Глава 4
Кэт сжалась, услышав, как Син произнес вслух правду, о которой самые храбрые осмеливались лишь шептаться. И только так, чтобы не слышала Артемида.
Она откинулась назад, подальше от ножа.
— Проклятье, парень, у тебя адский дар раздражать людей.
Эти слова тут же подтвердил гневный крик Артемиды.
— Почему ты не сказал ей, что это платье полнит?
В ответ он надавил на кинжал, приставленный к горлу Кэт.
— Я не играю, Артемида.
Лицо Артемиды окаменело.
— Я тоже.
Не успела Кэт глазом моргнуть, как кинжал оторвался от её горла. Неведомая сила вырвала ее из рук Сина перед тем, как нож выскользнул из его ладони и трижды вонзился ему грудь. На третий раз нож остался в теле по самую рукоятку и стал медленно поворачиваться.
Син грязно выругался и выдернул его.
Кэт простерла руки к Артемиде, стараясь разрядить ситуацию.
— Матисера…
— Держись подальше, Катра. Иди домой!
По тону Артемиды Кэт поняла, что должна подчиниться. Но она не могла остаться в стороне и позволить Сину умереть, если все то, что он сказал о галлу, правда. Они не могут потерять того, кто знает, как побороть демонов.
Широкими шагами Артемида направилась к нему.
— Пришло время закончить то, что мы начали.
Син оттолкнулся от пола и бросился на Артемиду, но не успел приблизиться, как его отнесло и впечатало в дальнюю стену. Син зарычал и выбросил руку вперед.
Артемида отлетела назад.
Кэт сделала шаг к матери, чтобы защитить её. Но не успела сделать второй, как раздался голос Артемиды:
— Деймос.
Кэт остановилась в тот момент, когда огромный свирепый мужчина появился рядом с Артемидой. У одетого во все черное Деймоса были короткие иссиня-черные волосы с широкими полосами седины — прическа сильно изменилась с тех пор, как они виделись в последний раз. Его вид ужасал, особенно впечатление усиливалось татуировкой, которая начиналась как тонкая обводка вокруг ярко-синих глаз, а потом зигзагами вилась по щекам, от слезных протоков к шее. Красивый и смертоносный, он стоял перед ними, широко расставив ноги, склонив голову, как хищник, и держал руки поближе к оружию — мечу и пистолету, — готовый сражаться.
— Забери его силы и убей! — приказала Артемида.
Кэт была в шоке от этого приказа. Однажды сказанные, такие слова нельзя забрать. Деймос был одним из самых опасных долофонийцев. Сыном ужасных фурий, которого боги призывали, когда нуждались в безжалостном разрушителе, и он не остановится, пока Син не умрет.
Деймос ринулся на Сина, и швырнул его на пол.
— Что ты сделала, Матисера?
— То, что должна была сделать в самом начале. — Артемида пыталась удалить Кэт из комнаты, но с тех пор, как она продала услуги Кэт её бабушке, она больше не обладала такой властью.
Мать Кэт зашипела на неё:
— Оставь нас, Катра, сейчас же.
Но Кэт не могла. Из-за нее Син вляпался в это дерьмо, и хотя он неплохо дрался с Деймосом, она знала, кто в итоге победит.
И это будет не Син.
Син сражался с одной рукой, заломленной за спину, и тремя кровоточащими ранами в груди, а Деймос мог просто вызвать силы всего греческого пантеона, чтобы убить его. Это была одна из многих способностей, дарованных фуриям и их детям. И хотя Син, возможно, заслуживал смерти, он не заслуживал смерти такой.
Только не после того, что они сделали с ним. И не в том случае, если все, что он сказал, правда. Он понадобится им, чтобы бороться с демонами своего пантеона.
— Извини, Матисера. — Кэт только успела увидеть смятение на лице Артемиды перед тем, как подбежала к Сину. Он стоял у стены, все еще сражаясь, а Деймос уже доставал свой меч, чтобы прикончить его. Кэт обхватила Сина сбоку и перенесла из его квартиры к себе в Калосис.
Переплетясь руками и ногами, они рухнули в центре её темной гостиной. Син зашипел и оттолкнул её. Кэт отлетела недалеко. Он сильно истекал кровью, но её внимание больше привлекала рана, оставленная его кинжалом. Будь он смертным, рана оказалась бы фатальной, и, возможно, сейчас она причиняла ему такую сильную боль, что он сожалел, что не смертный.
Кэт бросилась к нему.
— Тебя нужно осмотреть.
Син злобно посмотрел на нее.
— Где мы? Что ты сделала?
— Спасла тебя от смерти.
Он оттолкнул её руку от раны.
— О, поверь, я бы справился и сам.
Стоя рядом с ним на коленях, Кэт откинулась на пятки.
— Да, ты показал настоящий мастер-класс. Особенно мне понравилось, как ты лицом наставил ему синяков на руках. Через пару минут и твое сердце тоже ринулось бы в атаку… после того, как его вырвали бы из груди.
Он скривился.
— Что ты знаешь?
— Больше, чем мне хотелось бы.
Син нахмурился, услышав, как прервался её голос на этих словах. Это означало, что она устала, без сомнения, от Артемиды и её интриг. Они могли добить даже самого стойкого из бессмертных.
И настолько же, насколько ему было ненавистно признавать это, она была права насчет того, что ему чуть не надрали задницу. Он должен был лучше думать, прежде чем выступить против Артемиды без всех своих сил. Это было глупо, и ему повезло, что долофониец не вырвал ему сердце.
Но он хотел мести, и ничто иное, особенно такая тривиальная вещь, как благоразумие, не имело значения.
Катра придвинулась ближе и разорвала его рубашку, открыв рваные раны на груди. Он начал было отталкивать Кэт, но в руках у нее появилась тряпка, смоченная в холодной воде, чтобы очистить раны. Ее доброта все равно казалась ему бессмысленной, учитывая ее гены. К тому же он не привык, чтобы кто-то помогал ему. Все, кого он знал, отвернулись от него и оставили страдать.
Люди не бывают добрыми, он это знал. Доброта проявляется только в том случае, если акт милосердия может принести им выгоду.
— Почему ты мне помогаешь?
Она бросила на него уничтожающий взгляд.
— Кто сказал, что я помогаю тебе?
Он вздернул бровь, многозначительно взглянув на её руку, вытирающую кровь.
Прежде чем ответить, она прочистила горло.
— Мне не нравится смотреть, как избивают людей, ясно?
— И почему же я этому не верю? А, постой, я знаю. Потому, что ты дочь самой большой стервы, которая когда-либо жила. Которая всю жизнь причиняет боль тем, кто встречается на ее пути.
— Ты можешь прекратить говорить об этом? — процедила Кэт сквозь зубы.
Как будто это могло его остановить.
— Она стерва.
— Не это, другую часть. Но лучше прекрати говорить и то, и другое, или мне придется посыпать эту рану солью.
— Почему? Разве ты не гордишься мамочкой?
