Да, именно этим все и были заняты… только никто не знал, как именно это следует делать. В обычном водоеме, вроде моря, если видишь приближающуюся акулу, медузу или морскую змею, у тебя в голове уже есть несколько готовых идей, потому что известно, что это за твари и на что способны. Существуют определенные маневры уклонения, которые можно попробовать выполнить. На что насчет этой… штуки? Как можно приготовиться к тому, что ты никогда раньше не видел?
Кук наблюдал за существом.
Обогнув лодку, оно устремилось к носу, где он находился. Судя по тому, как оно расталкивает в стороны клочья водорослей, это был твердый объект. Но глядя на него, этого нельзя было сказать. Теперь оно выставлялось из воды дюйма на два-три, рассекая засоренную водорослями поверхность. Неправильной, напоминающей овал, формы горб, который, казалось, состоял из тонких прядей какого-то материала. Желто-зеленого цвета, невероятно густых и спутанных, словно «ангельские волосы». Вьющиеся нити лучами расходились из этого лохматого горба. Одни были спутанными, другие, невероятно длинные, свободно плавали в воде.
— Что это такое, Кук? — спросил Менхаус. — Чего оно хочет?
Кук подумал, что в том, что оно хочет, нет ничего хорошего… ибо существо вызывало в нем какое-то первобытное отвращение, словно паук под микроскопом, чье выпуклое тельце покрывали тонкие волоски. Нечто настолько чуждое и мерзкое, что не имело права на существование. Наблюдая за тварью, он заметил, что у нее нет глаз… лишь эти тонкие, как проволока отростки, исходящие из горба. И глядя на эти корчащиеся и извивающиеся в воде жгутики, он увидел собственную смерть. Внезапно и с абсолютной уверенностью он понял, что эта тварь и есть смерть. Его смерть, та самая смерть, которая шла за ним по пятам все тридцать восемь лет. Она была здесь, чтобы забрать его.
Кук увидел это и понял, что это правда. Осознание этого словно бритва рассекло ему мозг. Болезненное, деструктивное и опустошающее. У него было странное, галлюциногенное чувство, что нечто внутри него очень хочет вырваться наружу и убежать. Казалось, он не мог дышать. Чувствовал, как его сердцебиение замедляется, словно в преддверии неминуемого.
— Мне не нравится это, Кук, — сказал Сакс. — Пристрели эту тварь…
Они все говорили ему это, и он понимал, что они правы. Но еще он понимал, что та новая, мистическая уверенность, расцветшая в нем черной орхидеей, была им просто недоступна. Их время еще не пришло.
— Кук… — Начал было Фабрини.
Тварь стала подниматься перед носом лодки… И, господи, что это? Она появилась из этого смердящего, мерзкого моря, сочась водой, слизью, гнилью, и источая пар. Поднялась на десять или двенадцать футов, липкая, живая и невероятная.
Менхаус раскрыл рот от изумления.
Она была неясной, абстрактной формы. Нечто, состоящее из выпуклостей и бугров, поросших этими волосами-щупальцами, спутанными и шевелящимися. Извивающаяся, мохнатая тварь, прозрачный паук, покрытый комками шерсти и длинными нитями. Вьющееся скопление живых паутин, находящихся в постоянном движении. Горб, который они сперва увидели, возвышался над основной массой, как голова. Но он не имел ничего, напоминающего лицо… только сеть спутанных волос, скрывающую под собой нечто черное и блестящее. У твари было две, а может быть, три конечности… бескостные штуки, не щупальца и не отростки, как у краба, а длинные, покрытые чешуей стержни, подрагивающие и сочащиеся влагой.
Высоким, полным паники голосом Сакс воскликнул:
— Что… что ты собираешься с этим делать, Большой Босс?
Хороший вопрос.
Кук уставился на тварь. Эта мерзость никак не могла быть живой, и все же была. Очень даже живой. Шевелящееся, зловещее скопление волокон, волос и грязно-серых кружев. Эти пряди и космы простирались в случайном порядке, отчего походили на конечности, только это были не конечности. Просто развевающиеся волосы, некоторые слипшиеся в большие комья и колтуны. Все связаны между собой длинными мясистыми лентами.
Кук начал стрелять.
Он разрядил в тварь пистолет, а потом она схватила его. Другими словами, швырнула своими длинными, покрытыми чешуей конечностями в центр своей массы. Но пасти у нее, как таковой не было. Ей было нечем его рвать. Он ударился о тело твари, и все услышали его крик. Утробный нечеловеческий крик, какой животное издает перед смертью.
Менхаус упал на сиденье, визжа, и причитая. Его разум рвало на части.
Фабрини, казалось, застыл от ужаса.
Кук… Господи. Все те волосы и жгутики накрывали, оплетали, ласкали и опутывали его. Он бился, пытаясь разорвать их, хватал их руками. Звук был такой, будто пучки травы выдирались из почвы. Все эти паутины жадно овладевали им, заползали в ноздри, рот, глаза, извиваясь, как дендриты или синапсы нервных клеток. Проникали в него, словно корни. Прорастали внутрь и наружу.
Все видели это.
Когда его крики, наконец, смолкли, из-за того, что горло у него было забито клубком из этих ползучих паутин, из его лица, шеи, и рук начали расти крошечные волоски. Они прорастали как корешки при замедленной съемке, жилистые и волокнистые. Миллионы их прорывались из Кука, пока тот не превратился в… мохнатое, подрагивающее существо, очертаниями напоминающее человека, поглощающееся шелестящей массой.
Остальные сидели, не шелохнувшись, потому что были не в силах что-либо предпринять. Фабрини было встал, взмахнув веслом, и сделал, может, один шаг, прежде чем Сак приказал ему сесть на место. Он понимал, ему это только на пользу.
Все произошло очень быстро.
Еще мгновение назад Кук был с ними, и вдруг… стал частью этой твари.
Менхаус хныкал, Фабрини издавал горлом сдавленные рвотные звуки, а Крайчек просто старался не смотреть. А что Сакс? Он был до смерти напуган и уже хотел вставить пистолет в рот и вышибить себе мозги. Несмотря на ужас происходящего, его коварный разум тут же узрел в этом удобный случай.
Поэтому он залез внутрь себя, нашел во тьме свой дрожащий от страха голос, и вытащил его наружу.
— Ладно, — проскрипел он. — Ладно… просто сидите тихо и не шевелитесь, мать вашу.
Выполнять такой приказ было несложно, ни у кого не возникло с этим проблем.
Тварь все еще находилась там. Гигантское, дышащее переплетение паутин, волокон и нитей. Все эти жесткие сухожилия подрагивали и извивались, как длинные тонкие черви. Из-за выпирающего из нее бугра, который некогда был Куком, она выглядела беременной. Ее конечности, разветвляющиеся чешуйчатые прутья суетливо обматывали его сетями волос, закутывали в кокон, как муху. И самое страшное было то, что Кук все еще шевелился. Трепетал и подергивался, пытаясь умереть, но это явно давалось ему с трудом.
