Она ушла так быстро, словно боялась сболтнуть лишнее, а рядом с Лилей осталась медсестра. Это была молодая женщина с редким лицом – такие лица можно сейчас увидеть только в старых фильмах, типа «Весны на Заречной улице». У сестры был вздернутый носик, и поджатые губки бантиком, и пышные, словно гофрированные волосы выбивались из-под колпачка, и только глаза казались чужими – старческие, линялые глаза. И вот она ровным голосом, пристально и устало глядя на Лилю, начала говорить ей ужасные вещи. Она, не стесняясь в выражениях, рассказывала о том, как Егор будет жить в «заведении», как там вообще живут дети-инвалиды. И Лиля слушала. Она почему-то вовсе не боялась суровой медсестры, хотя от природы была робкой. А потом вдруг неожиданно улыбнулась ей своей прекрасной улыбкой, потому что та тратила свои грубоватые словечки зря, и увидела чудо. Сестрица улыбнулась ей в ответ, и тут же выцветшие глаза приобрели яркость, голубизну и глубину июльского неба. Она наклонилась к Лиле и поцеловала в лоб – твердыми, сухими губами. С тех пор, когда опускались руки, когда не хватало денег, когда было трудно и плохо, она вспоминала этот поцелуй и словно бы чувствовала его снова, будто на лбу появилась невидимая отметина! А когда уходила из роддома, искала сестру, чтобы поблагодарить, но не нашла. И только садясь в такси, подняла голову и увидела ее в распахнутом окне. Сестра помахала ей рукой, и Лиля помахала в ответ.
– Ты только люби его, – сказала ей тогда сестрица. – Просто люби, понимаешь? Не жди от него никаких свершений, не надейся, что он оправдает твои чаяния! Люби его, и он будет тебя любить. Это так просто – но почему-то мало у кого получается! А у тебя получится, я знаю.
– Девочка моя, да ты спишь совсем? Телефон звонит, слышишь?
Она так глубоко ушла в воспоминания, что забыла и о тете Соне, и о чае. А ведь так хотела выпить большущую чашку горячего чая с лимоном, больше всего на свете!
Голос в телефонной трубке показался Лиле незнакомым.
– Здравствуй, доченька, как вы там?
– Здравствуй, мама. Мы ничего, нормально. Как ты?
– Хорошо. Скучаю только сильно. Вот решила приехать. Как ты на это смотришь? Я уж и билеты взяла. Завтра сажусь в поезд, послезавтра у тебя.
Лиля села на табурет, перехватила поудобнее трубку.
– Мамуль, а что за спешка? Я рада, но… У меня заказ срочный, работы много.
– Ах, да оставь. Неужели я тебе помешаю? Наоборот, помогу. Тебе же тяжело одной с ребенком! Как Егорка себя чувствует? Справляешься с ним? Помогают тебе?
– Что-то случилось?
У нее были основания задать этот вопрос. Голос матери звучал непривычно. Обычно она была вежлива и спокойна, насмешлива и нежна. Она всегда первым делом спрашивала: есть ли деньги? Хватает ли Лиле на жизнь? А то она пришлет, не нужно стесняться.
– Да. Но это не телефонный разговор. Не волнуйся, это хорошее. Очень хорошее. В общем, так, доченька. Встречай нас послезавтра, поезд номер девять и приходит в девять утра. Вагон второй. Договорились?
– Да, мамочка.
– Все, пока, целую тебя и Егорку. Не могу дождаться встречи!
– И Егорку? – удивленно спросила Лиля у телефонной трубки, разразившейся таким противным пиликаньем, сил нет! – И Егорку? Нет, это что-то небывалое!
– Мама? – проницательно спросила Софья Марковна, хотя наверняка краем уха прислушивалась к разговору. Был за ней такой невинный грешок, чего уж там!
– Да. Еще чаю?
– Не откажусь.
– Приезжает послезавтра.
– Ну?
У Софьи Марковны округлились и без того круглые глаза.
– Соскучилась, значит? Все ж мать. И бабушка. А вот я все хотела спросить тебя, Лилечка, как так вышло, что ты тут, а мать – там?
– А вы разве не помните? Не помните, как я приехала к бабуле?
Софья Марковна помнила. Она помнила, как вместе с покойной Варей встречала ее внучку на вокзале Верхневолжска. Девочку отправили в дальний путь одну, доверив присмотреть проводнице. Она вышла из вагона, слишком маленькая и худенькая для своего возраста, и такая бледная была, в такие прозрачные тощие косички скручивались бесцветные волосы! Но одета была хорошо. Только не виделось в ее одежде материнской заботливой руки. Модные брючки – зеленые, свитерок – красный, куртка – синяя. Дальтоники у нее родители, что ли? И все не по росту, не по размеру, штанины подворачиваются под каблуки чересчур взрослых сапожек, рукава куртки коротки. Колготки дырявые. Личико у Лили испуганное, словно не в богатой семье росла, а у чужих людей в приживалках!
Лиле было тогда двенадцать лет. Она не отличалась красотой, но ведь в этом возрасте немногие девочки выглядят красивыми. Она плохо училась, переползала с тройки на тройку, математика была для нее темным лесом, да и вообще с «точными науками» она не ладила. Зато много читала, хорошо рисовала, была добра и услужлива, умела найти с людьми общий язык. Она пришлась ко двору. Бабушка Варя научила ее шить, сама в молодости служила портнихой в театре, а теперь вот глаза не позволяют даже нитку в иголку вдеть… В новое хобби Лиля кинулась с головой, обшила всех знакомых и соседей, потом начала придумывать свои модели…
Ей бы на модельера пойти учиться, но испугалась она экзамена по рисунку и богемного духа «художки», поступила в педагогическое училище на дошкольную педагогику. Ну что это за профессия – воспитательница в детском саду? В прежние времена еще ладно бы… Талант портнихи не дал Лиле пропасть. У нее появились обширная клиентура и неплохие заработки. Жаль, бабушка не дожила, царствие ей небесное. Состоятельные дамы охотно заказывали у Лили туалеты – в провинции по-прежнему трудно купить хорошую вещь, везут либо китайскую дрянь на рынок, либо немецкие качественные вещи в бутики, так ведь их разве укупишь? Восемнадцать тысяч штаны стоят, кому такое по карману? Ох, да и где гарантия, что их не из того же Китая привезли? Вот и идут женщины, особенно те, что погабаритнее, к портнихе, а она всем умеет угодить, ее платья из бегемотих дюймовочек делают!
– Да, деточка, подумала я тут и сама на свой вопрос ответила. Так уж, видно, жизнь сложилась, что приросла ты и к Верхневолжску, и к дому. А мать приезжает, так это же хорошо! Кто еще о своем дите позаботится? Тебя что-то беспокоит? Отвыкла от нее?
– Маму нужно прилично встретить. А у меня с деньгами туговато, большие расходы были. Придется поторопиться, закончить заказы. Ничего, справлюсь. И еще я не поняла – она говорила то «я», то «мы». Выходило так, словно она приедет не одна…
– Так, может, с отцом твоим, – подкинула мыслишку Софья Марковна.
Глаза и губы у соседки маслицем подернулись, так она любила разговоры о семейной жизни.
– Вряд ли. Они не виделись столько лет…
