– Да? – спросил он с вымученной улыбкой. Она уставилась на него долгим оценивающим взглядом – это гротескное подобие головы на привлекательной фигуре начальственной дамы, а потом сказала:
– Сейчас ты выглядишь немного лучше. – Рот еще зиял, черные глаза еще пялились на него с выражением поломанной куклы, забытой под кроватью, но Пирсон понимал, что всякий на его месте видел бы только Сюзанну Холдинг, ласково улыбающуюся подчиненному и демонстрирующую модель поведения «А» в нужной степени. Не совсем Матушка Кураж, но все же заботливая и доброжелательная.
– Хорошо, – произнес он, но тут же сообразил, что этого недостаточно. – Замечательно!
– Вот если бы ты еще бросил курить.
– Я пытаюсь, – ответил он с коротким смешком. Смазанный трос опять срывался с лебедки.
«Отпусти меня, – думал он. – Отпусти меня, страшная сука, отпусти, пока я не сделал чего-то непоправимого».
– Ты же знаешь, тебе автоматически увеличат сумму страховки, – сказало чудовище. Теперь другой нарост лопнул с тихим чмоканьем, и снова поползла та самая розовая масса.
– Да, я знаю, – подтвердил он. – И я серьезно подумаю, Сюзанна. Правда.
– Подумай, – сказала она и отвернулась к светящемуся экрану компьютера. С минуту он стоял неподвижно, пораженный тем, как ему повезло. Допрос закончился.
Когда Пирсон вышел из банка, дождь лил как из ведра, однако Люди десятого часа – теперь это были Люди третьего часа, но, конечно, никакой разницы тут не было – все равно стояли на улице, сбившись в кучу подобно овцам, и делали то же самое. Мисс Красная Юбочка и уборщик, носивший кепочку козырьком назад, прятались под вывеской газеты «Бостон глоб». Они явно промокли, но Пирсон все равно завидовал уборщику. Мисс Красная Юбочка пользовалась дезодорантом «Джордже»: он несколько раз уловил этот запах в лифте. А проходя, конечно, шуршала шелком белья.
«О чем ты думаешь, черт побери?» – спросил он сам себя и тут же ответил: «Пытаюсь не дать себе спятить, благодарю покорно. Ты доволен?»
Дьюк Райнеман стоял под навесом цветочного магазина за углом, съежившись, с сигаретой во рту. Пирсон подошел к нему, глянул на часы и решил, что можно было и не спешить. Он склонил голову, вдыхая аромат сигареты Райнемана. Он сделал это бессознательно.
– Моя начальница тоже из них, – сообщил он Дьюку. – Если, конечно, Дуглас Кифер не устраивает маскарад с переодеванием.
Райнеман мрачно усмехнулся и ничего не ответил. – Вы сказали, что их еще трое. Кто двое остальных? – Дональд Фаин. Вы его, наверное, знаете – начальник службы безопасности. И Карл Гросбек.
– Карл… Председатель правления? Боже мой!
– Я вам уже говорил, – заметил Райнеман. – Эти ребята гоняются за высокими постами… Эй, такси!
Он ринулся из-под навеса навстречу коричнево-белому такси, которое он высмотрел в пелене дождя. Машина подъехала, разбрызгивая воду из луж. Райнеман ловко увернулся, но Пирсону забрызгало туфли и низ брюк. В его нынешнем состоянии это не имело большого значения. Он открыл дверцу Райнеману, который быстро проскользнул на сиденье. Пирсон забрался вслед за ним и захлопнул дверцу.
– В таверну Галлахера, – сказал Райнеман. – Это прямо напротив… – Я знаю таверну Галлахера, – перебил его водитель, – но мы никуда не поедем, пока ты не выкинешь свою канцерогенку, дружок. – Он указал на табличку над счетчиком: «В ЭТОМ ДИЛИЖАНСЕ КУРИТЬ ЗАПРЕЩАЕТСЯ».
Мужчины обменялись взглядами, Райнеман пожал плечами полусердито-полурастерянно – типичный жест племени Людей десятого часа примерно с 1990 года. Потом, не произнося ни слова, выбросил едва начатую сигарету под струи дождя.
Пирсон начал было рассказывать Райнеману, как он был потрясен, когда открылись двери лифта и он увидел свою начальницу Сюзанну Холдинг, но Райнеман, нахмурившись, едва заметно покачал головой и указал на водителя.
– Поговорим позже, – коротко бросил он. Пирсон послушно умолк и стал сосредоточенно смотреть на проносившиеся мимо дома в центре Бостона. Он поймал себя на том, что с любопытством наблюдает маленькие уличные сценки, разыгрывавшиеся за заляпанным грязью окном такси. Особенно его интересовали кучки Людей десятого часа, толпившихся перед каждым административным зданием. Там, где было какое-то укрытие, они забивались в него; если такового не было, они просто стояли с поднятыми воротниками и курили, прикрывая сигареты ладонями. Пирсон понял, что по крайней мере в девяноста процентах шикарных небоскребов в центре Бостона курение запрещено, как и в том, где работали они с Райнеманом. И еще он понял (это было словно озарение), что Люди десятого часа – это на самом деле не новое племя, а жалкие ошметки старого, ренегаты, в ужасе разбегающиеся перед новой метлой, которая намерена вымести эту плохую древнюю привычку из жизни американцев. Объединяло их нежелание или неспособность перестать убивать себя; они были маргиналами во все сужающейся сумеречной зоне, где их пока еще терпели. Необычная социальная группа, думал он, которой не суждено протянуть долго. По его прикидкам, где-то к 2020 году, ну к 2050-му от силы, Люди десятого часа станут чем-то вроде птицы додо.
«О черт, подожди минутку, – думал он. – Мы просто последние в этом мире упрямые оптимисты, вот и все – большинство из нас не заботится пристегивать ремни безопасности, и мы охотно сидели бы у края бейсбольного поля, куда со страшной скоростью летит мяч, совершенно не беспокоясь, есть ли там защитная сетка».
– Что там такого смешного, мистер Пирсон? – спросил Райнеман, и Пирсон вдруг почувствовал, что улыбается во весь рот.
– Ничего, – ответил он. – Ничего существенного.
– Ладно, только не обижайтесь на меня.
– Я обижусь, если вы не будете называть меня Брэндон.
– Вот как, – сказал Райнеман, видимо, обдумывая это предложение. – Ну хорошо, если вы будете называть меня Дьюк и мы не опустимся до Би-Би, или Буби, или чего-нибудь в этом роде.
– Об этом можете не беспокоиться. Хотите я вам кое-что скажу?
– Конечно.
– Это самый удивительный день в моей жизни.
Дьюк Райнеман кивнул без ответной улыбки: – И он еще не закончился.
Глава 2
Пирсон решил, что Дьюк нарочно выбрал таверну Галлахера – совершенно не типичное для Бостона идеальное местечко, где двое банковских служащих могли бы обсудить дела, дающие знакомым основание сомневаться в здравости их ума. Самая длинная стойка, которую Пирсон когда-либо видел не в кино, а наяву, огибала огромную танцевальную площадку, на которой три парочки задумчиво покачивались в такт исполняемой дуэтом Мэри Стюарт и Трэвис Тритт песенке «От этого тебе больно не будет».
Будь площадь бара поменьше, он был бы переполнен, но высокие стулья были так ловко расставлены вдоль этой немыслимо длинной беговой дорожки красного дерева, что создавалось ощущение уединения, словно в отдельных кабинках. Пирсону понравилось. Слишком легко было представить, как человек-летучая мышь (а то и парочка их) сидит на стуле (или на насесте) в соседней кабинке и внимательно прислушивается к их разговору.
«Разве не это называется мышлением осажденной крепости, старина? – подумал он. – Долго же ты до этого додумывался!»
Нет, решил он, пока что ему все равно. Он просто был благодарен, что не надо осматриваться по сторонам, пока они будут говорить… Вернее, пока будет говорить Дьюк.
– Ну как, годится? – спросил Дьюк, и Пирсон удовлетворенно кивнул.
С виду вроде один бар, размышлял Пирсон, проходя вслед за Дьюком под внушительной табличкой «КУРИТЬ РАЗРЕШАЕТСЯ ТОЛЬКО В ЭТОМ КОНЦЕ», но на самом деле их два… Так же, как в пятидесятые годы любая забегаловка на Юге делилась на две части: для белых и для черных. И теперь, как и тогда, четко видна разница. Посередине зала для некурящих стоял «сони» с экраном чуть ли не во всю стену; в никотиновом же гетто к стенке был привинчен болтами старенький зените с выразительной надписью: «ВЫ ИМЕЕТЕ ПОЛНОЕ ПРАВО ПОПРОСИТЬ В ДОЛГ, А МЫ ИМЕЕМ ПОЛНОЕ ПРАВО ПОСЛАТЬ ВАС НА…». Здесь и стойка была погрязнее – сначала Пирсон решил, что ему это показалось, но, присмотревшись, убедился, что фанера кое-где вздулась и сплошь покрыта кругами от стаканов. И, конечно, густой, горьковатый запах табачного дыма. Можно было поклясться, что он исходит от стула. Парень, читавший сводку новостей на стареньком закопченном экране, походил на умирающего от недоедания; он же на громадном экране для некурящих имел такой вид, будто только что пробежал стометровку за девять секунд и после этого десятый раз подтягивается на перекладине.
