при себе навсегда.
Было уже поздно. Машина ждала внизу. Тоби-младший только что вошел и объявил, что уже собрался и готов ехать в аэропорт. Кажется, ему не понравилось, что я целовал его мать. Он остановился рядом с ней и решительно взглянул на меня. И когда я поцеловал и его тоже, спросил с подозрением:
— Когда мы снова к тебе приедем?
— Как только я смогу устроить ваш приезд, — сказал я. Одному Господу ведомо, когда это случится.
Путь вниз по лестнице был самым долгим в моей жизни, зато Тоби с восторгом носился по пяти лестничным пролетам ротонды, слушая, как его голос эхом отдается от стен.
В этот момент он почти позабыл о своих манерах взрослого джентльмена.
Мы как-то слишком быстро оказались перед дверьми гостиницы, такси уже было на месте.
Стоял очередной, прохладный до хруста, голубой калифорнийский день, и цветы в гостинице казались необыкновенно прекрасными, и птицы сладостно пели на всех деревьях.
Я позвоню, как только у меня появится такая возможность, — сказал я Лионе.
— Окажи мне одну услугу, — попросила она вполголоса.
— Все, что угодно.
— Не говори, что позвонишь, если не станешь этого делать.
— Что ты, милая, — изумился я. — Я позвоню тебе! Я позвоню тебе, даже если мир рухнет. Только я не знаю, когда смогу позвонить. — Я немного подумал, а затем добавил: — Лишь дай мне мира и времени. Запомни мои слова. Даже если я опоздал с ними. Дай мне немного мира и времени.
Я обнял ее и поцеловал, и на этот раз меня не волновало, кто на нас смотрит, даже если это маленький Тоби. И когда и отпустил Лиону, она шагнула назад, как будто потеряв равновесие, в точности как и сам.
Я подхватил Тоби на руки, прижал к себе, поглядел на него, поцеловал в лоб и обе щеки.
— Я знал, что ты будешь таким, — сказал он.
— Если бы я сказал самому Господу, что хочу идеального сына, — проговорил я, — и, набравшись смелости, стал бы указывать Ему, каким именно должен быть мой сын, Господь все равно не смог бы сотворить никого лучше тебя.
Когда машина уехала, когда они уехали, огромный прекрасный мир гостиницы «Миссион-инн» показался мне пустынным как никогда раньше.
Дойдя до номера, я обнаружил, что Малхия уже поджидает меня. Он сидел над черным чугунным столом и плакал. Серафим упирался в стол локтями, уронив голову на руки.
— Что с тобой случилось? — оторопел я. — В чем дело? — Я сел. — Это я виноват? Что я натворил?
Малхия распрямился и медленно улыбнулся мягкой печальной улыбкой.
— Ты действительно переживал сейчас из-за меня? — спросил он.
— Ну да, ты же плакал! Как будто у тебя разрывается сердце.
— Сердце у меня не разрывается. Хотя, наверное, могло бы. Сам виноват, нечего было слушать ученых мужей, — добавил он. Он имел в виду университетских теологов, людей вроде Фомы Аквинского.
— Ты хочешь сказать, тех, кто уверяет, будто у ангелов нет сердца.
— Это из-за вас я плачу, из-за всех троих, — пояснил он.
— Почему?
Он пожал плечами.
— В вашей любви друг к другу мне послышалось эхо Небес.
— Ну вот, теперь и у меня слезы наворачиваются, — признался я. Я не мог оторвать от него глаз, изумляясь выражению его лица. Мне хотелось заключить серафима в объятия.
— Не стоит меня утешать, — проговорил он с улыбкой. — Но я тронут твоим порывом. Ты не представляешь, какая это для нас непостижимая тайна — то, как люди любят друг друга, тоскуя по утерянной целостности. Любой ангел всегда целостен. А мужчины и женщины земли — никогда, однако они достигают целостности через любовь, они достигают через любовь Небес.
— Кстати, о тайнах, — произнес я. — Ты выглядишь как человек, разговариваешь как человек, однако же ты не человек.
— Нет, совершенно точно не человек.
— Как ты выглядишь, когда стоишь перед Престолом Господним? — спросил я.
Он издал очередной укоризненный смешок.
— Я дух перед Престолом Создателя, — проговорил он тихо. — Сейчас я дух, обитающий в теле, приспособленном для этого мира. Ты же сам понимаешь.
— Ты всегда одинок?
— Как ты сам думаешь? — ответил он вопросом. — Разве могу я быть одинок?
— Нет, — решил я. — Это в голливудских фильмах ангелы всегда одиноки.
— Точно, — согласился он, широко улыбнувшись. — Даже мне становилось их жалко. Настанет время, когда ты поймешь, какой я, потому что сам станешь таким, а вот мне никогда не узнать, каково быть тобой. Я могу этому только изумляться.
— Я не хочу расставаться с ними, — заявил я. — Меня неотступно преследует эта мысль. Если я не могу быть с ними рядом, они будут регулярно и часто слышать мой голос через многие мили. У них будет все, чем я смогу их обеспечить.
Внезапно меня охватил пронзительный страх. Те деньги, которые я скопил за долгие годы, — это же кровавые деньги. Но других у меня нет, и я могу потратить эти деньги на Лиону с Тоби, очистить их таким способом. Или нет? Я не мог аннулировать трастовые фонды, которые уже создал. Я молил только, чтобы Малхия ничего не сказал по этому поводу.
— Теперь вы принадлежите друг другу, — произнес он.
— Что ты имеешь в виду? — спросил я. — Значит ли это, что когда-нибудь, как-нибудь я смогу жить с Лионой и Тоби под одной крышей?
Он вроде бы на минуту задумался, а затем ответил:
— Поразмысли над тем, что уже произошло. Вы уже изменились благодаря своей любви. Взгляни на себя. За эту краткую встречу ты совершенно изменил течение жизни Лионы и Тоби навсегда. Теперь каждый день своей жизни ты будешь сознавать, что они есть у тебя, что они нуждаются в тебе, что ты не имеешь права их разочаровывать. А они каждый миг будут сознавать, что у них есть твоя любовь и преданность. Неужели ты не замечаешь перемен, которые уже произошли? Жить под одной крышей — это всего лишь одно из возможных проявлений.
— Что за бессердечные рассуждения, — выпалил я, не успев сдержаться. — Ты не знаешь, что значит для людей жить под одной крышей.
— Нет, я знаю, — возразил он.
Я ничего не ответил.
Он ждал. Я видел, видел, насколько огромно то, что случилось с Лионой и маленьким Тоби, и все же, хотя у меня кружилась голова от безграничных возможностей, какие открылись передо мной с момента нашей встречи, это не мешало мне мечтать о еще большем, честное слово.
