— Всей оставшейся жизни… — начала Мила и замолкла от бессилия слов, неспособных передать боль души. Горячие слезы заливали лицо. — Господи, мне ли осуждать?! Мне ли обижаться?! Господи, помилуй меня! — Огонь раскаяния превращал в пепел прежние мысли и желания, рождая новое, неведомое ранее, чувство жалости к своей обидчице. — На что потрачена жизнь?.. — с горьким недоумением проговорила она. — Бедная, бедная женщина…
С тех пор многое изменилось…
Машина летела вперед, рассекая черным блестящим корпусом весенний воздух, который свежей волной ударялся в подставленное ему навстречу радостное лицо Милы. Он трепал ее волосы, шумел в ушах, перехватывал дыхание рвущимся в легкие ветром, кружил голову терпким ароматом разгоряченной майским солнцем зелени, и все это женщине необычайно нравилось. Колеса с мягким шуршанием проглатывали километры дороги, мимо проносились, похожие на пышные наряды невест, белоснежные сады в изумрудном окружении.
Для Милы весна означала нечто неизмеримо большее, чем просто время года. Поэтому часть отпуска она предпочитала брать именно в мае.
При въезде в село их встретил радостный колокольный перезвон.
Лицо женщины озарилось светлой улыбкой.
— Надо же, словно нас встречают!
— Хочешь заглянуть в храм? — предложил Андрей, явно намереваясь угодить жене.
— А как ты догадался? — она благодарно взглянула на мужа.
— Я же тебя люблю! Так пойдешь? — еще раз спросил он.
— Конечно! Я ненадолго, только поздороваюсь с батюшкой Стахием.
— От меня привет передавай.
— Может, вместе?
— Как-нибудь в другой раз.
В понедельник муж, собираясь на работу, пообещал, что к выходным вывезет на дачу всю домашнюю живность.
— Вот если бы ты еще Василису прихватил!
От Андрея не укрылся грустный вздох жены.
— Кстати, она вроде собиралась!
— Правда?! — обрадовалась Мила. — А мне почему-то ничего не сказала!
— Наверное, хочет сделать сюрприз.
— Знаешь, иногда я так скучаю по прошлому, когда Лиса была еще маленькой и мы вместе ездили на дачу…
— Помнишь, по дороге мы покупали вкусные чебуреки?
— И останавливались, специально, у леса, чтобы их съесть, — продолжила с улыбкой Мила, — конечно, помню.
— Время, к сожалению, невозможно повернуть вспять! Через год наша дочь окончит институт и станет совсем взрослой, самостоятельной девушкой!
— Кажется, недавно туда поступала!
— Постараюсь в пятницу уйти с работы пораньше, — пообещал жене Андрей и торопливо поцеловал на прощание. — Ты тут без меня не скучай, буду звонить. И дом, пожалуйста, по вечерам не забывай запирать!
— Слушаюсь, мой генерал! — Мила шутливо «взяла под козырек».
— Нет, я серьезно! Обещай, а то я буду волноваться!
— Андрей, я уже давно не маленькая девочка!
— И все же…
— Не волнуйся, буду запирать. Поезжай, иначе опоздаешь!
Оставшись одна, она собралась, как всегда после зимы, устроить в доме генеральную уборку. Но, прежде чем к ней приступить, Мила достала с чердака сундучок и, усевшись на диван, задумчиво поставила его рядом с собой. Вид знакомого серебряного футляра всколыхнул прежние сомнения: «Вдруг похитителям, несмотря ни на что, удастся сделать книгу видимой? Лучше, спрятать ее где-нибудь в саду, так будет надежней. У калины, например. Вряд ли кому-то придет в голову там искать. А если кто-нибудь случайно увидит, как я закапываю? Нужно дождаться ночи».
День, заполненный длинной вереницей утомительных дел, наконец подошел к концу. В изнеможении, Мила добрела до кухни и включила свет. Часы показывали десять. Быстро покончив с чаем и бутербродами, она прилегла на диван и сама не заметила, как задремала. Ей снился залитый солнцем двор и сказочно-прекрасная, большая птица на крыше своего дома. «Жаль, что, кроме меня, никто не видит такую красоту!» — подумала Мила. Волшебная гостья спустилась на землю и направилась к калитке. Остановившись, она оглянулась на женщину, приглашая следовать за собой. Указывая дорогу, птица долетела до старой сосны, растущей у святого источника, уселась у самых ее корней и принялась клювом снимать дерн, то и дело посматривая на изумленную Милу…
Очнувшись, женщина нащупала в темноте кнопку ночника и взглянула на часы.
— Чуть не проспала! — с досадой на себя воскликнула Мила и поспешно поднялась с дивана. Прежний план уже не казался столь безупречным. Заварив крепкий чай, она уселась на кухне, ломая голову над тем, что бы мог означать странный сон. «Птица будто показывала, где спрятать книгу, — размышляла Мила, — а что, если так и поступить? Интересно, как отнесется к моей просьбе батюшка Стахий?»
Дорога до храма, в сопровождении затейливых соловьиных трелей и первых, робких лучей солнца, тепло которых уносил свежий ветерок, показалась приятной и необременительной. На южной стороне церковного двора, среди веселых тюльпанов и нежных капризных нарциссов, распускались изысканно-причудливые бархатистые ирисы. Мила остановилась, чтобы полюбоваться свежими цветами в каплях утренней росы. Волнение отступило. Женщина подошла к зарослям белого шиповника и дотронулась до прохладных тугих бутонов, готовых вскоре раскрыться. «Нет, она никогда не осмелится обратиться с такой просьбой к батюшке! Зачем обманывать саму себя? Нужно возвращаться домой, пока не поздно». Собственные мысли показались отвратительными.
— Трусиха, — с презрением прошептала Мила.
— Скажи на милость, что ты там делаешь?
Растерявшись, женщина отступила за живую изгородь.
Настоятель, ласково улыбаясь, посмотрел на кусты и покачал головой.
Мила вышла из своего укрытия.
— Здравствуйте, батюшка.
— И ты здравствуй, Милочка. А почему у тебя такой расстроенный вид? Бледная, под глазами круги. Ты ночью спала?
— Немного.
— Неужели тебе настолько не терпится посмотреть на икону?
— Какую икону?
— Значит, ты здесь по другой причине?
— Батюшка, простите, лучше мне этого не говорить!
— Видимо, дело серьезное. Наверное, оно связано с той злополучной книгой?
— Как вы догадались?
— По твоему мрачному виду. Мила, учти, если ты и дальше будешь продолжать молчать, я не смогу тебе ничем помочь!
— Мне нужен другой тайник…
— Ты кого-то опасаешься?
— Да. Думаю, нет, я уверена, — поправилась она, — скоро за ней придут!
— Кто придет?
— Не знаю.
