- Есть такая компания, даже две, - ответил он на вопрос Матвея. - Вот только... не советовал бы я тебе с ними связываться, себе дороже выйдет.
- А я и не буду связываться, - подмигнул собеседнику светлым, ледяным глазом Матвей. - Я вот только узнать хотел...
Чавыча недоверчиво покачал головой, выпустил клуб дыма от прикуренной папироски, подумал еще немного.
- Молодежь там, - пояснил он Матвею. - Из не простых. В одной компании Стефан командует, это он так себя на латинский манер перекрестил, сам-то по рождению Степан. Папашка его из судейских, не мелочь какая пузатая, а где-то в верхах, но не на виду. Такие всегда опаснее, исподтишка норовят куснуть, чужими руками жар загрести, да стравить добрых людей между собой. Сынок точь-в-точь в него пошел характером. Во второй - Ванька главный. Этот за деньгами родичей прячется. Как там у поэта: "Все куплю, сказало злато..." Вот и он думает, что всё в мире купить можно. Ну, и ведет себя соответственно своим скудным мыслям.
"Промеж себя ребятишки эти особо не враждуют, но и дружбы у них нет. Пасутся на одних улицах, да в подворотнях, хулиганят, сумки с запоздавших барышень срезают, нашего брата гоняют, почем зря. Бесятся с жиру, короче. Но оттого еще опасней, чем те, кто ради куска хлеба за поживой выходит. Никогда не знаешь, что им спьяну в голову взбредет, что еще напридумывают, да нафантазируют..."
- А и ладно бы с ними, - кивнул Матвей, накалывая на вилку кусок помидора и отправляя его в рот вслед за глотком водки.
После роскошной ночной трапезы он мог неделями, да что там неделями - месяцами без всякого отвращения жевать овощи, жареное мясо и рыбу, спокойно есть шоколадные конфеты. Главное было - не увлечься, не переборщить настолько, что немедленно вслед за овощным салатиком захочется живого, кровавого мяса.
- Ну, а подробностей захочешь, - сказал Чавыча, самостоятельно наливая в свою рюмку водки, - то лучше всего вон, к Сове обратись... она - птичка тоже ночная, как и некоторые здесь... и обо всем в тех компаниях знает.
Матвей бросил взгляд в уголок зала, там притулилась за столиком то ли полуспящая, то ли просто перепившая девушка лет двадцать, миниатюрная, худая, одетая в пестрые и широкие, цыганского фасона, тряпки. Пепельно-серые вихры на её голове и в самом деле напоминали птичьи перья.
- Расскажет-расскажет, - покивал Чавыча, перехватив взгляд Матвея. - Она с ними-то на ножах, пусть и обидеть её непросто, но было дело, они чуть не охоту на нее устроили, да только обломились, как обычно. Для охоты азарт нужен, жажда... а у них, кроме пустого форса - один пшик...
Не откладывая в долгий ящик разговор с нужным человеком, Матвей поднялся с места, но не успел он и шага сделать, как помещение наполнилось звуками залихватски-визгливой еврейской скрипочки и буханьем барабана. Это заскучавший буфетчик то ли, чтоб развеять собственную сонливость, то ли, чтоб создать в подвальчике атмосферу развеселого кабака, включил проигрыватель.
Спервоначалу Матвей хотел прикрикнуть на него, уж очень душераздирающе-разухабистой и банальной была эта музычка, но тут же передумал, решив, что разговору она не помешает, а вот слух прочим обитателям кафе отобьет. А чем меньше людей будет знать о его интересе, тем спокойнее они будут спать. Впрочем, излишней заботой о людях Матвей себя не обременял, скорее уж это была забота о самом себе.
Едва он присел за столик напротив Совы, как девушка, не меняя позы, даже просто не пошевелясь, распахнула огромные, совсем нечеловеческие, по-птичьи круглые глаза и спросила так, будто с первой секунды появления Матвея в кафе постоянно находилась за его спиной и внимательно вслушивалась в каждое слово:
- Тебе про кого сначала рассказать?
- Начни со Стефана, - мгновенно сориентировался Матвей. - Хотя, мне лично все равно с кого.
- Угадал, - равнодушно произнесла Сова. - Он со своими был этой ночью на улице. А ванюшкины ребята у него дома гуляли, пока родителей не было. Отъехали его родичи на пару дней, вот и...
"А Степка... тебе ведь не про его любимую мадеру узнать нужно, и не про цвет исподнего, и не про то, как он девок ломает и в каких позах. Он пока еще сейчас у себя дома, отдыхает от гулянки, но попозже, к ночи, в "Черном доме" будет. Узнать он чего-то хочет о том, что случилось. Там есть у кого спросить".
- Сколько? - без всяких экивоков, отбросив куда подальше такт и дипломатию, уточнил Матвей цену на выданную информацию.
Сова неуловимо под пышными пестрыми тряпками пожала плечами. Матвей выложил на столешницу пару не самых крупных, изрядно помятых купюр. Девушка, ни слова не говоря, просто провела над ними узенькой, тонкой ладошкой, и деньги исчезли, будто растаяли в воздухе, на глазах Матвея. "Цыганский гипноз, - подумал он. - Давно такого не видел".
- Не ходи туда, - будто через силу, сказала Сова. - Что-то там будет...
Матвей попробовал быстро, как только он умел, поймать взгляд девушки, но круглые, птичьи глаза были пусты и равнодушны. Он снова полез было в карман за деньгами, но Сова остановила его магическими словами:
- Будешь должен...
И опять полуприкрыла глаза и будто бы клюнула носом, едва заметно склонив голову к столу.
5 При выходе из лифта просторный, светлый и совершенно пустой коридор привел репортершу и жандармского подполковника сначала в небольшую, изящно обставленную пусть и полностью казенной, канцелярской мебелью приемную, в которой хозяйничала просто-таки умопомрачительная блондинка. "И где они таких себе только набирают?" - с завистью подумала Нина, осторожно присматриваясь к милой, но такой ослепительно-красивой девушке. Длинные ноги, высокая грудь, густые светлые волосы, голубые глаза... прямо, картинка какая-то. Да и одета секретарша - а кто еще может хозяйничать в приемной? - была не то, что бы вызывающе, но как-то не очень строго. А всего-то чуть там, чуть здесь по мелочи... юбочка чуть покороче, шелковая блузка чуть меньше размерчиком с расстегнутыми тремя, а не двумя пуговичками. И - совершенно невероятный, просто фантастически ровный загар по всему лицу, красивой шейке, обнаженным до локтей рукам.
А вот для подполковника секретарша оказалась простым предметом интерьера. Он, не задерживаясь, привычно кивнул, распорядился:
- Маша, меня нет ни для кого, кроме наших оперативников... и приготовь чаю с бутербродами, хорошо?
"А ведь для него эта Маша и в самом деле - мебель, - подумала репортерша, проходя следом за подполковником в его кабинет и привычно подмечая всё вокруг. - И как же можно так равнодушно относиться к таким прелестям? Может, он из этих... которые мальчиков любят? Да не похоже... и не держат таких людей в особых службах. Во всяком случае, в высокие чины не пробираются. И не слышала я никогда за нашими аристократами таких грехов. Вот всякие британцы, да германцы - те, да, те очень даже, а наши все больше по бабам..."
