Почти двадцать минут стоит глухая тишина, разбавляемая только вознёй крыс возле мусороприёмника, а потом на лестнице, будто из ниоткуда, слышатся шаркающие шаги. На человеке, что их производит, плотный вязаный свитер с воротником, в ворсинках которого, словно жемчужины, застряли капли воды, спортивные штаны, что явно ему малы, и галоши.
Остановившись, несколько секунд он глядит на связку ключей, потом вдруг обнажает выступающие, как у матери, зубы, сплошь в розоватом зубном камне.
— Птичка вернулась, — произносит он. — Я скучал.
Открывает дверь с торчащими в ней ключами и исчезает. Вновь становится тихо.
Глава 14
Ручей мертвецов
Блог на livejournal.com. 14 мая, 17:02. Вот и всё. Вечная темнота наступила.
…Всё случилось раньше, чем я предполагал. Ровно в 15:13 подземная темнота перехлестнула через подоконник и затопила квартиру. Я ждал этого момента с самого утра. Я вытягивал шею и даже встал на табурет, чтобы ухватить последние моменты моего пребывания на поверхности. Удивительно. Никто, похоже, не заметил, что целый дом ушёл под землю! Прохожие шли мимо с полными пакетами: из супермаркетов, с портфелями — с работы или на работу, или просто праздно засунув руки в карманы. Только какой-то мальчишка лет восьми или девяти, опустив палку, которая, видимо, играла роль ружья, и, прекратив жевать жвачку, во все глаза уставился на меня. Наверное, он смотрел на кошку на козырьке парадной или на затеявших драку воробьёв. Жалко, он не носит очков: я бы, наверное, сумел разглядеть в их отражении, что же он увидел.
Стёкла дрожали — мелкие камешки и комья земли отскакивали от них, будто шрапнель. Я слез с табурета, приземлил на него свою пятую точку. И смотрел, единственный в кинотеатре зритель, на проползающие мимо перекрытия, и части фундамента, и куски асфальта, и корни газонных деревьев. Лифт на всех парах нёсся прямиком в ад (по сравнению с начальным, еле заметным глазу движением, это была просто-таки космическая скорость).
К счастью, электричество не покинуло мои провода, так же как вода не покинула трубы, а странная штука по имени интернет — мой компьютер. Я чувствовал натуральное отчаяние. Меня везут на убой, словно корову, которая тоже, возможно, всё понимает. Мне захотелось отпраздновать рубеж, за которым всё происходящее перестало наконец притворяться, и я, кстати, до сих пор сижу и праздную: в моей руке полная кружка какао, что я берёг на чёрный день. Хотя нет, уже не полная… уже две третьих. Так вот, перво-наперво я включил музыку. Поставил-таки эту грешную пластинку на проигрыватель и опустил иглу. Майка мокра от пота, и если б мой мочевой пузырь не был пуст, как донышко портового бочонка, я бы имел ещё и мокрые штаны. Кажется, я дьявольски хохотал. Стало темно, и я едва видел кончики своих пальцев, полагаясь только на моргающий свет из прихожей.
Вряд ли поклонники классической музыки знают, что можно подпевать их любимым произведениям, но я делал это, плюхнувшись прямо на пол. Орал во всю глотку, что уж там! Раструб граммофона в темноте казался исполинской воронкой, в которую скоро, закрутившись волчком, ухнет всё сущее. Неосознанно ожидал истеричного стука в стену, но, похоже, я всё-таки один. Все они сошли где-то на другом этаже, и только я, потерявшийся маленький человечек, не имею больше дома под солнцем.
Музыка кончилась, а руки до сих пор дрожат. По чёрной жидкости в кружке бежит рябь — уж простите мне мой поэтичный язык! Просто пытаюсь отвлечься. Что-то страшное происходило под эту музыку. Её включали так громко, что выжившая из ума бабулька отбивала себе все руки, пытаясь достучаться через стену до соседей. Зачем? Чтобы заглушить… что? Вопли? Призывы о помощи? Ругань? Как бы то ни было, я скорее поставлю на это, чем на то, что всё семейство вальсировало здесь под Скрябина, разбившись на пары…
1
Бродить кругами иногда можно бесконечно. Ты просто идёшь, без направления, без цели, переставляешь ноги, как чёртов робот, и жители окрестных домов, тыча из окон пальцами, говорят: «Вон ещё один неприкаянный», а потом задёргивают шторы. По доброй воле никто не торопится выходить под дождь. Юре было всё равно. Позволив телу шагать в произвольном направлении, он старался не упустить момент, когда способность ясно мыслить вернётся. Раздобыл в каком-то почтовом ящике газетку с брачными объявлениями и смастерил из неё подобие шапки, чтобы хоть немного укрыться от дождя.
Иногда Хорь вскидывал голову и думал: нужно возвращаться. Или: я не мог ему помочь. Один раз он видел компанию забулдыг, страшно похожих на завсегдатаев Лужи; они, видно, совсем упились и едва переставляли ноги. Несмотря на то, что под языком пересохло, а костяшки пальцев начало нещадно саднить, он поторопился затеряться в одном из переулков. Наверное, не будь Юра дезориентирован, он смог бы расправиться с напавшим на него монстром там, в лесу. Странно, он всегда был тем, что старики называют «интеллигентным мальчиком», любые споры предпочитал решать, отпирая сейфы своего сердца и доставая серебряные весы тонкого литья. Он мог быть бесконечно терпелив: педагогу по-другому нельзя. Но с приездом в этот город его словно вывернули наизнанку, выставив на всеобщее обозрение те черты характера, о которых Юра даже не подозревал.
Он беспокоился об Алёне и решил ей позвонить. Наверное, пришло время сменить гнев на милость. Ещё ни разу они так надолго не разлучались, и сейчас Юра подумал: «Пора бы прекратить игры в кошки-мышки». Он достаточно её наказал… и в достаточной мере соскучился. Уж лучше вернуться в отель, раздобыть у безотказного, всегда вежливого Петра Петровича верёвку и попросить связать враждующих супругов, спина к спине, локтями, позволить порам и позвонкам врасти друг в друга, стать единым целым, отныне и навсегда. Думая об этом, Юра вдруг почувствовал твёрдую эрекцию. Он огляделся в поисках телефонного автомата и тут же увидел его на другой стороне улицы, прямо за светофором, который, как психически больной, подмигивал жёлтым глазом. Грибы с чёрной шляпкой и полным сверкающих монет брюхом всегда росли ровно там, где надо, это забавляло Юру и одновременно его пугало.
Телефон выдал дробь коротких гудков, и Хорь потёр грудь: сердце стало таким большим, что пространства меж рёбер едва хватало для его нормального функционирования. Он сбросил звонок, скормил монетоприёмнику ещё одну пятёрку и набрал портье.
— Отель «Дилижанс», — без промедления ответил Пётр Петрович.
— Позовите, пожалуйста, мою жену, — попросил Юра. — Пусть спустится к телефону.
— О, это вы, — оживился хозяин гостиницы. — Как продвигается дело высочайшей важности?
— Не слишком хорошо. К вам ещё не заглядывали полицейские?
Юре, кажется, удалось поразить Петра Петровича второй раз за сутки.
— Нет, — сказал он, помолчав. — Полицейские? По поводу самоубийства Славы уже опросили всех возможных свидетелей. Дело ясное. Они сказали, что чувство вины может толкнуть человека на любые необдуманные поступки — особенно когда оно слишком сильно и затмевает собой здравый смысл. Мы все виноваты. Не следовало выпускать его из виду. Где вы ходите в такую погоду? Заглядывайте на огонёк. У нас свежий и восхитительно горячий кофе. Дамы решили устроить вечером танцы и вовсю ведут приготовления.
Юра подумал, что старик необычайно болтлив.
— Я хочу поговорить с женой, — сказал он. — Не могли бы вы позвать её к телефону?
— К моему великому сожалению. Покинула нас не далее, чем полчаса назад, не сдав ключи. Её выпустил Лев. Они разминулись с доктором.
— С доктором? С каким ещё доктором?
Метрдотель помолчал.
— Думал, вы знаете. Она была на приёме у местного врача.
— Она мне ничего не говорила.
Быть может, если бы я разрешил себе выслушать её… — подумал Юра.
