Пока они ковыляли к машине, в дверях возникла шатающаяся фигура. Это был Джейф. То, что он стоял на краю Субстанции и избегнул ее волн, подтверждало его могущество, но теперь от его власти, похоже, мало что уцелело. Руки его превратились в лохмотья, свисающие с костей.
Лицо его тоже было изуродовано, но не зубами, а тем, что он увидел. Не разбирая дороги, он зашагал к воротам. За ним ползли пятна тьмы — то, что осталось от его тератов.
Тесле хотелось расспросить Грилло о том, что он видел, но не сейчас. Сейчас ей довольно было того, что он жив. Жив в этом мире, где вся жизнь находилась под угрозой.
Она понимала, что все только начиналось. Что там, на дальнем берегу Субстанции, Иад Уроборос острят свое оружие и готовятся к переправе.
Президенты, мессии, шаманы, святые и сумасшедшие тысячи лет пытались насилием, деньгами, постом и молитвой достичь Субстанции. Почти никому из них это не удалось. Субстанция была надежно защищена уже тем, что лишь немногим удавалось видеть ее больше трех раз в жизни и не сойти с ума. Но, увидев ее, каждый стремился попасть туда снова. Это стремление вызывало боль и гнев. Заставляло делать добро в тщетной попытке заслужить доступ туда. Заставляло делать зло, чтобы отнять тайну у тех, кто якобы знал ее. Заставляло творить богов и низвергать их.
Те немногие, что предприняли то же путешествие, в которое теперь отправились Хови, Джо-Бет, Томми-Рэй и двадцать два гостя Бадди Вэнса, не были случайными людьми. Всех их Субстанция избрала сама; все они в той или иной степени были подготовлены.
Но Хови был подготовлен не больше, чем любом стул, затянутый в бездну волей случая. Сначала он проносился через потоки энергии, потом что-то вроде молнии, какая-то короткая вспышка ослепила его. В этот миг исчезли все звуки и предметы, летевшие вместе с ним. Постепенно свет начал разреживаться темными промежутками. Хови даже подумал, что глаза его закрыты и все, что он видит, происходит лишь в его сознании.
Если так, то образы эти были достаточно четкими. Он видел Джо-Бет и кричал ей слова любви, но она не откликалась. Ничего удивительного — рядом с ними, в том же мысленном облаке, плыл Томми-Рэй, а кто может быть роднее, чем брат-близнец, в этом совместном возвращении назад, в утробу? Хови не завидовал Томми-Рэю ни в чем — ни его красоте, ни его силе, — кроме этой предвечной интимности, которую тот делил с Джо-Бет до секса, до голода, даже до первого вздоха. Он лишь надеялся, что в конце жизни, когда тоже не будет больше ни секса, ни голода, ни дыхания, он останется с Джо-Бет, как Томми-Рэй в начале.
Потом ее лицо исчезло, сменившись новым зрелищем. Теперь это были не люди, а пейзажи, возникающие и исчезающие так быстро, что он едва успевал их разглядеть. Наконец он оказался среди удивительно реальный ночи. В лицо ему повеяло прохладой. Сзади он услышал голоса Ричи и Лема. Он стоял на дамбе, а на горизонте вырисовывались очертания ночного Чикаго, залитого огнями. Значит, расстелившаяся перед ним водная гладь — это озеро Мичиган, единственное море, которое он видел в своей жизни. Воздух был тем самым воздухом Чикаго, но озеро как-то изменилось. Раньше он думал о нем лишь как о месте, где люди, имеющие деньги, раскатывают на яхтах, а потерявшие деньги — топятся.
Теперь он думал о другом, пока бежал по пирсу, слыша за спиной голос Лема. Озеро ждало его впереди; оно было огромным, а он крохотным.
Он побежал быстрее, чувствуя, как пружинят доски под ногами, и в нем росло убеждение, что это бред, соединенный с воспоминаниями детства и призванный свести его с ума на переходе от иллюзорной реальности оставленного им мира к тому неведомому, что лежало впереди. Шаг его делался все легче и легче — он почти летел. Теперь у него был шанс убедиться; действительно ли море снов реально, по крайней мере, как Паломо-Гроув, или же оно представляет собой чистую мысль. Если так, в нем слишком много мыслей; десятки тысяч огней плясали по поверхности, одни из них взлетали вверх, как ракеты, другие погружались в глубину. Хови вдруг увидел, что он и сам светится — как слабое отражение сияния Флетчера.
Барьер в конце пирса был в нескольких футах от него. За ним — вода, о которой он уже не думал, как об озере. Это была Субстанция, и сейчас она сомкнется над его головой. Он не испытывал страха, напротив, не мог дождаться этого момента. Барьер, словно больше не нужный, растаял в воздухе, и Хови прыгнул в море снов.
Среда, в которую он попал, не была похожа ни на теплую, ни на холодную воду. Но он плыл в ней без всяких усилий, окруженный гроздьями серебристых пузырьков. Он не боялся утонуть. Он вообще ничего не боялся, а только благодарил судьбу за то, что она доставила его сюда.
Он оглянулся на пирс, с которого прыгнул. Тот сыграл свою роль и теперь медленно таял в воздухе, как перед этим барьер.
Он с замиранием сердца смотрел на это. Космос исчез, и теперь он был в Субстанции.
* * *
Джо-Бет и Томми-Рэй попали туда вместе, но видели разные картины.
Страх, который испытывала Джо-Бет, остался позади, в светящемся облаке. Она успокоилась. За руку ее держал уже не Томми-Рэй, а мама, как в детстве, когда она еще не заперлась дома. Они гуляли в сумерках по высокой траве. Мама пела. Если это была молитва, то она не разбирала слов, которые попадали в ритм их шагов. Джо-Бет рассказывала что-то, чему ее учили в школе, чтобы мама видела, какая она прилежная ученица. Все рассказы почему-то были о воде. О том, что она есть всюду, даже в слезах; о том, что в воде зародилась жизнь; о том, что в теле человека больше воды, чем любого другого вещества. Долго ее рассказы звучали вместе с песней, как вдруг в воздухе что-то изменилось. Подул ветер, и в нем чувствовался запах моря. Она подняла к нему лицо, забыв о своих уроках. Голос мамы смолк. Если они еще держались за руки, Джо-Бет не чувствовала этого. Она шла вперед, не оглядываясь. Трава кончилась; голая земля спускалась к морю, где плавали бесчисленные лодки с зажженными на корме свечами. Внезапно земля исчезла из-под ног. Страха она не чувствовала, хотя знала, что мама осталась позади.
Томми-Рэй увидел Топангу, то ли на рассвете, то ли на закате. Хотя было почти темно, он слышал голоса и смех девушек, плещущихся в воде. Песок под его ногами был теплым — они только что лежали здесь. Он пошел к морю, зная, что они смотрят на него. Он не хотел замечать этого. На обратном пути он, быть может, осчастливит какую-нибудь из них.
Теперь, увидев море, он понял, что что-то не так. Не только потому, что пляж был пустым, а море темным; у берега покачивались трупы. Их плоть фосфоресцировала. Он замедлил шаг, но знал, что не может остановиться или повернуть назад. Он не хотел, чтобы кто-нибудь, особенно эти девушки, подумали, что он боится. Но он боялся. В море какая-то радиация; пловцы отравились и умерли. Теперь он ясно видел их: их кожа была серебристой и черной, волосы светились, как облака. И девушки тоже были там.
