Врач зашел последним, сел в изголовье Андрея и опустил кислородную маску на его лицо. Он сам был бледнее умирающего подростка, и то и дело доставал новую бумажную салфетку, чтобы вытереть лоб.
Последними в лимузин заглянули Комар и Аня.
— Не вылезайте, парни, — сказал Комар. — Едем.
— Как? — спросил Паша. — Там же еще вещи.
— Люди в черном обещали, что все уладят, — сообщил Комар. Он бухнул на пол салона набитую сумку. Она упала, раскрылась, и из нее вывалилась гора тряпья. По машине распространился запах старой одежды и табака. У Ани была такая же сумка.
— Что это? — удивился Однокрылый Ангел.
— Маскарадные костюмы, — объяснил Комар. — Главный, щедрая душа, сказал, что Андрею они бы понравились, а ему за такие деньги ничего не жалко.
Он плюхнулся на диван напротив больного и вытащил из кучи первую попавшуюся вещь. Это оказался широкий красный плащ.
— Едем? — спросил водитель.
— Едем, — подтвердил Корби.
— Куда? — поинтересовался водитель.
— Москва-Сити, — сказал Корби.
Аня захлопнула откатную дверь. Машина тронулась. За окнами поплыли огни ночной Москвы. Корби посмотрел на Андрея. Он был жив и во сне крепко сжимал призрачную руку того, кто приходит из долин. Его дыхание облачком светлого пара врывалось в кислородную маску, на прозрачный пластик оседали сверкающие капельки конденсата.
Шестеро подростков и одно чудовище ехали на прощальный концерт.
Ночью стройку освещали яркие софиты. Машину чуть качнуло, и она покатила вниз, по бетонной поверхности съезда, уходящего под землю. Здесь все было таким же, как и два дня назад — серые стены, редкие неяркие лампы под потолком, глухое эхо и звук капающей воды.
«Хаммер» Токомина уже был здесь. Он стоял недалеко от лифтов, а рядом с ним остановилась еще одна машина — обычные старые «жигули». Около автомобилей Корби увидел Ару, Ника и «Зеленых Созданий». Приехали не только Ира и Рыжая, но еще огромный толстый Джуба — их басист, и элегантный, вечно укуренный Король — фронтмен и лидер группы.
Из-за группы подростков выступил отец Андрея. Его лицо было бледным и измученным. Он ждал сына и в то же время не верил, что тот еще может быть жив. Корби оглянулся на своих спутников и попытался представить, как это будет выглядеть со стороны, когда они сейчас выйдут из машины.
Они переоделись. Определение Комара оказалось неточным: эти костюмы были сделаны не для маскарада — скорее для классического театра. Красный фрак, белая тога, синий мундир. Вещи из всех времен, одеяния всех народов и профессий.
После переодевания Паша казался еще больше, чем обычно. Его медная кираса повторяла и подчеркивала формы груди и брюшного пресса. Он затянул на своих руках напульсники. Корби видел, как вспух и опал бицепс на напряженной руке.
Однокрылый Ангел тоже выбрал латы, но не из желтого металла, а черные с серебром. Мечи и крылышки в вензелях. Его строгое лицо с глубоко посаженными глазами странно изменилось. Казалось, он сошел со средневековой фрески.
Комар запахнулся в алый плащ. Цвет ткани был таким же, как и его красная прядь. Он царственно придерживал полы своих одежд и будто превратился в маленького, не совсем доброго принца, с которым следует быть осторожным.
Аня убрала волосы под широкополую черную шляпу с пером и вдруг стала похожа на мальчишку из сказки: ее глаза лукаво блестели в тени, а улыбка казалась каверзной.
Корби единственный не переоделся — он боялся своим движением лишний раз побеспокоить Андрея. Но он смотрел на друзей и чувствовал, что вместе с новым обличьем в них пришло волшебство. «Такие мы там, — вдруг подумал он. — А здесь можем только играть в это». На мгновение Корби испугался, что все, что они делают, превратится в комедию, в нелепый фарс. Но этого не произошло. Здесь и сейчас миры слились. Занимался новый день. Пошли четвертые сутки с тех пор, как Корби придумал банду. И все должно было измениться.
— Вы останетесь в машине, — сказал Корби врачу. — Вас отвезут назад. Спасибо за то, что вы сделали.
Тот кивнул и снял маску с лица Андрея.
* * *
Двое латников вынесли тело разбившегося юноши из машины. «Зеленые Создания» расширенными от удивления глазами смотрели, как движется странная процессия. Андрей, поддерживаемый Пашей и Однокрылым Ангелом, казался воином, павшим в бою, тем, кого несут на щите. Его спокойное лицо, кровь на светлых волосах, ткань, ниспадающая на руку, соединенную с рукой Корби…
«А ведь так и есть, — вдруг подумал Корби. — Он сражался всю свою жизнь, сражался так, как мало кто смог бы. Он получил свои последние раны в неравной схватке. А потом я, его друг, отбил его тело у врагов».
— Сын, — произнес Токомин.
— Он умирает, — сказал Комар. Он тоже не выглядел сейчас смешным. Его одежды цвета огня и крови словно подчеркивали то, что он сказал. Отец Андрея подошел к носилкам и долгим удивленным взглядом всматривался в чистое лицо мальчика.
— Отец, — узнал Андрей. Он медленно открыл глаза. Ему как будто было трудно проснуться, вернуться. Он смотрел на отца, но Корби чувствовал, что сквозь родное лицо Андрей уже видит другой мир.
— Я сделаю все, что угодно, чтобы спасти тебя, — сказал Токомин.
— Тогда давай попрощаемся, — ответил Андрей, — и ты уйдешь. Тебе не нужно возвращать мне долги, папа. Это я сегодня верну всем то, что им причитается. Мы с Корби взяли врага в плен. Осталось закончить.
— Мы держим его нашими руками, — объяснил Корби.
— Оно под покрывалом? — спросил мужчина со шрамом.
— Да, — подтвердил Корби.
— Сними, — попросил Токомин. — Я хочу его увидеть.
Корби мгновение смотрел на него, потом сдернул покров с чудовища. Кто-то из «Зеленых Созданий» издал непроизвольный возглас удивления и ужаса. Клубящееся серое существо потянулось к отцу Андрея, уставилось в его лицо своими темными глазами.
— Старый знакомый, — прошипел тот, кто приходит из долин. — Мой самый жалкий враг. Ты всегда был ничем, пешкой в руках других, даже в руках собственного сына.
Отец Андрея, не отстраняясь, смотрел ему глаза в глаза. На его скуле взбух желвак, и Корби показалось, что волны расходятся по глади Озера Боли. Мужчина медленно перевел взгляд на сына.
— Хорошо, — негромко сказал он. — Я сделаю, как ты просишь.
— Спасибо, папа, — прошептал Андрей. — Алеся у мамы. С ней все в порядке, я знаю. Она спит в моей комнате. Забери ее завтра утром, но не буди слишком рано.
Токомин вдруг низко поклонился сыну.
— До встречи, — сказал он, — если такая будет возможна.
