В моих ушах звенит злобный дребезжащий шепот, и тень, идущая за мамой, окончательно поглощает все.
«Андрей!» — вдруг слышу я четкий, ясный и спокойный голос Фетисова, фоном к которому был бой колоколов, печально-протяжный — «Теперь ты видел, что ожидает землю, если ты пойдешь на компромисс и сдашься. Ангелы, как бесплодные духи блуждающие ныне по земле вернутся на небо, и господь отдаст им во владение землю. И тогда они вернутся, чтобы делать то, что пожелают, и будут строить свои города, и застроят все. И чтобы быть более успешными в своих делах привлекут на свою сторону людей, и люди будут помогать им застраивать землю. И для общения с людьми ангелы придумают зелье, испив которое люди смогут свободно понимать ангелов, но зелье это не пойдет впрок людям, и десятина из них преобразится, и станет питаться себе подобными. И эти преображенные начнут войну против ангелов, и сотрут все, что ангелы построили, и потом примутся за людей, и истребят их, а потом и друг друга. И останется последний — самый сильный, и он пойдет войной на Сатану, и победит его, и не будет у господа достойного соперника, но тот, что появится будет столь господу необычен, что, для того, чтобы одолеть того, господь уничтожит все. И не станет больше ничего и время остановится и вновь будет тьма над бездной, но бог вновь не начнет созидать, и огорченно воссядет на своем престоле в окружении своих избитых и внутренне сломленных слуг. И это будет конец».
* * *
Из тьмы, которая меня застала на кухне дачи под столом вдруг стали проступать очертания моей кухни, на которой я сидел перед уже погасшей свечой.
Я был в шоке и долго не мог придти в себя.
— Ну и подарочек удружил мне Фетисов — сказал я себе тогда, вытирая слезы со своих глаз — ну и «помощь в борьбе»!
Как бы то ни было, но если все виденное мной — правда, я ни в коем случае не могу отступить. Даже если все это — лишь образы, а не именно то, что было видно. Какие-то там ангелы с демонами, кажется, что все это — чушь, но сейчас разве я могу об этом сказать, будто все это выдумки? После всего, что я пережил? Эта чупакабра поганая, Сестра моя, не лучше, Азазель, походы живых мертвецов. Туман, в котором я блуждал несколько дней, думая, что прошло всего несколько часов…
Я склоняю голову, и, закурив, какое-то время сижу в темноте, глядя, как в кухонной посуде отражается огонек сигареты.
— Как бы то ни было, но нельзя отчаиваться и сидеть сложа руки — говорю я себе, уже после третьей сигареты, и встаю, чтобы включить свет.
* * *
Лампа, еще недавно казавшаяся чрезмерно яркой для моей небольшой кухоньки на сей раз, казалось, еле-еле светила, будто зажженной была лишь нить накаливания, и темнота не давала свету двинуться дальше.
Я включил чайник и его радостный гул немного меня взбодрил.
Налив себе свою традиционную большую кружку с цветочком и высыпав в нее пять ложек сахару, я следующим делом включил телевизор:
— На все эти проявления экстремизма нами будет дан адекватный исчерпывающий ответ — говорил бодренько в камеру Президент нашей страны, медленно, но верно возвращая меня в реальность — мы накажем всех, кто вел себя плохо, будьте уверены!
Со словами Президента несколько контрастировали слова Премьер-Министра, который, в общем, говорил все то же самое, но больно уж как-то неуверенно, будто извиняясь, да и показанные после заявлений Премьера и Президента выступления молодежи уже и не в Москве одной, но и в Петербурге, и в теперь уже мною так любимом Екатеринбурге, Самаре, Омске, Новосибирске и Тюмени не внушали нашим властителям большего доверия.
Молодежь радостно гундела, собираясь огромными толпами, и бросала снежками в полицию.
Каждый задержанный, если ему не скручивали руки, поднимал их вверх и кричал что-нибудь ну очень патриотическое, походя при этом на победителя вселенского зла.
По ночам же все те же толпы устраивали небольшие погромы, слава богу, что без жертв, жгли машины и мелкие лавочки.
Все это, признаюсь я вам, во мне почему-то не вызывало восторгов, (хотя, как мне показалось, общество и бурлило в радостном предвкушении позитивных перемен) а наоборот, наводило на мрачные мысли и погружало в тоску.
* * *
Почувствовав внутреннюю слабость, возбудились и внешние враги России — на Кавказе опять началась буза, а прекрасная теплая Маленькая Республика, вновь заходив ходуном, опять, судя по всему, вернулась к старым планам насчет действий в Боржомском ущелье.
Наш МИД, в ответ, хоть и предупреждал МОГКР о недопустимости каких-то «провокационных действий», тем не менее, не как раньше, был проигнорирован — на «той стороне» явно что-то замышлялось, притом очень явно, а не так, как раньше — под плотной завесой секретности.
И тут мне почему-то начинает казаться, что какой-нибудь поездки на юг мне не избежать. Сколько я не пытаюсь себя убедить в том, что никаких оснований для такой уверенности у меня нет — сердцу не прикажешь, и именно на уровне ощущений это так.
* * *
Неожиданно зазвонил телефон. Звонила мама рассказать что у них во дворе собирается молодежь, громко крича что-то про «отжатие Останкино». Я отвечаю маме, что идти от нее до Останкино — целый день, а транспорт уже не работает, так что все это чушь, но мама, как мне показалось по ее голосу, была позитивно возбуждена и говорила, что «уже давно пора раздавить этот гадюшник».
Ах ты моя милая, интеллигентная мама!
— Мамочка! Как же я тебя люблю! — вдруг, прервав все эти разговоры о революциях сказал я — как же я рад, что ты позвонила!
Мама, как показалось, удивилась, и какое-то время сопела в трубку молча, наверное, не зная, что и ответить:
— Да, Андрюш, — ответила она через полминуты — я тоже тебя очень люблю.
— Ты просто не представляешь, как я рад слышать твой голос! — я не боюсь своей неискренности и наигранности в голосе, потом что их нет.
Мама опять какое-то время молчит после чего спрашивает, не случилось ли чего со мной.
На следующее утро на работе все мои предчувствия, которые у меня были накануне, подтвердились — едва я заявился на месте, Павлов (который, как оказалось, в виду чрезвычайных обстоятельств был на месте с раннего утра) сказал мне что нам следует срочно собираться по делам на юг:
— Мы будем ждать развития событий на границе наших южных союзников с МОГКР, и, если Пашкевич в составе банд, вторжение которых на территорию союзников ожидается со дня на день, пересечет границу — мы должны будем арестовать его и доставить в Москву. Если арестовать не удастся, то у нас есть строгий приказ от товарища Сумрачного Пашкевича ликвидировать.