Ознакомительная версия.
Честно говоря, я не на многих кладбищах бывал в своей жизни, но кладбище городка Г. было своеобразным. На нем не были захоронены какие-то выдающиеся люди, как, скажем, в Москве или Питере, здесь не было оригинальных крестов и статуй, как во Львове, здесь вообще ничего такого не было, о чем можно сказать, что да, это — только у нас.
Кладбище городка Г. поражало только одним — своим размером, который совершенно не соответствовал населению и площади самого Г. Такое огромное кладбище может быть в Столице или в областном центре, но никак не в заштатном провинциальном городишке с населением в двадцать пять тысяч человек. А все остальное самое типичное — могильные плиты, чугунные оградки, звездочки у ветеранов войны, кресты из мрамора и снова плиты, плиты, плиты.
В назначенный час (было около 10 утра) я уже стоял возле центральных ворот с двумя бутылками водки. Никого возле них не было. Начинал мелко моросить дождь, из носа снова потекли сопли, и выпить водки уже захотелось мне самому.
— Прывит, курсантик, — это был тот же голос, который я слышал в трубке. Но подошел ко мне совершенно молодой мужик лет тридцати, правда, полностью седой. Его появление вызвало на моем лице изумление. — Що такэ? Чого злякався?
— Думал, что вы постарше будете.
— Так я и так старшэ за тэбэ, двадцять висим рокив.
— А что с голосом?
— Жыття мэнэ нэ любыть. Ось лыцэ молодэ, а голос и волосся, як у старого. Да ты, я бачу, тэж весь сидый. Щэ голос тилькы вбыты, и будэш як я. Гы-гы-гы.
Типун тебе на язык, придурок.
— Мне нужна могила женщины по имени Ангелина. Фамилии не знаю. Хоронили на прошлых выходных. Покажете?
— Давай за мною, — и мы пошли в глубь кладбища. Я пытался запоминать дорогу, потому как этой же ночью собирался прийти сюда опять. Минут через пятнадцать мы пришли к свежей могилке возле самой дороги. Могила выделялась своей пустотой. У изголовья был водружен деревянный крест, а на самой могиле был лишь один венок. Я подошел поближе и прочел надпись: «Дорогой Ангелине от ее коллег. Скорбим». От каких коллег? Ну да ладно, главное, что я теперь знаю, где она…
— Тилькы йийи тут нэмае, — заговорщицки прошептал мне сторож в самое ухо.
— Что значит «нэмае»? — опешил я.
А сторож еще тише прошептал:
— Вона у иншому мисци захована.
Я почему-то тоже перешел на шепот:
— Где?
— Тут нэподалик. — У меня отлегло на сердце. Слава богу, что где-то рядом, а, скажем, не в Туве. — Алэ я нэ скажу.
Твою мать!
— Так я ж водку принес.
Сторож посмотрел на бутылки грустными глазами и снова нагнулся к уху:
— Мэнэ тоди вбьють.
— Покажешь, куплю третью бутылку. Литровую.
Последний аргумент перевесил.
— Тилькы никому. Идэмо. — Мы прошли еще метров десять правее и остановились все под тем же забором в небольшом земляном стоке. — Ось тут.
— Где тут?
Сторож указал прямо на то место, где я стоял. Я огляделся кругом: обычная канавка, кругом ровная земля, нигде нет никакой пометки. Мне даже показалось, что сторож меня разыгрывает. Он в это время нагнулся и отковырял из-под земли консервную банку.
— Ось тут йийи голова. Туды йдуть ногы.
Только сейчас я пригляделся чуть внимательней к месту, куда указал сторож. Последнее время часто шли дожди, и земля именно в этом месте осела чуть глубже, чем в остальной части канавы. К тому же, получается, похоронили Анилегну не к забору ногами, как всех умерших здесь хоронят, а вдоль забора.
— Ты ее здесь закопал? — я как-то незаметно перешел со сторожем на «ты».
— Я.
— А кто похоронен в официальной могиле Ангелины?
— Нэ знаю. Жинка якась.
У меня похолодело в груди. Я почему-то подумал о своей маме.
ОПЕРЕЖЕНИЕ
21 апреля. Пятница
Это фобия. Я просто перепуганный придурок. Нельзя вообще о таком думать. Я действительно постоянно призываю беду. И — стоп! Эсэмэску от мамы я получил прошлой ночью! А хоронили женщину в могиле Анилегны неделю назад! Там не может быть моей мамы. Просто не может — и хватит.
С такими мыслями я перешел мост и оказался в городе. Впереди начинался старый город, затем монумент Вечного огня, «Детский мир» и дальше — площадь Мира. Именно на ней и располагалась районная библиотека городка Г. По дороге мне стало попадаться все больше людей, среди которых, к счастью, пока не было ни одного знакомого. Впрочем, одной из особенностей этого тухлого городишки заключалась в том, что меня как раз могли и узнать, в то время как я об этом мог даже не догадываться.
Я уже прошел половину пути к библиотеке, как заметил краем глаза сумбурное движение на противоположной стороне улицы. Лишь чуть повернув голову, я увидел офицера с повязкой «П» на рукаве и двух солдатиков. Все трое быстрым шагом двигались в мою сторону. Я тут же сообразил, что если милиция меня на некоторое время в таком одеянии оставит в покое, то военная комендатура Г. может с успехом временно занять их место. Сорваться с места и попробовать убежать, конечно же, можно, но тогда в библиотеку я уже точно не попаду. Но и не показывать же им удостоверение помощника народного депутата? Я шел чуть впереди, и патрульные могли предположить, что я их еще не увидел: поэтому я резко свернул в узкую улочку и завернул за двухэтажный дом. За спиной я услышал топот кирзовых сапог. Времени размышлять не было, я перепрыгнул низенький забор, который начинался от дома и шел вдоль всей узкой улочки, и прижался к одинокому кусту, прилегающему к этому же забору. Тут же в полуметре от меня остановилось три пары сапог, и я услышал голос:
— Убежал сучок?
— Сейчас найдем, товарищ капитан!
Товарищ капитан, так же как и мой депутат С., любит употреблять словечко «сучок» к своим подчиненным. Видимо, у них какая-то особенная любовь к древесине. Я еще плотнее прижался к кусту, стоит только этим солдафонам заглянуть за забор, как я тут же буду обнаружен.
— Женщина, вы тут курсантика не видели? — обратился к кому-то товарищ капитан.
— Не видала.
У меня похолодела спина. Это был голос Обуховой!
— Так, ты давай за дом, а мы дальше по улице, — скомандовал капитан, и солдафоны разбежались в разные стороны.
Я остался лежать под забором, уже практически забыв про них и прислушиваясь к удаляющимся шагам Обуховой. Когда топот кирзовых сапог стих совсем, я посмотрел в щель: за поворотом на улицу, с которой я только что свернул, скрылась фигура в черном, прихрамывая на одну ногу. Пусть и со спины, но я ее узнал, это точно была Татьяна Александровна Обухова. Как только она скрылась за поворотом, я выпрыгнул из-под своего куста и, перепрыгнув забор, направился вслед за женщиной. Несколько секунд подождав, я вышел за Обуховой обратно на улицу — она направлялась в центр. Татьяна Александровна явно куда-то спешила, по крайней мере, шла значительно быстрее среднестатистической женщины, которой уже за пятьдесят. Попеременно оглядываясь назад, чтобы из-за спины не выскочил патруль, я последовал за Обуховой. Каково же было мое удивление, когда она свернула на площади Мира и направилась прямо в библиотеку.
Ознакомительная версия.
