Снова игры.
Дверь со щелчком открылась, крошечный звук раздался, как раскат грома. Дверь приоткрылась на полдюйма... и казалось, что между каждой попыткой открыть дверь шире проходили минуты, пока не осталось достаточно места, чтобы она смогла заглянуть в коридор. Он был пуст.
Неужели он ждал ее, прячась в тени?
Она приоткрыла дверь еще немного.
Коридор был не освещён, и ее глаза не успели приспособиться. Свет спальни, окружавший ее, маскировал то, что могло скрываться в коридоре. Чернота за пределами комнаты пульсировала, дышала на нее своим ледяным гнилостным дыханием, заставляла ее дрожать. Казалось, она тянулась к ней в безопасном свете, хотела схватить ее и утащить в свою черноту.
Почувствуй меня, - подумала она. - Ты чувствуешь мой страх? Ты, ублюдок... ты чувствуешь это?
Она неохотно шагнула в коридор, полагая, что он где-то там, ждет ее. Но она не желала больше ждать, изображая беспомощную жертву в костюме из мочи. Она захлопнула дверь спальни, отрезав источник света, и ждала, пока глаза привыкнут.
Она снова прислушалась, ожидая услышать его горячее дыхание, телевизор, хоть что-нибудь, но не слышала ничего, кроме оглушительной тишины.
Она сделала крошечный шаг, и пол скрипнул.
По поверхности стены ползли ее руки, ощупывая обрамленные картины, бра, маленький столик в прихожей. Она медленно шла, опустив руки ниже в поисках дверной ручки, в поисках выхода.
Мысли о семье не давали ей двигаться, она знала, что они будут волноваться за нее, переживая, что случилось что-то ужасное...
Пол снова скрипнул, но на этот раз не по ее вине. Она замерла, упершись руками в стену, пульс оглушающе бил в висках в такт сердцебиению. Пот струился по ее телу, и она почувствовала сильный запах мочи, смешивающийся с ее собственными соками, стекавшими с ее тела.
Дыхание, но не ее собственное. Он был рядом с ней. Он изводил ее, даже не стараясь.
Она хотела убежать обратно в спальню, но была парализована ужасом.
- Пытаешься сбежать так скоро? И куда это ты собралась?
Ее крик замер в горле.
* * *
Она не помнила удара по голове, но знала, что это было неминуемо - ее голова раскалывалась, а из раны над ухом текла струйка крови. Она чувствовала, как она стекает по волосам, забрызгивая жирными каплями ее плечо. Шея болела, когда она подняла голову, она не могла видеть - мешала повязка на глазах - и она поняла, что привязана к стулу. Она чувствовала свою наготу. В комнате было холодно, и она дрожала.
- Наконец-то ты очнулась, - сказал он, и она задрожала от звука его голоса, не в силах остановиться, страх, подобно серии электрических разрядов, пронесся по всей ее нервной системе.
Я в полном ужасе, - подумала она. - Разве он этого не видит? Не чувствует это? Она попыталась придвинуться к нему... чтобы он тоже почувствовал это.
- Eсть хочешь?
Она покачала головой.
- Конечно, хочешь. Вот только врать мне не надо.
Голод не был проблемой. Она все равно не смогла бы ничего удержать в желудке.
Даже не видя, она знала, что он стоит перед ней, чувствовала его возвышающееся присутствие.
- Это мое тело, - сказал он. - Я отдаю себя тебе полностью. Ты должна поесть, чтобы у тебя были силы.
- Дэниел...
Она едва смогла вымолвить его имя. Она пыталась произнести другое слово, но ее язык казался толстым и тяжелым.
Он засунул ей в рот тряпку и привязал ее к затылку.
Она почувствовала его руку на своем бедре... массируя внешнюю мышцу, пальцы прощупывали плоть. Теперь рука ласкает внутреннюю сторону бедра, поглаживает, пальцы приближаются к паху. Ноги широко связаны, ступни привязаны к ножкам стула.
Его руки медленно спускались по ее бедрам к коленям, пальцы сжимали, тыкали, массировали плоть, но, как ни странно, не сексуально и уж тем более не нежно. Руки приподняли одно бедро, держа его снизу, словно взвешивая.
Она почувствовала, как он отодвинулся, а затем вернулся. Она проверила носом воздух вокруг себя; волоски на ее теле были наэлектризованы, и его движения каким-то образом улавливались ее обостренным сознанием.
Он снова ласкал ее бедро и на этот раз провел по плоти чем-то острым. Ее тело напряглось, а по позвоночнику потекли струйки пота. Что, черт возьми, он делал? На ее плоти образовался узор... трудно сказать, что это было с повязкой на глазах... прямоугольник? Затем ощущение влажности... она сильно задышала в кляп. О, Боже... Bлажность не на ней, а изнутри. Как кровь.
И когда он отделил прямоугольный участок кожи, она почувствовала, как кожа отделяется, поднимается, почувствовала движение, как эпидермис отделяется от дермы... почувствовала тошноту от ощущения разрыва плоти от плоти.
А затем ударила боль. Воздух атаковал ее нервные окончания. Она закричала в кляп и откинула голову назад, ударяя икрами о ножки кресла. Движения были ограничены, не позволяя ей выразить свою агонию.
- Плоть от плоти моей, - сказал он, положив ладонь ей на лоб. - Ты ищешь прощения. Я чувствую это. Ты можешь отдать мне себя: разум, тело и дух. Тогда, может быть, и будет тебе прощение.
Ее голова дико дергалась вперед-назад, слезы, слюна и кровь сочились из влажных тряпок, лишавших ее зрения и речи.
Он вынул кляп, и ее крики вырвались наружу, так словно их сдерживал непрочный материал. Она кричала от боли и возмущения, кричала до боли в горле, чувствуя, как ее разрывают на куски изуродованного тела.
- Да пошел ты! - кричала она.
- Заткнись! - oн прижал что-то к ее губам, затолкал в рот.
Она снова дернула головой назад, пытаясь избежать этого. Предмет следовал за ее движениями.
Он ударил ее по бедру, и боль снова взорвала ее сознание, вырывая дыхание из ее легких и срывая крик.
- Ешь, - сказал он сквозь стиснутые зубы, запихивая предмет ей в рот и работая грубыми пальцами по челюстям, заставляя ее жевать.
Не было сомнений в том, чем он ее кормит, хотя она пыталась притвориться, что это что-то другое. Но ее разум был сосредоточен на нем, на настоящем моменте, не позволяя себе блуждать. Ее внимание было сосредоточено на том куске бедра, который он вырвал из ее тела, куске, который теперь покоился на ее языке, как будто ее тело предало ее. Она жевала ее, эту резиновую, соленую полоску плоти, не в силах остановить себя. Не в силах остановить его.
- Жуй. Жуй и глотай, - eго губы издавали чавкающие звуки... и она поняла, что он также поглощает ее плоть. - Это моя плоть. Я отдаю себя тебе. Разве не это спасет нас, Рейчел? Разве не этого ты хочешь?
- Иди на хер, - прорычала она.
Он фыркнул и прижал к ее губам еще один кусок мяса. Она отказалась открыть рот. Ее желудок бурлил, яростно протестуя против насильственного кормления, и она боролась за то, чтобы не выпустить содержимое. Рана на бедре пульсировала горячей, жидкой болью.
Он снова попытался затолкать плоть ей в рот, но она плотно сжала губы, стиснув челюсти. Он зажал ей нос, и это испытание воли продолжалось недолго. Ее рот открылся, и он запихнул в него остаток мяса бедра. Он захлопнул ее нижнюю челюсть ладонью.
- Ешь, черт тебя побери! - кричал он.
Она попыталась. После нескольких слабых жевательных движений мясо больше не хотело оставаться ни во рту, ни в желудке, и ее вырвало. Едва прожеванные куски бедра забрались обратно в пищевод, прожгли путь в горло; маленькие кусочки плоти, частично переваренные кислотами желудка, прилипли к краю рта.
- Черт побери, - пробормотал он. - Ты, чертова свинья.
Что-то пронеслось по ее лицу, убирая рвоту. Вытерло ее с груди и живота, с тех частей ног и ступней, куда попали брызги ее проекционной рвоты.
То небольшое облегчение, которое она почувствовала, быстро исчезло, когда он засунул ту же тряпку ей в рот, плотно прижав ее к лицу и придерживая затылок свободной рукой. Прижимая ее ко рту, слизистые струйки рвоты разбивались о ее губы, забирались в нос. Она открыла рот, чтобы вздохнуть, и он затолкал ее еще глубже, проталкивая к задней стенке горла.
