Я вернулся быстро и точно туда, откуда поднялся в воздух. Я бесшумно спустился в золоченую комнату. Мне как раз хватило времени, чтобы забраться в гроб.
Ветер обжег обгоревшую кожу, но это не имело значения. Я был вне себя от радости, обнаружив, что по-прежнему легко передвигаюсь по воздуху. Теперь я знал, что вскоре попытаюсь совершить путешествие к Тем, Кого Следует Оберегать.
На следующую ночь она уже не кричала по пробуждении.
Она набралась опыта и, готовясь к охоте, засыпала меня вопросами.
Плывя по каналам, я рассказал ей старую историю рощи друидов и моего похищения. Рассказал, как в древнем дубе мне передали волшебную Кровь. Поведал о Маэле, до сих пор вызывавшем во мне презрение, и о том, как он однажды навестил меня в Венеции – гость из иного мира.
– Я же его видела! – приглушенно воскликнула она, но стены отразили эхо ее шепота. – Я помню ту ночь, когда он приходил. В ту ночь я как раз вернулась из Флоренции.
Я не слишком хорошо понимал, о чем она говорит. Но слушать ее рассказ было отрадно.
– Я тогда привезла тебе картину Боттичелли, – сказала она. – Маленькую, очень красивую, ты потом меня благодарил. Когда я пришла, тебя ждал высокий блондин, весь в грязи и рваных тряпках.
Теперь я вспомнил. И воспоминания придали мне сил.
Но вот наступил момент охоты – струя крови, смерть, труп, падающий в канал, и снова резкая боль, затмившая сладость лекарства. Я, ослабев от удовольствия, рухнул на дно гондолы.
– Еще раз, мне пока мало, – сказал я.
Она насытилась, но пошла со мной. Из нового дома я выманил очередную жертву, в спешке сломав ей шею. Я убивал одного за другим, и только изнеможение заставило меня прекратить душегубство, ибо раны продолжали требовать крови.
Наконец, привязав гондолу, я заключил Бьянку в объятия и, завернув в плащ, прижал покрепче к груди, как Амадео. Мы с ней поднялись в небо, и я полетел далеко-далеко – туда, откуда Венецию уже не было видно.
Я слышал, как она отчаянно вскрикивает, но тихим шепотом велел ей оставаться спокойной и довериться мне, а потом, вернувшись назад, поставил ее на каменную лестницу на набережной.
– Мы летали в облаках, моя принцесса, – сказал я. – Мы мчались рядом с ветром, рядом с чистейшими небесными существами.
Она дрожала от холода. Ветер совершенно спутал ее волосы. Щеки ее разрумянились, а губы окрасились в кроваво-красный цвет.
Я отвел ее вниз, в золотую комнату.
– Но как ты это сделал? – спросила она. – Расправил крылья, как птица?
– Мне не потребовались крылья, – откликнулся я, зажигая свечи одну за одной, пока не загорелся целый ряд, чтобы комната казалась теплее.
Я просунул ладонь под маску. А потом снял ее и повернулся к Бьянке.
Она пришла в ужас, но лишь на миг, а затем подошла и, глядя мне прямо в глаза, поцеловала в губы.
– Мариус, наконец-то я снова тебя вижу, – сказала она. – Это ты.
Я улыбнулся. Я отстранил ее и поднял зеркало.
Я не мог смотреть на отразившееся в нем чудовище. Но теперь хотя бы губы прикрывали зубы, нос принял какую-то форму, а над глазами выросли веки. Волосы обрели прежний цвет и густоту и падали на плечи светлыми волнами, отчего лицо казалось еще чернее. Я отложил зеркало.
– Куда мы пойдем, когда нужно будет уезжать? – спросила она. Она казалась совершенно спокойной, не ведавшей страха.
– В волшебное место, ты не поверишь, если я расскажу, – ответил я. – Поднебесная принцесса.
– А у меня получится? – спросила она. – Подняться к небесам?
– Нет, моя милая, – ответил я, – только через несколько веков. Чтобы стать такой же сильной, нужно много времени и много крови. Однако в одну прекрасную ночь ты обнаружишь, что обладаешь этим даром, и тогда почувствуешь себя странно и одиноко.
– Позволь обнять тебя, – попросила она.
Я покачал головой.
– Поговори со мной, расскажи еще что-нибудь. Расскажи о Маэле.
Мы устроились рядышком у стены и согрели друг друга.
Я заговорил, поначалу медленно, и поведал ей разные истории.
Я снова рассказал о роще друидов, о том, как стал богом и сбежал от тех, кто хотел заточить меня в дубе, и глаза ее расширились от изумления. Я рассказал об Авикусе и Зенобии, о том, как мы охотились в Константинополе. Рассказал, как обрезал чудесные длинные волосы Зенобии.
И, пересказывая свою повесть, я постепенно успокаивался и уже не испытывал прежней печали и отчаяния. Я собирался с духом сделать все, что необходимо.
За всю свою жизнь с Амадео я никогда не рассказывал подобных историй. С Пандорой мне никогда не было так легко. Но разговаривать с Бьянкой казалось совершенно естественным, беседа с ней приносила успокоение.
И я вспомнил, что, впервые увидев Бьянку, я мечтал именно об этом – сделать ее своей спутницей во Крови, непринужденно беседовать обо всем на свете.
– Давай я расскажу тебе историю повеселее, – предложил я и завел рассказ о Древнем Риме, о том, как расписывал стены своего дома, а гости мои хохотали, пили вино и валялись на траве в саду.
Я заставил ее рассмеяться, и ее смех на мгновение заставил боль отступить.
– Однажды я встретил большую любовь, – сказал я.
– Расскажи о нем, – попросила она.
– Не о нем, а о ней, – ответил я и поразился, что взял и заговорил о Пандоре. Но продолжил: – Я знал ее, когда мы оба были смертными. Я был молод, она – совсем ребенок. В те времена женщины вступали в брак еще девочками, но ее отец мне отказал. Я так и не смог ее забыть. А потом, уже получив Кровь, я снова встретил ее, и...
– Продолжай, расскажи мне все. Где вы встретились?
– И Кровь перешла к ней, и мы остались вдвоем. Мы провели вместе двести лет.
– Долгий срок, – сказала она.
– Да, долгий, но в то время нам так не казалось. Каждая ночь приносила что-то новое, я любил ее, а она любила меня; правда, мы часто ссорились...
– Но по-хорошему? – спросила она.
– Да, по-хорошему, какой верный вопрос, – ответил я. – По-хорошему, за исключением последнего раза.
– А что случилось в последний раз? – нежно спросила она.
– Я повел себя неверно, жестоко. Я совершил ошибку. Я резко и без предупреждения покинул ее и до сих пор не могу найти.
– То есть ты даже сейчас ее ищешь?
– Не ищу, потому что не знаю, где искать, – позволил я себе маленькую ложь, – но я всегда начеку...
– Зачем ты так поступил? – спросила она. – Зачем оставил ее вот так?
– Из любви и злости, – сказал я. – Видишь ли, тогда к нам впервые явились последователи сатаны. Из той же породы, что сожгли мой дом и похитили Амадео. Но за много веков до этого, понимаешь? Они пришли к нам. О нет, не с моим врагом Сантино. Сантино тогда еще не родился на свет. Сантино не из древнейших. Но из того же племени, из тех, кто считает, что послан на землю пить кровь и тем самым служить христианскому богу.
