Пройдя мимо к стойке с оружием, Табити сделала то, за что утром обещала отрубить племяннику руки, – взяла чужой меч. И тихо выругалась.
Ей не понадобилось вынимать меч из ножен. Достаточно увидеть, что не самоцветами были украшены ножны. Просто стекляшками. А сам меч был слишком легким. В больших городах в состоятельных семьях сыновьям покупают такие игрушки. Будь оно все проклято, малолетний племянник разобрался в деле лучше, чем Табити.
– Ладно, вернемся ко мне, – великодушно предложила Герса.
У себя в кабинете она полезла в шкаф, бормоча: «Где-то у меня тут было…», потом извлекла запечатанную бутылку.
– Может, лучше в харчевню пойдем? – сказала Табити. – Посидим, как в старые времена.
– Не стоит. Времена сейчас другие.
В бутылке оказалась хорошая виноградная водка, Табити такую пробовала только на юге. Что значит торговля налажена. Они выпили разгонную, потом Герса спросила:
– Ну, как тебе?
– Красиво. – Табити заглянула на дно глиняной чашки. – Способности у девочек, безусловно, есть. Но это ж танец, Герса! Танцы они танцуют и больше ничего! В условиях реального боя…
– Вот именно. – Герса откинулась на спинку кресла. – Никому здесь не нужны условия реального боя.
– О чем ты говоришь! Зимняя стража существует для…
– Я знаю. А ты знаешь, сколько сейчас девиц в Зимней страже? Десять. Ты видела половину, остальные дневалят по кухне или пошли за покупками.
– А наставниц?
– Только я. Никто больше не хочет работать на Зимнюю стражу. Да и служить здесь… Хорошо, что их так мало. Я каждую неделю ругаюсь в магистрате, чтоб они оплатили наши счета. – Герса кивнула на стопку бумаг на столе. – Говорят, содержание Красного дома слишком дорого обходится городу.
– Но Красный дом существует столько, сколько Элат. Если не дольше.
– Вот мне и говорят – не пора ли заканчивать? Нет, речь о том, чтоб отменить Зимнюю стражу, не идет. Пока не идет. Но в целом люди считают, что от существования Зимней стражи больше вреда, чем пользы. Мы отбираем дочерей у родителей, оставляем их без работниц и помощниц по хозяйству. А те, кто служил, на всю жизнь несчастны. Вот ты десять лет моталась по свету – и что ты имеешь, что нажила?
– Ну, за эти годы у меня и хорошего много было.
– Но ни мужа, ни детей у тебя нет.
– Разве это обязательно? И потом, у тебя тоже нет, хотя ты никуда не уезжала.
– Вот именно. Бывшие стражницы не годятся в жены. Правда в том, что, как правило, мы сами этого не хотим, но кому нужна правда? Родители не желают отдавать дочерей в Красный дом, потому что это помешает им завести семью. Да те и сами не рвутся. Мне удается их чему-то учить только потому, что я убедила их, что мои занятия придадут им изящества и грациозности, сделают неотразимыми в танцах и зимних забавах. А тут приходишь ты и возишь их мордой об пол.
– Танцы и зимние забавы… Но как? Как могло все так перемениться всего лишь за десять лет? Неужели только из-за того, что построили дорогу?
– На самом деле все менялось давным-давно. Может быть, столетиями. Просто никто не обращал внимания. Я просмотрела архивные записи. Раньше в Зимней страже служили пожизненно. Потом двадцать пять лет. В наше время – пятнадцать. То есть по настоящему-то служили лет семь, а учиться начинали с пяти, когда нас забирали из семей. А в двадцать уходили в отставку. Теперь тоже уходят в двадцать, но учиться начинают в пятнадцать. Так решил городской совет. И возможно, этот срок снова сократят. Они разучились называть свой страх по имени и забыли о нем. Может, они и правы, может, уже и нет причины бояться… мы точно не знаем… на памяти ныне живущих не было возможности проверить… и пусть не будет и дальше.
Она снова разлила водку, выпила залпом.
– И вот еще что. Если ты решила переехать сюда от сестрицы, прошу – не делай этого. Места, конечно, полно. Но ты отлупила этих девушек, а кого не отлупила, те увидели и услышали.
– Ну и что? Можно подумать, ты их не бьешь на тренировках.
– Мне можно. Я наставница. А ты – чужая тетка. Если ты здесь поселишься, они превратят твою жизнь в кошмар.
– Герса, за эти годы я жила в университетском общежитии, в казармах, да мало ли где еще. Среди мужчин. Мой жизненный путь усеян выбитыми зубами и залит кровью из разбитых носов. Хочешь сказать, будет хуже?
– Гораздо хуже. Самым озверелым мужикам не придет в голову то, на что способны юные девы. Так, по мелочам, но постоянно, изо дня в день… В общем, решать тебе.
После визита в Красный дом Табити не сразу вернулась в дом родительский. Нужно было обдумать услышанное. Вдобавок зверски хотелось есть, а у Ане наверняка будут вечерять только после того, как ее муж вернется из лавки.
Она направилась в харчевню на площади. Там на нее посмотрели странно, хотя и обслужили. Раньше такого не было. Ну да, напомнила себе Табити, раньше ты была стражницей, а теперь ты не выглядишь как стражница, вернее, нынешние стражницы не выглядят, как ты.
Пережиток темного языческого прошлого. Получается, что профессор Симха был прав? «Деточка, – говорил он, – в древности это было повсеместное явление – храмы, посвященные локальному божеству, коему служили вооруженные жрицы. С приходом просвещения они исчезли и могли сохраниться лишь в такой глуши, как Элат». «Но, – возражала Табити, – Красный дом – не храм, а Зимняя стража – не жрицы». – «А что же еще?»
Она тогда не смогла сформулировать ответ, и профессор остался при своем мнении.
Когда Табити вышла из харчевни, уже стемнело, и народ собирался поглазеть на вечерний ритуал кануна Полузимья. Радостные вопли приветствовали появившихся на площади девушек из Зимней стражи. Ловизы среди них не было, наверное, не хотела появляться на людях со ссадинами… мы-то и не с такими расквашенными физиономиями выходили… Только не сравнивать, не сравнивать…
Девушки окружили елку и начали кружиться в спиральном танце, или змеином, как его раньше называли. Они были очень хороши – в свете зажигающихся фонарей, среди теней разлапистого дерева, верхушкой подпиравшего небеса. Гибкие, тонкие, изящные, они танцевали под рукоплескания, пение свистулек, хлопанье трещоток, смех и вопли, восхваляющие красоток-стражниц.
Хоть кто-нибудь еще помнит, что это ритуал защиты? Вряд ли.
Кто-то дернул ее за рукав. Табити готова была врезать тому, кто мешал ее размышлениям, но прежде сподобилась глянуть, кто это. И правильно сделала.
– Тетя Таб, а тетя Таб, ты, когда молодая была, тоже вокруг елки плясала?
– Да. Плясала не слишком хорошо, но молодая была. А скажи мне, мелкий, – елки после праздника еще сжигают?
– Ага! Все орут: «Елка, гори!», и Зимняя стража поджигает. Красотища! Хотя Икелас говорит, что нельзя так делать, пожар может быть… А ты за елкой сегодня ходила?
