– Всегда. Он был первым моим мужем, – и библиотекарша горько усмехнулась.
Через десять минут я уже сидел в парке городка Г. на самой глухой лавочке, какую только смог найти, и размышлял, как позвонить Владлену Григорьевичу – бывшему главному редактору «Трибуны труда». Проблема заключалась в том, что денег у меня оставалось тридцать пять гривен, а карточка пополнения счета стоила двадцать пять. Г. – это не Столица, и даже не Васильков, деньги местное население в подавляющем большинстве видит редко, и в основном мелкими купюрами. Идти на почту или появиться возле не факт что работающего таксофона в центре города, было слишком рискованно. А тратить две трети своих финансов – жалко. Я достал из кармана старенький мобильный телефон, который нашел в Алисиной квартире, и машинально набрал номер проверки счета. Тут же высветилось: «На вашем счету 32 гривны, 23 копейки». Ни хрена себе! Меня даже не расстроило традиционное число 23 (да 32 – это 23 наоборот). На мобильном денег оказалось почти столько же, сколько в портмоне. Иногда стоит заглядывать в то, что у тебя под носом, а не искать приключений непонятно где. Проблема «позвонить редактору» была решена, и я стал обдумывать, что ему сказать. В голову лезла всякая херня, вроде «курсанты нашей части из патриотических побуждений интересуются историей Г-го района, и ваша газета способна внести неоценимый вклад в удовлетворение наших искренних стремлений». В результате, так ничего путного и не надумав, я набрал номер и стал ждать ответа.
2-23-04. 2 – два дня до Пасхи, 23 – день Пасхи, 04 – количество детей, необходимое для оживления гулу.
– Алло! – прокряхтел мне в ухо откровенно старческий голос.
– Здравствуйте, Владлен Григорьевич, я курсант Виктор, мне необходимо с вами встретиться.
– Алло!
Еб твою мать. Тридцать две гривны может не хватить.
– Здравствуйте! – я стал кричать в трубку. – Меня зовут Виктор, я – курсант, мне надо с вами встретиться!
– А? Курсант?
– Да! По поводу газеты!
– Какой газеты? – старичок так хрипел в трубку, как будто я только что вытащил его из могилы.
– «Трибуна труда»! Вы были ее редактором!
На том конце повисла тишина. Не слышно было даже сопения старика. Молчание затянулось, и я даже подумал, не отключился ли телефон.
– Что вам надо? – голос у Владлена Григорьевича несколько изменился, он стал теперь более собранным.
– Мне нужно посмотреть один номер газеты за шестьдесят девятый год.
– У меня нет газеты «Трибуны труда» за апрель. Старый пень! Я же не сказал, что мне нужна газета именно за апрель!
– Владлен Григорьевич, я вас умоляю! Жизнь человека в опасности! – Неожиданно для самого себя я стал говорить вещи, максимально приближенные к правде.
Тема курсантской заинтересованности в данный момент не проходила напрочь. – Мне нужно посмотреть только один выпуск!
– Молодой человек! Ко мне уже приходила женщина и украла газеты за апрель шестьдесят девятого года. У меня их нет. Я говорю вам правду.
Теперь уже замолчал я. А что, если у него действительно нет этой газеты? Что тогда делать? Топать на… Мои мысли прервал старичок:
– Но один экземпляр за этот год остался.
– Какой? – у меня перехватило дыхание.
– Последний, апрельский. Я храню его отдельно от всех остальных газет.
– В этом номере было опубликовано стихотворение девочки Н.Н.?
После непродолжительного молчания я услышал:
– Мой адрес – улица Гурвича, дом два, квартира три. Приходите. – И тут же в ухо полились короткие гудки.
Дом 2, квартира 3 – вместе 23. Через пятнадцать минут я подходил к улице Гурвича. Вообще, где какая улица находится в Г., я толком не знал, вернее, не мог сказать название конкретной улицы. В самом городке, как и в сотнях ему подобных, обычно несколько центральных улиц. Так же было и в Г. Главная улица – 1 Мая, ее пересекают Карла Маркса и Ленина. Все остальные места идентифицировались по базарному принципу – «возле автовокзала», «возле спиртзавода» и т. д. Помимо этих трех улиц я знал названия еще только двух: Матросова (как-то директор во время практики послал меня с запиской на эту улицу, вот и запомнилось) и как раз – Гурвича. Когда мы с мамой вместе крестились, поп жил именно на Гурвича, которая как раз и прилегает к церкви.
Улица Гурвича находилась относительно в центре, была относительно широкой и относительно недлинной. «Относительно в центре» потому, что все административные здания в Г. разбросаны где попало, и определить, где именно в этом городишке находится центр, практически невозможно. «Относительно широкой» потому, что недавно на ней вырубили все деревья, и она скорее казалась шире остальных улиц городка, чем являлась на самом деле. А «относительно недлинной» потому, что она была исключительно прямой и если по ней идти, то расстояние кажется не таким большим, как, скажем, если идешь по такой же, но извилистой улочке. На другом конце улицы виднелась на сей раз уже безотносительно большая церковь, потому что других церквей в Г. попросту не было.
На большом белом доме я разглядел номер «2» и подошел к калитке. Тут же на меня из кустов кинулась огромная черная собака. Она была без привязи, и я отошел от калитки, боясь, как бы эта псина не пролезла через какую-то щель на улицу.
– Аделаида, фу! – из-за угла дома я услышал знакомый голос, а еще через секунду увидел тощего старика в протертом сером костюме, служившем для него скорее робой, чем выходной одеждой. – А вы оказывается действительно курсант. Здравствуйте, молодой человек!
– Добрый день, Владлен Григорьевич. Злой у вас пес.
– А она у меня кидается только на злых людей.
Мне стало неприятно от этих слов. Не то чтобы я себя считал большим добряком, скорее даже наоборот, но всегда неприятно, когда подобное говорят тебе прямо в лицо. А тут еще и собака, как бешеная, рвалась ко мне, норовя перепрыгнуть через калитку.
– Понятно… Владлен Григорьевич, вы мне покажете газету?
– Виктор, вы не слышали, что я про Аделаиду сказал? Она кидается только на злых людей. А злым людям я не помогаю.
– Владлен Григорьевич, я не…
– Я сказал, Виктор, злым не помогаю. Вы можете проверить или убирайтесь.
– В каком смысле «проверить»?
– Я открою калитку, и если Аделаида на вас не набросится, значит, вы не злой человек и тогда я вам помогу, чем смогу.
– А если набросится?
Я со страхом смотрел на черную псину, из пасти которой текла слюна и которая неистово пыталась просунуться сквозь узкие прутья калитки.
– А если набросится, значит, вам не повезло. Она у меня тоже злых людей не любит.
