Борис отклеился от столба.
– Вставайте, Вадим Сергеевич, козырное место. А я пойду, уточню.
– Давай, – согласился Вадим. – Тебя она не знает.
Стоять у «козырного» столба, словно баобаб посреди саванны, ему не нравилось. Желудок, раздираемый ресторанными ароматами, требовал пищи. Он добрел до киоска, в котором продавались демократичные чебуреки, жареные на ядовитом масле, приобрел парочку, стал жадно поглощать, не выпуская из вида дверь в ресторан. За время отсутствия Бориса прошли трое – любитель позолоченных сотовых телефонов, двойник Саддама Хусейна в парусиновом костюме, длинношеяя блондинка из анекдота про птичий грипп и куриные мозги. Вывалился взбудораженный Борис, принялся вертеться, как оттоптанная муха.
– Здесь я, – подсказал Вадим.
– Докладываю, – отрапортовал помощник. – Ваша пассия сидела в кромешном одиночестве, поглядывала на часы, стала дергаться. Позвонил телефон, она ответила, удивилась – почему, дескать, через задний ход? Позыркала по сторонам, собралась и почесала куда-то в подсобку. Знаете, Вадим Сергеевич, мне кажется, тот человек, что должен был с ней встретиться, сообщил, что за ней следят.
– Пошли, – Вадим швырнул недоеденный чебурек в урну и семимильными шагами направился в обход здания. Нехорошие предчувствия взыграли с новой силой. А вдруг не поздно?
Но приглашения на вечер ужасов уже разослали. Они свернули за угол, пронеслись мимо закрытого Собеса, далее – во двор. У заднего хода в ресторан стоял открытый фургон – ни водителя, ни грузчиков, рядом с фургоном – груда пустых коробок. Фрагмент двора возмутительно пуст – ни одной живой души; только в стороне, за оградкой, детский смех и щенячий визг. Если Галина Юрьевна вышла из подсобки, ее след еще бы не простыл. Не выходила… Вадим перевел дыхание. Не надо суетиться.
– Минуточку, – придержал его за локоть Борис. – Что-то мне подсказывает, что здесь не совсем ладно. Не оскорбитесь уж войти после меня, Вадим Сергеевич?
Проклятье какое-то. В иное время и двор, и крыльцо, и черный вход были бы забиты народом. Суетились бы грузчики, поварята, экспедиторы. Отбросы общества крутились бы у фургона – вдруг какая косточка перепадет? Сегодня, как по волшебству – никого. Длинный загнутый коридор, заставленный тарой, оттуда – новый поворот: непосредственно в подсобки, кухни, склады. Борис дошагал до поворота… и резко встал. «Черная кошка дорогу перешла, – невесело подумал Вадим. – С пустыми ведрами».
– Мать моя, – буркнул Борис. – Пришли, Вадим Сергеевич, теперь вам точно скучать не придется.
«Не вам, а нам», – подумал Вадим. Проклятый вопрос: что делать, когда никто не виноват? Галина Юрьевна Ордынская возлежала в узком проходе, выставив на обозрение зрелую (теперь уже мертвую) красоту. Убийца подкараулил ее и, не вступая в прения, перерезал горло. Кровь еще не вытекла, в глазах вселенская тоска и зависть к тем, кто жив (значит, поняла, что происходит), вытянутая рука с раскрытой ладошкой – словно за последним в жизни подаянием… Чехарда картинок в голове. Кого-то пулей, кого-то подушкой, кого-то вот так, бритвой по горлу… И мысль обидная: этот «резчик по горлу» шел навстречу Галине Юрьевне, сделал дело, двинул дальше – через зал, швейцара, как чувствовал, что двое глупых мужчин побегут в обход. А может, и впрямь чувствовал?
– Полюбуйтесь, Вадим Сергеевич, – Борис присел на корточки, коснулся скомканного халата, зацепившегося за нижнюю коробку. – Этот парень был в робе подсобного рабочего. Умно: если что, не так в глаза бросается, да и кровь опять же может брызнуть…
Бормотание помощника сбивало с мысли. А Борис не мог угомониться – обнюхал покойницу (работал по свежим следам?), склонился над протянутой ладошкой.
– Забавно, Вадим Сергеевич, а ведь на ладошке у нее написано, что будет жить долго и счастливо, правда, большой и чистой любви, к сожалению, не встретит. Ох, не верил я никогда в эту долбанную хиромантию… А откуда, думаете, я знаю? Жена однажды увлеклась и в постели перед сексом меня просвещала…
Трудно молчать, когда никто не спрашивает.
– Борис, утихни, – опомнился Вадим. – Подтяни, пожалуйста, ее сумочку и достань телефон…
– Начинается, – посетовал помощник. – Несанкционированный отбор кошельков и сотовых телефон…
– Не нужен мне ее кошелек, – разозлился Вадим. – В телефоне номер, с которого ей последний раз звонили. Если это не убийца, то, по крайней мере, тот, кто этим беспределом распоряжается.
– И то правда, – сообразил Борис, подтягивая сумочку из кожи нильского крокодила (или кого-то на него похожего). Компактная «раскладушка» перекочевала Вадиму в карман.
– А теперь пошли, а то повяжут.
– А в милицию не будем сообщать? – растерялся Борис. – Постойте, Вадим Сергеевич, это же будет выглядеть… ну, словно мы ее…
– К черту, – зашипел Вадим, хватая безнадежного тормозилу за рукав. – Если нужно кому-то, нас и так подставят. Разбегаемся, Борис. Машину сразу не уводи, пошатайся по проспекту, а я дворами смоюсь. Понадобишься – позвоню, будь на связи.
– Ну, не знаю даже… – до парня, кажется, дошло, куда он попал. – Извините, Вадим Сергеевич, но насчет трупов с моим боссом уговора не было…
Полемика о вреде опасных связей, впрочем, не затянулась. Где-то хлопнула дверь, раздались женские голоса. Они быстро приближались. Паника ударила в голову. Он толкнул Бориса, чтобы не высиживал, как курица на яйцах. Двусмысленнее положения не придумать. Борис попятился, жар ударил в голову – дошло, даже очки вспыхнули – помчался, топая, как слон, за ним Вадим. Поворот, полутемный «предбанник»…
– Успехов, – он вытолкнул помощника за дверь, сам притормозил, перевел дыхание. Не соваться же с безумной физиономией на люди. «Спокойствие, только спокойствие. Ты никого не встретишь, досчитай до пяти, сделай физию попроще, и вперед…» Досчитать он успел, впрочем, только до двух. Истошный вопль потряс запутанный коридор. С опозданием к воплю примкнул второй, начался сумасшедший кошачий концерт. Он бы тоже с удовольствием заорал. Толкнул дверь, одновременно отступая в темень проема. Пусто у крыльца. Жилые подъезды в стороне, Собес закрыт, хозяин фуры сгинул. Он натянул на лицо выражение «потустороннего» прохожего, спустился с крыльца, двинул в просвет между кирпичной коробкой (ЖЭК его знает, что это такое) и чахлыми кустами. Уши горели, как у нашкодившего пацана…
Новость о том, что бывший коллега сбежал из больницы, майора милиции не впечатлила. Он лишь пожал плечами, пропуская Вадима в квартиру – мол, эка невидаль, не мужское это дело, валяться по больницам.
– Руки не подам, извини, – пробурчал Никита. – Руки по локоть в крови – курицу разделываю.
Вадим уже заметил, видок у Никиты Румянцева был не самым презентабельным. Дырявые трико, майка наизнанку, устрашающий нож-пила в мускулистой руке. Проживал майор милиции, как ни странно, в коммуналке – в знаменитом стоквартирном доме облисполкома, возведенном архитектором Крячковым и взявшим Гран-при на Парижской выставке 35-го года. Квартира изначально была на три семьи. Одна из соседок укатила на ПМЖ к Мертвому морю, а ее комнатку Никита и соседка – перезрелая директриса медицинского училища Степанида – напряглись, выкупили и вот уже второй год подыскивали достойный вариант обмена. Прогадать было крайне обидно, квартира в аварийном, пожароопасном крячковском доме стоила невероятных денег.
– Проходи на кухню, – проворчал Никита. – Еду себе готовлю на всю неделю. Не мудохаться же каждый вечер.
Из комнаты соседки доносился разговор на повышенных тонах. Горластая директриса увлеченно общалась с подругой. Подруга хохотала и вставляла живописные комментарии.
– Не обращай внимания, – отмахнулся Никита. – Не могут они иначе. Как разойдутся после красненького – остановить невозможно. Живой анекдот: «А если дамы на минутку замолчат, то можно услышать жуткий рев Ниагарского водопада»… Тебе котята, кстати, не нужны? – Никита пнул по коробке от импортного телевизора, которая как-то странно заходила ходуном и запищала на разные голоса. – Не уследили за Муськой, добегалась, зараза. Восемь штук принесла, как с куста.
– Спасибо, – поблагодарил Вадим. – За собой-то уследить не могу.
– Жалко, – вздохнул Никита. – С этими ребятами добрее становишься. Красивые, черти, просто сердце узлом сворачивается… Ты знаешь, что древние египтяне, когда находились за границей, скупали, не торгуясь, всех попавшихся на глаза кошек и увозили домой. Но где ты нынче возьмешь древнего египтянина? Придется топить.
Никита со злостью вонзил пилу в разлегшуюся на разделочной доске курицу. Всплыло откуда-то в голове: чернобыльские курицы на рынке, а также на гербе и на деньгах.
На коммунальной кухне было голо, грязно и неустроенно. Вадим сидел на рослом табурете и тоскливо смотрел, как приятель кромсает несчастную птицу.
