– Эх, о чем ты, мамочка, задумываешься! – рассмеялась тетя Соня, когда Лиля поделилась с ней своими мыслями. – Далеко заглядываешь! Зато он никогда не покинет тебя, никогда от тебя не откажется, а сколько родителей только об этом и мечтают, особенно матери?
– Ни одна мать не мечтает о том, чтобы после ее смерти ребенок остался совершенно одиноким, совершенно беспомощным!
– Да, но ведь…
Софья Марковна осеклась. Но Лиля знала, что она хотела сказать. Больные синдромом Дауна не бывают долгожителями, раскосые ангелы не задерживаются на земле. Стенки аорты тонки, плюс сахарный диабет, слабость сосудов. На теле у Егорушки частенько появляются синяки, не от ударов, а сами по себе. И кровь носом идет… Значит, рано или поздно он уйдет, и Лиля останется одна. Наедине со своей неудавшейся жизнью…
– Мама, привет!
Но сейчас он не собирался никуда уходить. Он только что вернулся из страны снов, свежий, веселый, как утренний воробышек.
– Умываться! И му-зы-ку!
Он любил все делать под музыку, ее ритмы словно подтягивали его. Не надо больше грустных мыслей! Скорее умыть сына, покормить овсянкой, усадить с фломастерами за стол. Он обожает рисовать и долго-долго может выводить на большом листе ватмана свои каляки-маляки. Ага, вот и звонок в дверь!
– Егорка, мы молодцы! Мы все успели вовремя!
– Мо-лод-цы! – обрадовался Егор и склонился над столиком.
Она успела прибраться только в гостиной и в «рабочей» комнате. Не важно, заказчица больше никуда не заглянет. Лиля быстро выскочила из обрезанных джинсов, стянула вместе с косынкой заляпанную мыльной пеной футболку, накинула халатик и пригладила волосы. Золушка готова ехать на бал.
К слову о балах – ах, какое красивое платье сшила Лиля для Антонины Андреевны, хозяйки парикмахерской, что помещается тут же, в соседнем подъезде! Все заведение – комната в одиннадцать метров, тут женский мастер, тут мужской, а у единственного подслеповатого окошка маникюрша примостилась. А называется пышно: «Эдем». Сама же хозяйка «Эдема» заходит туда нечасто, уж больно дама корпулентная. Как заглянет с проверкой, так непременно или фен опрокинет, или столик распистонит! На такую роскошную женщину вечернего наряда не купить, а ей тоже хочется принарядиться ко дню рождения. Вот и сшила Лиля темно-красное платье длиною в пол, с корсетом – лишние телеса утягивать, с декольте – демонстрировать то, что не утянуто! И черную кружевную розу скрутила своими гибкими, словно бескостными пальцами. Роза приколота к плечу, чтобы была Антонина Андреевна вылитая Кармен среднерусского покроя!
Но на пороге стояла не пышнотелая парикмахерша, а дама сухого телосложения, с орлиным профилем и брезгливо поджатыми губами. Пустынный гриф! В руке она держала носовой платочек, прижимала его к лицу. Что делать – прямо напротив дома по летнему времени разбили пивную палатку, а вот о туалете не позаботились. Кодовый замок на подъезде был сломан уже три недели, так что пахнет вовсе не «Шанелью», сами понимаете! Визитерша отняла платок от лица, а Лиля неслышно ахнула. Это была Аделаида. Корыстная жена Игоря, благородного следователя. На минуту у Лили мелькнула бредовая мысль – Аделаида ничего не знает о связи мужа «на стороне», она пришла, чтобы заказать платье…
Но первые же слова гостьи разорвали в клочки эту успокаивающую иллюзию.
– Вот, значит, как вы живете, – протянула Аделаида. – Неплохо устроились. Стиль «сталинский модерн», не так ли? И буфетик антикварный!
Сухой рукой, похожей на куриную лапу, она ткнула в бабушкин буфет, на старости лет переселенный в прихожую. Он был красивый, под красное дерево, но последнее время так отчаянно скрипел во время шумных игр Егора, что Лиля опасалась: вдруг развалится и придавит кого-нибудь?
– Что же вы меня не приглашаете? Все же не чужие люди, вы, я вижу, меня узнали! Принимайте гостью!
– Когда приходят в гости, обычно здороваются, – ляпнула Лиля и сама себе удивилась. Неужели она выговорила эту полную достоинства фразу? Как расхрабрилась, надо же!
– Ну здравствуйте, здравствуйте, если хотите!
– Пожалуйте в гостиную.
Еще одна великолепная фраза. Как хорошо, что она успела прибраться! Теперь только бы Егорушка не выбежал внезапно из своей комнаты! Лиле-то наплевать, какое впечатление он произведет на «гостью», но малыш так тонко чувствует настроение окружающих людей, и не будет ему блага от этой пропитанной недовольством дамы.
– Вот так вы, значит, живете, – снова пропела Аделаида, хищно осматривая гостиную. Ее что, заело? – Свили гнездышко на мои деньги? Антиквариат, живопись в рамочках, в роскошном пеньюарчике ходите до полудня, а я на вас вкалывай каждый день до кровавого пота?
– Почему на ваши? – поразилась Лиля.
«Роскошный пеньюарчик», к слову, она сшила сама, так же как Ниночкино платье, взяв ткань из старых запасов. И ткань-то была не бог весть какая, по тонкому батисту пущены мелкие блекло-зеленые букетики, но халат получился хорошенький. Хоть и сильно мнется.
– Да потому! Иначе куда все уходит? Он с меня тянет и тянет, поймите, голубушка, нельзя же так! За эти деньги целый гарем купить можно, с невольницами и евнухами! Игорь показывал мне расписки, в прошлом месяце он отнес вам двадцать две тысячи, а в этом вы смеете требовать еще! Да потом кредит на иномарку, и у меня неприятности на работе начались, а все из-за ва-а-с!
Последние слова слились в совершенно неприличный вой, и, рухнув на диванчик, отозвавшийся заслуженными пружинами, Аделаида зарыдала в голос, как обычная деревенская баба, прибитая мужем-пьянчужкой. Выла она басовито, и от этого рева у Лили сильно зачесалось где-то под черепной коробкой. Неторопливо она пошла на кухню, налила в стакан кипяченой воды, подумала и накапала еще в рюмочку тридцать капель корвалола.
«Я должна сшить», – подумала Лиля и вернулась в гостиную.
Гостья все рыдала, утираясь насквозь уже промокшим платочком.
– Вот, выпейте. И давайте поговорим спокойно.
– Да-а-ва-ай-те. – Зубы Аделаиды стучали по краю стакана так, что Лиля устало подумала – как бы той еще на стоматолога тратиться не пришлось, дополнительные убытки!
– Во-первых, я не давала Игорю никаких расписок. Никогда. Он с меня их не просил, а мне как-то не приходило в голову. Последний раз он был здесь два месяца назад и принес мне четыреста рублей. Мелкими и грязными купюрами, если вам интересно. Эти деньги я могу вам вернуть.
– Не надо.
– Я так и думала. Во-вторых, если вы посмотрите по сторонам, то поймете, что вся эта обстановка очень старая. Еле держится. Это бабушкина мебель. Вот и диван скрипит, слышите? Я живу очень скромно, зарабатываю шитьем. И халат тоже сшила сама. Хотите, вам тоже сошью.
