Ознакомительная версия.
Иг шагал по тропе, проложенной огнем, юный лорд на красной ковровой дорожке, постеленной к его особняку. По какой-то причуде оптики свет все еще включенных фар «кадиллака», падавший прямо на него, отбрасывал на кипящую завесу дыма огромную, в четыре этажа, тень. Первая из пожарных машин медленно переваливала с кочки на кочку, и ее водитель, тридцатилетний ветеран по имени Рик Террапин, именно это и увидел — рогатого дьявола, высотой с трубу литейной, — и он закричал, дернул руль, съехал с дороги и ударился о какую-то березу. Через три недели Рик торопливо уволился. После дьявола в дыму и ужаса, который он увидел в литейной, он уже не слишком рвался тушить пожары. Хрен с ним, со шмотьем, пускай себе горит.
Неся в руках украденную трубу, Иг вступил наконец в желтое сияние и подошел к дереву. Не теряя ни секунды, он полез по пылающей лестнице его сучьев. Он вроде бы слышал вверху голоса, насмешливые голоса и смех — какой-то праздник. Слышалась и музыка, литавры и трубы. Люк был открыт, Иг влез в свой новый дом, свою огненную башню, в которой возвышался трон из пламени. Он не ошибся, праздник был в самом разгаре — свадьба, его свадьба Его ждала невеста с пылающими волосами, совершенно нагая, если не считать развевающейся огненной накидки. Он обнял ее, и ее губы нашли его губы, и они запылали вместе.
Терри вернулся домой на третьей неделе октября и в первый же теплый день съездил к литейной взглянуть, что там и как.
Большое кирпичное здание стояло на выгоревшей лужайке среди мусорных куч, вспыхнувших тогда, как костры, и превратившихся в кучу головешек, закопченных бутылок и банок и горелой проволоки. Само здание было измазано сажей, над ним висел отчетливый запах гари.
Но если обернуться в другую сторону, в верхней части тропы Ивела Нивела все выглядело прекрасно, косой свет пробивался сквозь кроны в их красно-золотом убранстве. Деревья пылали, как огромные факелы. Терявшаяся внизу река тихо журчала, вторя вздохам ветра. Терри подумал, что мог бы просидеть здесь весь день.
В последние недели он много гулял, много сидел, наблюдал и ждал. В конце сентября он выставил свой лос-анджелесский дом на продажу, переехал в Нью-Йорк и почти ежедневно ходил в Центральный парк. Программа рассыпалась, а без нее не было причин цепляться за город, где нет времен года и где никуда нельзя сходить пешком.
В «Фоксе» все еще надеялись, что он вернется, даже обнародовали заявление, что из-за смерти брата Терри взял творческий отпуск, словно не замечали, насколько это противоречит фактам, Терри же официально уволился за несколько недель до эпизода в литейной. Что бы там телевизионщики ни говорили, он не вернется. Через месяц или два он, возможно, будет появляться на людях, играть в клубах по разовым ангажементам. А впрочем, он не слишком рвался работать. Что бы с ним дальше ни произошло, оно произойдет согласно его личному графику. В конце концов он что-нибудь себе подберет, а пока что даже не купил новую трубу.
Никто не знал, что случилось той ночью в литейной; так как Терри отказывался что-то объяснять, а все остальные действующие лица умерли, появилась уйма досужих домыслов относительно вечера, когда были убиты Эрик и Ли. Самую бредовую версию представил канал Ти-эн-зет. По их сведениям, Терри поехал в литейную искать своего брата и застал там спорящих Эрика Хеннити и Ли Турно. Терри услышал достаточно, чтобы понять: они убили его брата, сожгли его заживо в машине, а теперь приехали искать улики, которые могли позабыть. Согласно Ти-эн-зет, Ли и Эрик поймали Терри, хотевшего потихоньку уйти, и затащили его в литейную. Они собирались его убить, но хотели сперва узнать, не звонил ли он кому-нибудь, не знает ли кто-нибудь, где он находится. Они закрыли его в дымоходе вместе с ядовитой змеей в надежде, что он испугается и все расскажет. Но пока он там сидел, они снова начали спорить. Терри услышал крики и выстрелы. К тому времени, как он вылез из дымохода, все вокруг горело, а оба эти были мертвые. Эрик Хеннити был убит из ружья, а Ли Турно — вилами. Все это смахивало на сюжет какой-нибудь трагедии шестнадцатого века про воздаяние, не хватало разве что явления дьявола в заключительной сцене. Терри не мог приложить ума, где ребята из Ти-эн-зет взяли свою информацию, не купили ли они ее у кого-нибудь из полиции, ну, скажем, у следователя Картера. Вся эта дичайшая фантастика почти в точности совпадала с показаниями Терри.
Следователь Картер навестил Терри на второй день его пребывания в больнице. Про первый день Терри почти ничего не помнил. Его воспоминания начинались с того, что кто-то вкатил его на каталке в палату и натянул ему на лицо кислородную маску, а еще дуновение холодного воздуха, немного пахнувшего лекарствами. Он помнил, что потом у него были галлюцинации, что он открыл глаза и увидел мертвого брата, сидевшего на краешке больничной койки. У Ига была та пропавшая труба Терри, и он сыграл на ней бибоповый рифф. Здесь же была и Меррин, танцевавшая босиком в коротеньком платье из алого шелка, крутившаяся под музыку так, что далеко разлетались ее темно-рыжие волосы. Потом звуки трубы превратились в прерывистый писк электрокардиографа, Иг и Меррин поблекли, а потом и совсем исчезли. Еще позднее, уже под утро, Терри поднял голову с подушки и увидел родителей, сидевших на стульях, приставленных к стене; они спали, причем голова отца лежала на плече у матери. А еще они держались за руки.
На второй день Терри чувствовал себя не хуже, чем выздоравливающий от тяжелого, но вполне рядового гриппа. Его суставы противно ныли, он никак не мог напиться и ощущал жуткую слабость, но во всех прочих отношениях был уже сам собой. Когда врачиха, симпатичная азиатка в старомодных очках, зашла в палату, чтобы взглянуть на его медицинскую карту, Терри спросил ее, насколько близок он был к смерти. Она сказала, что был один шанс из трех, что он оклемается. Терри спросил, откуда она взяла такую вероятность, и врачиха ответила, что это проще простого. Есть три разновидности чернохвостых гремучников, он попал на разновидность с самым слабым ядом. С двумя остальными разновидностями шансов не было бы вовсе. Один из трех.
Следователь Картер вошел в палату как раз тогда, когда врачиха выходила. Картер записал показания Терри совершенно бесстрастно, иногда задавая дополнительные вопросы, но, в общем-то, позволяя Терри самому вести нить повествования, почти как если бы он был не офицер полиции, а секретарь, пишущий под диктовку. Записав показания, он зачитал их Терри, делая кое-где мелкие поправки. Затем, не поднимая глаз от желтого линованного блокнота, он сказал:
Ознакомительная версия.
