— Анита, — сказал Дольф. И ничего не добавил, но я его поняла. Поднявшись, я пошла в спальню. Мика, когда я проходила мимо, чуть коснулся пальцами моей руки. Дольф прищурился, и я поняла, что он заметил.
Он придержал для меня дверь, и я вошла в свою спальню. Было противно, что меня допрашивают в моем собственном доме, в моей спальне, но так все же намного лучше, чем ехать в город. Так что я свое недовольство оставила при себе. Наличествовали мертвые тела, и я даже не отрицала, что убила их я. Нет, я могла бы отрицать, если бы полагала, что это сойдет, но об этом даже думать было нечего, поэтому я и не стала.
Дольф показал мне на кухонный стул, принесенный в спальню. Сам он остался стоять — все его шесть футов восемь дюймов.
— Рассказывай, — велел он.
Я ему рассказала в точности все, как было. Правду и всю правду. Впрочем, я слишком мало знала, чтобы надо было врать. Тело Игоря увезли, и все его татуировки играли, казались живее, чем все остальное. У нас был один убитый и один раненый. В моем доме.
Явный случай самозащиты. Единственным отличием от предыдущих двух случаев, когда я убивала ворвавшихся в мой дом, было число трупов, да еще то, что некоторые были настолько не людьми. Если не считать этого, мне приходилось бывать в куда более сомнительных ситуациях. Так почему же Дольф сейчас взялся за дело так рьяно? Я понятия не имела.
Дольф смотрел на меня в упор. Стальной взгляд у него получался на порядок лучше, чем у Зебровски, но я смотрела спокойными невинными глазами. Легко иметь невинный вид, когда ты действительно не виновата.
— И ты не знаешь, зачем ты им понадобилась?
На самом деле пара мыслей у меня была, но я не стала ими делиться — не могла. Они могли охотиться за мной, потому что я чуть не убила их вожака. Когда скрываешь сведения от полиции, одна из трудностей заключается в том, что потом тебе трудно бывает объяснить какие-то вещи, не сознавшись, что раньше ты что-то скрыла. Сейчас как раз был такой случай. Я не рассказала Дольфу, как полулюди-полузмеи захватили Натэниела и какая потом была драка. Можно было рассказать сейчас, но... но слишком много пришлось бы рассказывать, в частности, то, что я, быть может, стала леопардом-оборотнем. Дольф терпеть не мог монстров. И я не была готова делиться с ним такими откровениями.
Сделав голубые глаза, я ответила:
— Понятия не имею.
— Они очень хотели тебя захватить, Анита, если явились сюда с такой артиллерией.
— Похоже на то, — пожала плечами я.
Глаза его наполнились злобой, губы сжались в ниточку.
— Ты мне лжешь.
Я сделала большие глаза:
— Стала бы я?
Он развернулся и шваркнул ладонью по ночному столику, да так, что зеркало у стены задребезжало. Мне даже показалось на секунду, что сейчас оно разлетится. Этого не случилось, но открылась дверь и просунулась голова Зебровски.
— Тут все в порядке?
Дольф полыхнул на него грозным взглядом, но Зебровски не попятился.
— Может, я закончу допрос Аниты? Дольф мотнул головой:
— Зебровски, исчезни.
Но малыш был не робкого десятка. Он посмотрел на меня:
— Анита, тебя это устраивает?
Я кивнула, но Дольф уже орал:
— Выметайся, кому сказано!
Зебровски глянул на каждого из нас и закрыл дверь со словами:
— Кричи, если что-нибудь будет нужно.
Дверь затворилась, и в наступившей тишине я слышала лишь тяжелое, трудное дыхание Дольфа. Я чуяла запах пота на его коже, странный — не то чтобы неприятный, но точный признак, что он очень не в духе. В чем дело?
— Дольф? — спросила я.
Он ответил не поворачиваясь:
— Мне за тебя сильно поджарят задницу, Анита.
— Не в этом случае, — ответила я. — Все, кого вынесли из этого дома, не люди. По закону оборотни — те же люди, но мы с тобой знаем, как это на практике. Кого трогает лишний убитый монстр?
Тут он повернулся, привалившись к трюмо, скрестив руки на груди.
— Я думал, оборотни после смерти снова принимают человеческий вид.
— Принимают.
— С этими змеями такого не случилось.
— Не случилось.
Мы переглянулись.
— Ты хочешь сказать, что они — не оборотни?
— Я хочу сказать, что я понятия не имею, кто они. Змеелюди есть в самых разных мифах — от индуистских до вуду. Может, эти вообще никогда не были людьми.
— То есть вроде того наги, которого ты вытащила из реки два года назад? — спросил он.
— Нага — истинно бессмертный. Эти твари, кем бы они ни были, не выдерживают серебряных пуль.
Он на секунду прикрыл глаза, а когда открыл, я заметила, до чего он устал. Не физически, но сердцем, будто слишком долго лежит на нем какое-то эмоциональное бремя.
— Что с тобой, Дольф? Чего ты так... взбаламучен?
Он едва заметно улыбнулся.
— Взбаламучен, — повторил он. Помотал головой и отошел от трюмо, сел на край кровати, и я повернулась на стуле, сев на него верхом, чтобы смотреть на Дольфа. — Ты меня спрашивала, которая из женщин в моей жизни спит с нежитью.
— Я жалею, что спросила, Дольф. Я прошу прощения.
Он покачал головой:
— Нет, это я вел себя как сволочь. — Глаза его снова стали свирепыми. — Но я не понимаю, как ты можешь позволять этой... твари к тебе прикасаться.
Отвращение его было таким сильным, что почти ощущалось на ощупь.
— Мы это уже обсуждали, Дольф. Ты мне не отец.
— Но я отец Даррина.
Я вытаращила глаза:
— Даррина? Твоего старшего, адвоката?
Он кивнул.
Я всматривалась в его лицо, пытаясь что-нибудь понять, боясь что-нибудь сказать. Боясь, что я не поняла.
— А что такое с Даррином?
— Он помолвлен.
Лицо Дольфа было страшно серьезным.
— Что-то мне подсказывает, что поздравления неуместны?
— Она — вампир, Анита. Блядский вампир.
Я заморгала. У меня не было слов.
— Не знаю, что я могла бы сказать, Дольф. Даррин старше меня. Уже взрослый мальчик, имеет право быть с тем, с кем хочет.
— Она труп, Анита, ходячий труп!
— Это так, — кивнула я.
Он встал и заходил по комнате злыми широкими шагами.
— Она мертвец, Анита, проклятый мертвец, а мертвец тебе внуков не нарожает.
Я чуть не рассмеялась, но инстинкт самосохранения у меня все-таки сильнее чувства юмора. Наконец я сказала.
— Да, Дольф, к сожалению... действительно, женщины-вампиры не могут доносить ребенка до родов. Но ведь твой младший, Пол, который инженер — он женат?
Дольф мотнул головой:
— У них не может быть детей.
Я смотрела, как он ходит по комнате, туда-сюда.
— Я не знала, Дольф. Мне очень жаль.
Он снова сел на кровать, внезапно ссутулив плечи.
— Не будет у меня внуков, Анита.
Я снова не знала, что сказать. Никогда Дольф на моей памяти не говорил о своей личной жизни ни со мной, ни вообще "скем бы то ни было. Мне было и лестно, и почти страшно. Утешитель из меня не очень, и я просто не знала, что надо делать. Будь то Натэниел, или кто-то из леопардов, или даже из волков, я бы его обняла, погладила, но это был Дольф, и я не была уверена, что он из тех мужиков, которые любят, чтобы их гладили.
Он сидел, уставясь тупо в пол, большие руки свесились с колен. Такой у него был потерянный вид. Я встала и подошла к нему. Он не шевельнулся, и я тронула его за плечо.
— Дольф, мне очень жаль.
Он кивнул.
— Люсиль все глаза выплакала в ту ночь, когда Даррин нас обрадовал.
— Из-за того, что она вампир, или из-за внуков?
— Она говорит, что еще слишком молода быть бабушкой, но...
Он внезапно поднял глаза, и то, что я там увидела, было такой кровавой раной, что я чуть не отвернулась. Но я должна была заставить себя встретить этот взгляд, выдержать его. Дольф открылся мне сильнее, чем когда бы то ни было, и я обязана была на это ответить. Должна была смотреть и дать ему понять, что вижу все. Если бы он был моей подругой, я бы его обняла. Если бы он был даже кем-нибудь из моих друзей — за редким исключением, — я бы тоже обняла его. Но он был Дольф, и я просто не знала, стоит ли.
