— Вертолет, — сказала София.
Руки у Анны похолодели. Она натянуто улыбнулась.
— Да. Тебе что-нибудь принести?
— Нет, ничего.
— Пойдем, я отведу тебя в комнату.
— Спасибо.
София поднялась с дивана и покачнулась. Анна поддержала ее и, обняв за плечи, медленно, как инвалида, повела в спальню, молясь, чтобы в этот момент не выглянул Брайан и не увидел, в каком состоянии действительно находится его мать. Молитва была услышана. Она довела Софию до постели и помогла ей лечь.
— Спасибо, Анна. Даже не знаю, что делала бы одна. Сам Господь послал тебя к нам.
— Поспи.
— Извини. Ты приехала к нам в гости, а в итоге возишься с больными. Сама не знаю, что со мной происходит.
— Не переживай. Все пройдет, — сказала Анна. — Я присмотрю за Брайаном.
София еще что-то пробормотала, но Анна не разобрала слов. Она постояла над сестрой несколько секунд, раздумывая, стоит ли накрыть ее одеялом или нет. От жары в доме делалось дурно, и она решила, что не стоит. Опустив шторы, она вышла и закрыла за собой дверь.
И снова с улицы послышался низкий рокот. Некоторое время он нарастал, словно набираясь сил, а потом смолк, оставив лишь мертвую тишину. Во всем доме не было слышно ни звука.
Анна села в кресло и закрыла лицо ладонями. Она старалась не шуметь, но не могла удержать рыданий, на это не оставалось сил.
Это было жестоко, жестоко и несправедливо вот так отнимать у нее последнее утешение. Последнюю уверенность, которая оправдывала все, что произошло в Лос-Аламосе. Майкл погиб, и кто был этому причиной, как не она! Единственное, что Анна могла противопоставить этой мысли, была уверенность в том, что своей смертью он помог спасти множество жизней, избавив людей от пустоши. Уничтожив ее. Она хваталась за эту мысль, как за спасительную соломинку, которая, единственная, удерживала Анну от депрессии и полного опустошения. И вот теперь эта соломинка сломалась. Они не учли, да и не могли учесть, что люди из Кубы, оказавшись за пределами пустоши, за границей своего микрокосма — умирали. Это как-то забылось, стерлось из памяти, ушло на второй план, и вот теперь выступило, так рельефно и ясно, как всполох молнии. Они не спасли этих людей — они убили их. Целый город умирал, в этом не было никакого сомнения. Не ангелом-хранителем оказался для Кубы Майкл, а ангелом смерти. И не было оправданий ни его гибели, ни тому, что ждало теперь город. И ее сестру. И Брайана.
Анна сидела и плакала, а за окном ей вторила невидимая гроза.
Немного успокоившись, Анна пошла на кухню и выглянула в окно. Ветер без устали гнал по улицам мусор и обрывки бумаги. Воздух еще больше сгустился, он вибрировал над асфальтом, как будто город погрузился под воду. Медленно проехал джип. И снова загрохотало.
Анна отошла от окна и оглядела кухню. Наверное, стоит что-нибудь съесть и накормить Брайана. С вечера должно было остаться мясо. Его можно разогреть в микроволновке и сварить какой-нибудь лапши.
В холодильнике было темно: лампочка почему-то не зажглась, а по внутренней стенке лениво стекали капли воды. Анна вытащила мясо, понюхала и понесла к микроволновке.
Она тоже не работала. Как не горела люстра, не включался телевизор, даже вода из крана, пролившись несколькими каплями в мойку, иссякла.
Анна села на стул. Если в городе отключилось электричество, то не осталось никакой надежды. Все эти аппараты в госпитале: искусственные легкие, мониторы — они перестанут работать. Это конец.
Брайан сидел на кровати, обхватив руками живот. На полу валялись разбросанные игрушки.
— Как ты себя чувствуешь? — спросила Анна, присев рядом.
— Живот болит.
Анна пощупала его лоб, и он показался ей горячим.
Стены дома завибрировали в такт глухому грохоту на улице. Он теперь почти не умолкал, становясь то громче, то чуть затихая.
— Ты знаешь, где у вас лекарства?
— Да. В ванной. В шкафчике рядом с раковиной.
— Я сейчас вернусь.
— Ладно.
В аптечке обнаружился аспирин и баночка «Каопектата». Анна подставила под кран чашку и набрала немного оставшейся воды. Со всем этим она вернулась к Брайану. Он послушно проглотил лекарство; на первую таблетку воды хватило, а вторую ему пришлось глотать с трудом.
— Мама тоже заболела? — спросил он.
— Да, Брайан.
— Что с нами, тетя Анна?
Она погладила его по голове.
— Все будет хорошо. Ложись. Вам с мамой надо поспать.
Брайан улегся на постель, и Анна сняла с него кроссовки.
— Я буду в гостиной.
— Хорошо.
Анна поцеловала его и вышла из комнаты.
В гостиной было ужасно душно. Со стороны кухни раздавались стук и позвякивание. Анна пошла туда и увидела, что это бьется о раму открытое окно. Ветер окреп. Он поднял над улицей облака пыли и песка, укрыв город непрозрачной желто-серой пеленой. Она закрыла окно, и в доме стало немного тише.
Мясо все еще лежало у микроволновки, и Анна, не задумываясь, сунула его обратно в теплый холодильник. У нее заложило уши, а голову как будто сжали в тисках. Гул доставал до самых внутренностей, и негде было от него спрятаться. Он проникал повсюду через стены и пол, и они вибрировали ему в такт, словно дрожали.
За ними никто не приехал. Анна прождала два часа, но весь город как будто вымер. Несколько раз она ходила проведать Софию и Брайана. Они спали; София тихо, а Брайан постанывал и ворочался. Пот стекал по его щекам и впитывался в подушку. В гостиной дребезжала люстра, словно кто-то пересыпал битое стекло. А грохот все усиливался, поднимаясь к самому небу.
Анна сидела на диване, когда эта мысль пришла ей в голову. Пришла, что называется, «без стука» — целая и оформившаяся. И все сразу встало на свои места. Конечно, она уже слышала этот грохот, уже чувствовала эту дрожь под ногами и вокруг — Санта Ана! — вот, где это было. Хорек сказал, что так появляется язва. Но Майкл выключил установку, никаких язв уже возникнуть не могло. Или могло? А тогда… Эти странности в Софии — все становится понятным. Куба — это туннель. И теперь он разрушается, а те, кто прошли сквозь него — погибают.
Туннель. Но тогда кто же они, эти существа, так похожие на ее родных? И где настоящие София, Брайан и Тревис?
Ответ один: там — на другой стороне.
На улице бабахнуло так сильно, что качнулись стены. В своей комнате закричал Брайан, и Анна побежала к нему. Мальчик лежал, свесившись с кровати, и его волосы почти касались пола. Под головой темнела лужица рвоты. Его кожа казалось серой, как будто он…
— Нет!
Анна бросилась к нему и снова уложила на кровать. Лицо Брайана — мертвая маска с черными губами и закатившимися глазами, такое страшное, такое чужое, врезалось ей в память, как будто выжженное раскаленным железом. Никогда, проживи она еще хоть тысячу лет, не вытравить ей этот образ и не забыть его. Это лицо. Это…
