Я лишь кивнул, ибо не в силах был проронить ни звука от переполнявших меня чувств, и умоляющим жестом попросил Меррик помолчать.
Она повиновалась.
Затем наконец я справился с собой:
– Ты попросила разрешения у старшин на эту встречу?
Она рассмеялась, но по-доброму.
– Конечно нет.
– Тогда тебе следует узнать кое-что, – сказал я. – У меня с Вампиром Лестатом все началось точно так же. Я не поставил в известность старшин ни о том, что часто с ним вижусь, ни о том, что приглашаю его в свой дом, ни о наших бесконечных беседах и совместных путешествиях, ни о том, что именно я подсказал Лестату, каким образом он может вернуть свою сверхъестественную телесную оболочку, после того как Похититель Тел обманным путем завладел ею.
Меррик попыталась перебить меня, но безрезультатно.
– А знаешь, что произошло со мной? – сурово продолжал я. – Я воображал, что слишком умен, чтобы поддаться искушению и прельститься посулами Лестата. Я считал себя чересчур мудрым стариком, которого не соблазнить бессмертием. Я был уверен в собственном духовном превосходстве над Лестатом... И вот теперь... Посмотри, что со мной стало!
Щеки Меррик вспыхнули румянцем, сделавшим ее еще более очаровательной.
– А разве ты не поклянешься, что никогда меня не обидишь? – спросила она. – Разве не станешь уверять, что Луи де Пон-Дю-Лак ни при каких обстоятельствах не причинит мне зла?
– Разумеется, я готов дать такую клятву. Однако во мне еще осталась крупица порядочности, которая вынуждает напомнить тебе, что я создание, обладающее сверхъестественным аппетитом.
Она снова попыталась что-то сказать, но я не позволил.
– Одно мое присутствие со всеми проявлениями силы может изменить твое отношение к жизни, Меррик; оно может погубить твою веру в моральные устои и поколебать желание почить обычной смертью.
– Дэвид, будь же откровенен. Скажи прямо, что у тебя на сердце? – Явно недовольная моим официальным тоном, она выпрямилась на стуле и посмотрела мне прямо в глаза. – В этом юном теле ты выглядишь одновременно и молодым, и умудренным опытом. У тебя теперь более темная кожа, почти как моя! И в чертах лица появилось что-то азиатское. Но ты остался самим собой – прежним Дэвидом – даже в большей степени, чем прежде!
Не в силах справиться с изумлением, я молча следил, как Меррик пьет ром. Небо за ее спиной совсем потемнело, но черноту ночи разгонял теплый свет ярких электрических огней. Только в зале кафе, все освещение которого составляли лишь несколько покрытых пылью ламп, располагавшихся за стойкой бара, царил унылый полумрак.
Столь безоглядное доверие приводило меня в трепет. Прикосновения Меррик были ласковыми, почти нежными. Моя вампирская сущность явно не вызывала в ней ни малейшего страха или отвращения. И я вдруг явственно вспомнил, как пленяло меня когда-то загадочное величие Лестата, его сокрытое от многих великолепие. Неужели Меррик так же влекло ко мне? Что, если и она теперь попала во власть губительного очарования?
Она, как всегда, отлично прятала свои мысли. Да, я думал о Луи. Помнил о его отчаянном желании, чтобы Меррик применила свои магические способности и совершила то, о чем он просил. Но Меррик была права. Я действительно в ней нуждался. Мне было необходимо ее присутствие, ее понимание.
Когда я наконец заговорил, горечь, отчетливо прозвучавшая в голосе, удивила меня самого:
– Это великолепно. И невыносимо. Я пребываю за гранью жизни, но никак не могу исчезнуть за нею окончательно. Мне некому передать свои знания.
Она не стала ни спорить, ни расспрашивать. В глазах неожиданно вспыхнуло сочувствие, маска хладнокровия исчезла. Несмотря на потрясающее умение Меррик скрывать свои чувства, мне не раз приходилось наблюдать столь же резкие перемены в ее настроении, становиться свидетелем тех редких моментов, когда все ясно без слов.
– Скажи, а если бы ты не обрел тогда новое, молодое тело, сумел бы Лестат тебя принудить? – спросила она. – Если бы ты оставался прежним Дэвидом, нашим благословенным Дэвидом семидесяти четырех лет... Кажется, именно столько тебе тогда было? Так вот, если бы ты в тот момент оставался нашим высокочтимым Верховным главой, сумел бы Лестат превратить тебя в себе подобного?
– Не знаю, – взволнованно ответил я. – Я часто задаю себе этот вопрос. Честно, не знаю. Эти вампиры... то есть я хочу сказать... мы, вампиры, любим красоту, можно сказать живем ею. Красота для нас широкое понятие, ты даже не представляешь, насколько широкое. Даже обладая самой нежной душой, ты все равно не сможешь понять, как мы находим красоту там, где смертные ее не видят, но мы действительно дышим прекрасным, тянемся к нему. А красоту эту я бессчетное число раз использовал во зло.
Она подняла стакан в приветственном жесте и сделала щедрый глоток рома.
– Если бы ты подошел ко мне без предупреждения, прошептал в толпе мое имя и дотронулся до руки, я бы тебя сразу узнала и безошибочно поняла, кем ты являешься, – сказала Меррик. На мгновение ее лицо омрачилось, но тут же вновь сделалось безмятежно спокойным – Я люблю тебя, мой старый друг, – добавила она.
– Ты уверена, дорогая? – спросил я. – Ради насыщения этого тела я совершил множество весьма неблаговидных поступков.
Меррик допила содержимое стакана Я хотел было наполнить его снова, но она, опередив меня, сама потянулась за бутылкой.
– Ты хочешь получить записки Эрона?
Я был совершенно огорошен.
– А ты что, готова их отдать?
– Дэвид, я преданно служу делу Таламаски. Кто знает, какая участь ожидала меня, если бы не орден. – Меррик помедлила немного, затем добавила: – Но я также всей душой верна тебе... – Она опять замолкла на несколько секунд. – Ты и был для меня Таламаской, Дэвид. Можешь себе представить, что я почувствовала, услышав сообщение о твоей смерти?
Я вздохнул. Что я мог ответить?
– Разве Эрон не рассказывал, как мы оплакивали тебя – все те, кому не доверили даже частицу правды?
– Клянусь душой, Меррик, мне очень жаль. Нам казалось, что тайна слишком опасна и ее следует хранить. Другого оправдания у меня нет.
– По официальной версии, ты умер здесь, в Штатах, в Майами-Бич. Останки отправили в Англию еще до того, как мне сообщили по телефону, что тебя больше нет. Знаешь, что я сделала, Дэвид? Я заставила служащих похоронного бюро задержать гроб до моего приезда в Лондон. Когда я наконец добралась, он был уже запечатан, но я заставила их снять крышку. Да, заставила: вопила и ругалась, пока они не сдались. Затем я выслала всех из зала и осталась наедине с тем телом, Дэвид, с тем напудренным и прихорошенным покойником, уложенным в атлас. Я пробыла рядом с гробом, наверное, целый час, пока они не начали стучать в дверь, и лишь тогда разрешила им продолжить свое дело.
