«Сейчас начнется тот самый пожар, от которого сгорел дом!» — пронеслось в мозгу Юрасика, но сразу отпустило — ведь тогда, когда дом сгорел, была (или будет?!) зима.
Катясь вниз по лестнице, Юрасик подумал: «А вдруг дом сгорит сейчас и вместе со мной?!»
Отключив одним махом рубильник, он заметался в поисках чего-нибудь похожего на ведро, не имея ни малейшего понятия, где его искать и где взять потом воду на втором этаже. Ничего подходящего под руку не попадалось, и Юрасик кинулся к себе в комнату за какой-нибудь не очень нужной одеждой, чтобы ею сбить пламя. На вешалке висела старая куртка-ветровка, и он, сорвав ее на бегу, бросился назад на второй этаж.
Огонь плясал уже на нескольких квадратных метрах, сладострастно подбираясь к банкам с бустилатом. Юрасик принялся, сопя от напряжения и отчаяния, лупить по огню курткой, хотя и видел, что делает только хуже, разгоняя пламя.
На очередном замахе откуда-то из внутренностей куртки вдруг взмыл в воздух… большой газовый платок, которым он прикрывал волшебную шляпу-цилиндр. Выделывая в воздухе немыслимые пируэты в такт Юрасиковым движениям, платок то сворачивался, то расправлялся, планируя прямо в огонь.
«Сейчас копоть останется», — подумал Юрасик, краем глаза наблюдая, как платок, расправленный потоком горячего воздуха, планировал прямо на огонь, а тот под шифоном тихо угас, и платок оказался лежащим на полу.
Понимая, что опять переместился в эпицентр какого-то циркового фокуса, Юрасик подхватил платок и стал им, как скатеркой, прикрывать горящий пол. И пламя исчезало, словно его прикрывали брезентом, а не едва живым, полупрозрачным шифоном!
Когда от пожара остался лишь пятачок, Юрасик с удовольствием затоптал его ногами в старых шлепанцах, ощущая, как нагрелись подметки и как он устал, бегая и размахивая этим текстилем.
Убедившись, что пламени больше нет, Юрасик открыл окно и вдохнул свежего вечернего воздуха. Головная боль ему была обеспечена — наверняка наглотался гари, но это не очень волновало. Да, но платочек-то каков! И как он оказался в его куртке? Должно быть, тогда, когда Юрасик репетировал, он машинально сунул его в карман. Или случайно прихватил, когда сносил фокусниково имущество в дом. Как бы то ни было, платок оказался очень кстати, а его необычные свойства — тем более.
«Ну, уж теперь-то я эти штучки-дрючки из рук не выпущу, пока с ними не разберусь окончательно. Раз мне дедом оставлены, значит, мои, и точка».
Юрасик еще раз вдохнул полной грудью и, как торговка перед покупателем, расправил перед собой на вытянутых руках платок, разглядывая его. Тут из окна на Юрасика пахнуло прохладным ветром, и платок, томно прогнувшись, облепил его мощный торс. На миг Юрасика парализовало, вернее, он почувствовал, что у него не хватает средней части тела — там, где к нему прикоснулся платок. Потом область, где его не было, стала быстро распространяться вверх и вниз, и вот уже весь Юрасик, переставая существовать в только что спасенном доме, стал куда-то проваливаться…
…Он очнулся сидящим в кресле с высокой спинкой и удобными, широкими подлокотниками оттого, что озябли ноги и затекла спина. Ноги замерзли оттого, что отсырели его легкие матерчатые полуботинки, стоявшие прямо на сырой, черной от гари земле. Очевидно, тут совсем недавно бушевал пожар, потому что вокруг него торчали какие-то обгоревшие конструкции, виднелась опадающая белая пена и маслянистые лужи. Однако кресло, в котором он сидел, вплоть до гнутых ножек и шелковой полосатой обивки, было совершенно цело. И сам Юрасик пребывал в полном порядке, правда, одет не как всегда — в хлопчатый светло-зеленый костюм-сафари со множеством карманов, погон и шлевочек.
Пожарище находилось на каком-то пустыре. В стороне от Юрасика был широкий ров, похожий на крепостной, правда без воды. Юрасик, не решаясь встать, подтянул отъехавшие во сне ноги и принялся вертеть головой, озираясь. Почти у себя за спиной он краем глаза заметил какое-то строение. Для того чтобы увидеть его, Юрасику все-таки пришлось приподняться. Это был цирк-шапито, возведенный на этой же стороне рва. Шапито был окружен несколькими вагончиками, расписанными цирковой атрибутикой.
«Цирк приехал!» — обрадовался в его душе Юрасик-мальчик.
Он встал и пошел к цирку, перепрыгивая через обугленные обломки и лужи с черной водой, размахивая на ходу руками, чтобы размять онемевшую спину и затекшие плечи. Было часов семь вечера, на западе розовели вытянувшиеся в струночки облака.
Цирк располагался совсем не так далеко, как ему показалось. Внутри круга из разноцветных вагончиков бродила пара беспризорных псов, слонялись рабочие в обвисших штанах и линялых майках. Юрасик прошел мимо них внутрь шапито, где было по-дневному жарко. Из стойла на него глянула и мотнула головой белая лошадь. В глубине шатра раздавались размеренные звуки, удары, то глухие, то звонкие, иногда голоса.
Юрасик прошел через какой-то короткий туннель, понял, что сейчас выйдет на арену цирка, и сбавил ход — все-таки он был непрошеным гостем, Да и получить опять чем-нибудь в лоб ему не хотелось. Он остановился, прислушиваясь, и заодно пошарил по карманам — здесь ли чертик-оберег. Чертика не нашлось, и Юрасик огорчился.
На арене репетировали прыгуны с подкидной доской. Трое ребят, двое девушек по очереди подбрасывали друг друга в воздух, ловили, строились в пирамиды. Иногда прыгуны зависали в воздухе на страховочных поясах и потом медленно, как снежинки, опускались на арену. Команды им в микрофон подавала светловолосая девушка, сидевшая в первом ряду за пультом. В девушке Юрасик сразу признал ту девчонку из трейлера.
Юрасик, стараясь не привлекать к себе внимания, прошел в зал и сел ряду в пятом от арены, за спиной у девушки, решив дождаться конца репетиции. От повторений ему стало скучно, но тут девушка хлопнула в ладоши и сказала:
— Всем спасибо, на сегодня все.
Прыгуны стали отцеплять от себя страховочные приспособления, девушка защелкала тумблерами на пульте. Она, навертывая шнур на ручку микрофона, шла по направлению к выходу с арены, когда дорогу ей загородил Юрасик:
— Не узнаешь меня?
— Нет…
— А как мы зимой «скорую» твоему дедке вызывали — не припоминаешь? Он как, кстати, дед-то?
Тут она внимательнее вгляделась в его лицо. Горькие воспоминания дернули ее за губы, отозвались всплеском боли в глазах.
— Ой, да… вы… Краснов? Конечно… — Она стояла и, глядя на него, мысленно перебирала все то немногое, что о нем помнила. — Да, конечно. Юрий Петрович, да?
— Типа да.
Наконец она сочла нужным слегка ему улыбнуться, а Юрасик вдруг понял, что никакого отношения к дурацким шуткам она не имеет.
