– Ты уже не мальчишка, – сказала Надин.
В ее глазах появилась теплота. Так, по крайней мере, показалось Гирту. Надин улыбнулась, напомнила об остывающем ужине. Гирт кивнул. Они разделались с мясом, разговаривая о пустяках, затем, не сговариваясь, отправились в спальню.
Когда наступило утро, Надин ушла. Вместе с ней ушли и тени, к которым Гирт впоследствии смог привыкнуть. Он перестал их замечать, приписав это необычное явление волнению или своей нерешительности. Жизнь с Надин стала новым миром, новой реальностью, кардинально отличавшейся от той, что была без нее, и тени, казалось, были частью этой новой жизни.
Иногда Надин и Гирт встречались каждый день на протяжении недели. Иногда он не видел ее пару месяцев, но знал, что она вернется. Верил. Думал, что знает ее уже достаточно хорошо, чтобы не сомневаться в своих чувствах к ней, в ее чувствах к нему. Он хотел сделать ей предложение и знал, что она не откажет. Нужно лишь не торопить ее и не замечать ее маленьких странностей и причуд. Как не замечать теней, пришедших в его жизнь вместе с Надин. И все будет хорошо… Так думал Гирт. Думал, пока в его доме не появилась уродливая тварь, похожая на паука… Думал, пока не оказался в комнате для допросов.
Детектив Джейсон Оливер сидел напротив и сверлил единственного подозреваемого взглядом. Топор, которым Гирт убил тварь, находился в отведенном для улик помещении участка. На столе лежала фотография Надин и письмо, найденное детективом в почтовом ящике. Письмо, в котором Надин просила Гирта быть более терпеливым, дать ей немного времени. Почерк был неровным и сбивчивым, словно она писала его в сильном алкогольном опьянении. И еще эта рука, о которой рассказал детектив! Гирт пытливо заглянул детективу в глаза. Нет, никаких сомнений. Это не розыгрыш. Но если тварь, убитая им, была Надин, то… Гирт зажмурился, не понимая, что плачет.
– Давай начнем сначала, – предложил ему детектив. Гирт кивнул. Он чувствовал себя раненым, испуганным животным, затравленным собаками, загнанным в западню. – Тебе нужна еще одна сигарета? – спросил детектив Оливер.
– Нет.
– Тогда закурю я.
Щелкнула зажигалка. Помещение заполнилось синим дымом. Детектив почему-то молчал, и Гирту казалось, что он может слышать, как в тишине трещит горящий табак.
– Я не мог ее убить, – тихо сказал Гирт, касаясь пальцами фотографии Надин. Сказал не детективу, а себе.
– Допустим, ты не понимал, что это она, – детектив Оливер дождался, когда Гирт кивнет. – Допустим, мы пока закроем глаза на детали того, что случилось в твоем доме. – Гирт снова кивнул. – Ты помнишь, чем болела Надин?
– Я не знал, что она болеет.
– Но ее вывернутые суставы трудно не заметить. Не так ли?
– У нее были нормальные суставы, – Гирт встретился взглядом с детективом. – Она была самой красивой женщиной из всех, кого я знал. Самой здоровой. Посмотрите на ее фотографию. Разве она похожа на уродца? Разве у женщины с подобной осанкой, как на фотографии, могут быть вывернутые наизнанку конечности? – Гирт выдержал тяжелый взгляд детектива.
Джейсон Оливер невольно опустил глаза к фотографии Надин Торн, сделанной более ста лет назад, затем вспомнил патологоанатома, показавшего ему изуродованную руку Надин, сказав, что не видел прежде ничего подобного.
– Хорошо, оставим пока этот вопрос, – решил детектив. – Тогда попробуй мне объяснить, что случилось с ее телом. Какие химикаты ты использовал?
– Я ничего не делал с телом.
– Нам нужно как-то опознать его. Как получилось, что за пару минут оно превратилось в лужу жижи из человеческой плоти?
– Это были тени.
– Что?
– Это они забрали тело твари, которое я разрубил… – Гирт вздрогнул, снова посмотрел на фотографию Надин. – Они всегда приходили с ней.
– С тварью?
– С Надин.
Усталость неожиданно навалилась на плечи Гирта, придавила его. Он попросил у детектива сигарету. Действие обезболивающих, которые дали врачи, кончалось, и ребра снова начинали болеть. Во рту снова начал ощущаться вкус крови. Гирт вспомнил врачей, не желавших отпускать пациента, пока не услышали, что он убийца. Такие далекие врачи из такой далекой ночи. Все это было уже не важно.
– Я познакомился с Надин на мосту через дамбу, – сказал Гирт детективу.
Он не знал почему, но ему показалось крайне важным рассказать, как они познакомились с этой женщиной. Где-то подсознательно Гирт ожидал, что детектив прервет его, скажет, что это несущественно, особенно когда воспоминания подошли к интимным моментам близости, но детектив курил сигарету за сигаретой и молчал. Хмурился иногда, но отнюдь не от интимных подробностей. Перед глазами мелькала отрубленная рука Надин Торн и ее вывернутые наизнанку суставы. К тому же была еще запись в базе данных об этой женщине, датированная прошлым веком. Разве такое возможно? Детектив Джейсон Оливер нахмурился сильнее, закурил новую сигарету. «А эти тени?» – Он бросил короткий взгляд на подозреваемого. – «Чертовы психи, с ними действительно сам сойдешь с ума».
История Гирта стала сбивчивой. Он добрался до минувшей ночи. Слезы и крупные капли пота на его лице смешались. Джейсон Оливер протянул ему новую пачку сигарет и бумажные спички, предложил стакан воды. Гирт покачал головой.
– Хорошо, – детектив поднялся на ноги, покинул комнату для допросов.
Гирт не взглянул на него. Детектив Оливер закрыл дверь. Электронный замок щелкнул, закрылся. Теперь прямо по коридору и направо. Кабинет штатного психолога всегда казался ненужным и лишним, словно аппендицит, который рано или поздно вырезают у многих людей. Постучать в дверь. Когда Клео Вудворт занята, она всегда вывешивает табличку «не беспокоить». Но сейчас таблички нет. Выждать пару секунд, заглянуть в кабинет. За столом никого. В воздухе запах молотого кофе. В смежной с кабинетом комнате есть умывальник. Джейсон Оливер закрыл дверь и осторожно позвал психолога по имени.
Доктор Вудворт выглянула из смежной комнаты. У нее были светлые волосы до плеч и приятное, ничем не примечательное лицо. В первый год ее работы в участке Оливер долго не мог запомнить, как она выглядит. Узнавал, когда Клео здоровалась с ним, но, пытаясь вспомнить, видел перед глазами десятки, сотни одинаковых лиц, обрамленных светлыми волосами. Лишь после ранения, когда Оливера обязали посещать психолога дважды в неделю, он смог запомнить ее лицо. И то – иногда, не узнав, проходил мимо на улице. Она окликала его. Он оборачивался, хмурился, извинялся, списывая все на ранение.
Пуля тогда попала в голову, раздробила лобную кость и застряла в черепе. Операция длилась больше восьми часов. Все это время Оливер находился в сознании. Врачи извлекали пулю, не надеясь, что их пациент выживет. Он слышал их голоса. Они просто делали свою работу. Несколько раз Оливер хотел спросить, что случилось с его напарником, но не мог. Он не чувствовал своего языка, не чувствовал губ, лица. Такая немота продолжалась больше месяца после операции. Врачи приходили и обещали, что речевые функции вернутся. Кто-то принес извлеченную из головы пулю и положил на прикроватную тумбу. Двигаться было больно, но Оливер заставил себя дотянуться до пули и выбросить в открытое окно. Его долго держали под наркозом. Так, по крайней мере, казалось Оливеру.
