-Согласен. Проведем эксперимент.
-Что? Что вы хотите?..
-Где сейчас ваш фотоаппарат?
-У меня в лавке. Да объясните же, наконец, что вы вознамерились делать?!
-Я же сказал - эксперимент. Мы снимем на ваш фотоаппарат пост мортем.
-Нет! Слышите? Нет! Я не буду фотографировать мёртвых людей! Мне достаточно этих сомнительных зрелищ! Я пожилой человек, в конце концов!
-Никаких людей! Вы что, с ума сошли?! Вдруг моя догадка окажется правдой? Мы возьмём что-нибудь, что не представит для нас опасности, в случае если что-то пойдет не так.
-Что же?
-Мышь.
-И где мы её достанем?
-Хороший вопрос. Не знаю. Может, купим?
-Мертвых мышей, насколько я знаю, у нас в городе почему-то не продают. А живую я убивать не буду! Её ещё поймать надо!
-Чёрт возьми! Давайте тогда найдём дохлую кошку, что ли?
Дитрих прищурился, по лисьи улыбнулся.
-Муха. Мы сфотографируем мёртвую муху. Уж поверьте, на витрине их у меня полным полно!
* * *
В полицейском участке было сыро и холодно.
-Эй, вы, там! Долго мне ещё тут сидеть?
Эхо гуляло по коридору, не найдя чьих-либо ушей, сиротливо возвращалось обратно в камеру.
-Я есть хочу! И пить! Выпустите меня!
Нет ответа.
-Да что же это! Умерли все?!
Тишина.
Девушка стояла у прутьев решетки и голосила в пустой коридор. С момента последней встречи с живым человеком прошло около суток, когда её препроводили до камеры. Больше никого, ни охраны, ни заключенных, ни баландёров.
-Я есть хочу! Слышите? Есть!
Все будто вымерли.
-Чтоб вам пусто было!
Девушка в сердцах стукнула по решетке, запищала от боли.
Села на грязную засаленную скамейку. Не зная чем себя занять, вновь перечитала надписи на стенах.
«Резанный был здесь»
«ПОКАРАЙ ГОСПОДЬ ГРЕШНИКОВ И МАДЬЯРА СУКУ УНИЧТОЖЬ! Это Нероли Ултарика»
« Я, Иоанн, слово даю – не врал, не убивал!»
Девушка вытащила из волос шпильку, которую у неё в спешке сдачи смены забыли изъять, нацарапала на прокопчённой стене:
ЭТО АНИТА ДАНИ, Я ТОЖЕ НИ В ЧЁМ НЕ ВИНОВАТА
Подумала и подрисовала внизу кривенькое сердечко.
…А потом было это.
Она узнала в звуке этих шагов е г о.
Забилась в углу и даже не дышала, боясь себя выдать. Не в выгодном положении была, находясь здесь, в запертой комнате.
Шаги стали отдаляться и совсем стихли. Но она не сразу выбралась из своего убежища, долго прислушивалась – не вернулся ли?
А потом сквозняком запоздало пришел запах. Такой знакомый и в тоже время такой пугающий.
Парфюм «La’Vett». Запах Фрэнка.
И тяжкие миазмы разложения…
И запах сырой земли…
Она была в запертой клетке…
* * *
-У вас хорошие линзы?
-У меня линзы – что надо линзы.
-Сфокусировать сможете на таком маленьком объекте?
-Что вы меня учите?! Я много лет уже фотографом! Поверьте, знаю своё дело.
-Да-да, конечно. Господи, ну и беспорядок тут!
-У вас в мастерской тоже отнюдь не чисто.
-Вы правы. Послушайте, может, другую муху найдём? Это высохла вся, у неё вон и лапки отломились, крыльев нет.
-Лапок нет – не убежит. Крыльев нет - не улетит.
-А как мы тогда поймем, что она ожила?
-Ну головой же она будет вертеть.
-Это вам не базарная бабка чтобы головой во все стороны вертеть. Выбросьте вы эту гадость. Нашли самый дрянной экземпляр. Фу-у-у.
-Зачем вы её сдули?!
-Забудьте про неё. Вот нормальная муха. И с крыльями, и с лапками. От чего они у вас тут дохнут? На витрине целое кладбище.
-Химикаты. Я когда проявляю фотографии, тут так пахнет, что не только мухи, соседи падают! Подвиньте её сюда, на центр. Вот так.
-Как только сфотографируете, мы её под стакан, чтоб не улетела. Снимок проявлять много времени займёт?
-Часа два, три. Послушайте, а что если ваша теория окажется правдой? Что тогда?
-Ну… наверное, надо будет уничтожить инструмент, который способен это сотворить.
-Вы говорите…
-Да, о фотоаппарате. С ним надо будет что-то сделать, чтобы он не попал в руки плохих людей. Вы же понимаете. Может, разбить в дребезги. Или сжечь. А может и то и другое.
-Вы... вы…
-Дитрих, вам плохо?
Город окутывала тьма.
Вечерняя прохлада облизала улицы. Дождь омыл дневную суету и грязь.
На мостовой подыхала собака. Голод иссушил её живот, прорисовал рёбра на боках, потушил в глазах блеск жизни.
Из питейного заведения «Кривой пират» возвращался домой припозднившийся посетитель. Шатаясь и цепляясь за подвернувшиеся под руку заборы, а то и вовсе падая, медленно, но верно пробирался сквозь тьму домой. За долгие годы тренировки обрёл он бесценный навык – находить путь домой даже в состоянии граничащим с комой.
-Ой, три пирата загуляли! – попытался спеть он, дабы украсить тихую скучную ночь своим прелестным дребезжащим фальцетом. Жалобно заскулила собака, одобряя ор.
-Ой, три пирата! – допеть не получилось. Хмель натянул вожжи, и гуляка повалился в лужу. Выругался, потом рассмеялся. Кряхтя, поднялся, испачкав грязью себя и чьи-то недавно выбеленные стены дома.
-Загулял пират! Загулял молоденький!
Из переулка вышли двое. За ними еще трое. И ещё пятеро.
-О! Ребята! Рад вас видеть! Пропустить по рюмочке не желаете? У меня есть.
Те не ответили.
-А чего вы так глазами светите? Денег нет? Нате! – звякнули медяки о каменную мостовую.
Кто-то из незнакомцев зашипел по-змеиному и все разом двинули на гуляку.
-Ну и рожи! А глаза…
Глаза и вправду странно сияли огненным цветом, наливаясь кровью, и в ночной мгле светили не хуже луны.
-Ребята, вы чего?
Они окружили жертву, рыча и истекая слюной, стали рвать на куски.
Последний миг, когда запоздало улетучился хмель, уступая место жуткой невыносимой боли, бедолага разглядел лица убийц. Крик поднялся волной, но не смог прорваться наружу – чья-то челюсть сомкнулась на горле…
Тьма поглотила город…
* * *
В полицейском участке кто-то ходил.
Анита знала – это пришли за ней. И отнюдь не служители закона.
Мертвецы.
Во главе с Фрэнком. Забрать с собой, утянуть под корни деревьев, в земляные рвы удушающего страха, веками пропитанные болотными ядовитыми газами и перегноем человеческой и звериной плоти. Придет, чтобы отомстить за свою поруганную честь. За измену. И эта плата будет последней в её жизни.
Там кто-то был.
Спрятаться – куда? Четыре стены да доска кровати.
