— Хорошо, замри и позволь мне самому обо всем позаботиться.
Так будет лучше, и потом не потребуется убивать Киша. С этой мыслью он запечатал дверь, чтобы никто его не побеспокоил.
Просыпаясь, Кэт почувствовала боль в руке. Она попыталась не так сильно давить на нее, но поняла, что не может. Ее опутывала легкая, как перышко, сеть. К сожалению, это была слишком знакомая сеть.
Диктийон Артемиды.
Отвращение пронзило Кэт, когда она вспомнила проказы других служанок Артемиды, которые считали, что держать Кэт связанной — весьма забавное развлечение. Поймут ли они когда-нибудь, что Кэт вовсе не находила это смешным?
— Довольно, Сатара, хватит этих глупых игр, отпусти меня.
Но как только Кэт сфокусировала взгляд, она поняла, что находится не дома, и здесь нет смеющейся над ней Сатары.
Вместо этого здесь был мужчина, с ненавистью смотрящий на нее. Опять.
Она испустила раздраженный вздох.
— Что тебе нужно?
— Всего-навсего вернуть мои силы.
Конечно, он хочет этого. Какой бог не хочет вернуть свои силы? Но скорее Люциферов ад замерзнет, чем она позволит такому психу обрести хотя бы намек на силу.
— Да? Ну что ж, тебе не повезло.
Он скривил губы.
— Не играй со мной, Артемида. Я не в настроении.
— И я тоже, придурок. На случай если ты не заметил, я не Артемида.
Син замер при этих словах и посмотрел на нее более внимательно. Было небольшое различие. Но у женщины были те же зеленые глаза. Те же черты лица. Это была Артемида. Он чувствовал исходившую от нее силу.
— Не ври, стерва.
Она пнула его, но он отступил назад.
— Не смей так меня называть, идиот. Я ни от кого такого не потерплю, и уж тем более от такого, как ты.
— Отдай мои силы, и я с радостью освобожу тебя. — И он именно это имел в виду. Как только к нему вернутся силы, он убьет её, и она действительно станет свободной.
— Слушай, тупица, я не могу дать тебе то, чего не имею. Я. Не. Артемида, — раздельно произнесла она.
Он наклонился к ней, чтобы она смогла увидеть, как сильно он презирает её и её неискренность.
— Да, точно. Ты действительно думаешь, что я забыл лицо, преследовавшее меня три тысячи лет? Лицо женщины, чью глотку я хочу перерезать?
Она буквально зарычала на него, как дикий зверь.
— Вбей себе в голову. Я не Артемида.
— Тогда кто ты?
— Меня зовут Кэт Агротера.
Пришла его очередь усмехнуться.
— Агротера, да? — Он схватил сеть вокруг её груди и притянул её так, что они оказались лицом к лицу.
— Хорошая попытка, Артемида. Агротера означает «охотница». Ты думаешь, я забыл, что это одно из имен, которыми тебя наградили почитатели?
Она боролась против его хватки.
— А еще это прозвище, которое используют девы Артемиды. Я одна из них, болван.
Он рассмеялся ей в лицо.
— Ты одна из служанок Артемиды? Насколько тупым ты меня считаешь? Ты однажды одурачила меня, но во второй раз тебе это не удастся.
Кэт испустила долгий вздох, ею овладела усталость. Вообще-то у неё были силы порвать сеть. Но если она сделает это, то даст ему слишком явную подсказку относительно сил, которыми она обладает, и кем в действительности является. Эту тайну не позволительно доверять такому созданию.
Нет, лучше, чтобы он думал, что она бессильна и не знает, что делать.
— Веришь или нет, но я и есть ее служанка.
Он отпустил ее, позволив упасть на диван, и с отвращением посмотрел на нее.
— Угу. Артемида никогда не стала бы держать у себя прислугу её роста. Никого с глазами такого же цвета. Она слишком тщеславна для этого. Ты слишком тщеславна.
— Если быть точной, то я выше нее. Неужели ты забыл?
Син колебался. Он не мог вспомнить точный рост Артемиды — слишком давно он видел её. Все, что он помнил, — она была выше шести футов.
— Я не отступлю от сказанного. Артемида никогда не стала бы держать у себя прислугу, которая выше нее.
— Экстренное сообщение: она стала мягче с годами.
Да, хорошо.
— Уверен, что стала… так же, как и я.
Женщина откинула голову и раздраженно зарычала.
— Слушай, кажется, у тебя проблемы, о которых я даже знать не хочу. Отпусти меня, и мы оба забудем об этом инциденте. Если ты не сделаешь этого, то очень сильно пожалеешь.
Он усмехнулся
— Не в этот раз, Артемида. Именно ты пожалеешь. Я хочу вернуть силы, которые ты у меня украла. Ты одурачила меня, затем отняла все, кроме жизни, но, проклятье, ты была к этому близка.
Кэт застыла; его слова разбудили глубоко похороненные внутри нее воспоминания. Но они были туманны и мимолетны, и она не могла извлечь из этого пользу, поэтому она отбросила их, обратившись к тому, что помнила.
— Ты собирался убить Артемиду. Она сказала, что ты её ненавидел… Что ты вломился в её храм и пытался изнасиловать ее и… — Слова иссякли, когда она поняла, что Артемида солгала. Как мог бог из другого пантеона попасть в её храм на Олимпе без приглашения? Тогда это не пришло Кэт на ум. Она была слишком юной и слишком боялась, что он может ранить или убить Артемиду.
Тогда многие боги враждовали между собой и те, кто охранял их, были начеку. Слишком многое угрожало Артемиде, и некоторые угрозы почти осуществились.
Но одно было невозможно. Чужой бог не мог проникнуть во владения другого без приглашения.
О боги, это была очередная полуправда…
— О чем ты говоришь? Ты потеряла рассудок? — поморщился Син.
— Нет, — сказала Кэт, чувствуя вину, — я не Артемида. Позволь мне уйти.
— Нет, пока я не получу обратно свои силы.
Это уже начинало раздражать…
— Последний раз повторяю: я не могу дать тебе то, чего у меня нет.
— Тогда ты останешься в этой сети, пока не пройдет вечность.
Она зарычала на него
— Да, это очень умно, не правда ли? Что ты собираешься делать? Ставить на меня напитки, или просто использовать как предмет для разговора, когда придут твои друзья? И мы, конечно, не подумали о том, что случится, когда я захочу воспользоваться уборной, ведь так? Я надеюсь, у тебя есть карточка постоянного клиента Софа Экспресс?
Син не был уверен, смеяться или поражаться ее вспышке. Нужно отдать ей должное, подумал он, у неё хорошее воображение.
— Ну разве ты не кладезь сарказма?
— О, только подожди. Я еще даже не начинала. — Она вздрогнула, когда потревожила сломанную руку, и боль волной прошла сквозь плечо.
Син почувствовал укол совести и возненавидел себя за это. Пусть страдает. Что ему с того? Но часть его, которую он презирал больше всего, — та часть, которая сохранила сострадание, — умоляла его помочь ей.
