Лиззи бросилась к двери — заперто. Недолго думая, она стала ковырять замок ржавыми ножницами, которые нашла на полу. Пока не раздался щелчок — лезвие сломалось. «Черт» фыркнула девушка, и хотела было постучать или позвать на помощь, но тут же отпрянула от двери и замерла: нельзя было привлекать к себе внимание. В этот миг ей представилось, как бандит медленно приближается к кассе с пистолетом в кармане.
Она метнулась к окну, взобралась на бак и коснулась стекла, чтобы проверить, можно ли бесшумно снять его. Стекло тут же выпало наружу и зазвенело где-то внизу. Сердце Лиззи так и екнуло. От страха она чуть не соскользнула с бака и не упала в обломки кафеля, но вовремя поймала равновесие. И в этот самый момент бак треснул, причем с такой силой, что в другом конце комнаты эхо повторилось несколько раз. В зале наверняка услышали ее. А придали ли значение?
Опершись о стену, она прислушалась: из-за двери доносился шорох и звуки шагов, где-то в центре зала. Как если бы бандит продолжал расхаживать между стеллажами, делая вид, что выбирает товар. Похоже, обошлось.
Скинув пальто, Лиззи стала протискиваться в окно. На улице было еще жарче, чем в помещении. Внизу стояли пустые ящики, ни то от пива, ни то от фруктов, и это только мешало ей спуститься вниз. Пришлось вслепую нащупывать твердую поверхность, чтобы не опрокинуть деревянную пирамиду и не поднять еще больше шума — словно все играло против Лиззи, чтобы как можно дольше продержать ее в плену прошлого.
Наконец, она смогла отпустить раму и твердо стать на землю. Времени оставалось все меньше: в помещении уже послышался мужской голос, и похоже даже началась потасовка. Лиззи собралась с силами, ворвалась в зал:
— Сто-ой!
Она хотела вбежать в помещение и тут же испепелить негодяя. Сжечь его голыми руками, не оставив от живого факела и следа на прилавке. И это был действительно хороший план, который наверняка сработал бы в любой другой ситуации. Но… Когда речь заходит о путешествиях во времени, всегда появляется какое-то «но».
Кассирша застыла с побледневшим как полотно лицом, посреди пестрых упаковок, показывая грабителю ладони. И это было последнее, что увидела Лиззи, думая о том, куда делась ее сверхъестественная сила. А еще — о синем треугольнике посреди пачки «Эс-эн-Ди». И о пятне на линолеуме в форме Техаса. Перед смертью в голову лезет все что угодно, только не «вся жизнь в обратной перемотке», как об этом привыкли говорить. Нет, все гораздо прозаичней. В последний момент думаешь о какой-нибудь ерунде вроде странных сигарет, которые никто никогда не пробовал, или живописно загаженного пола. Только потом — об адской, невыносимой боли, которая наверняка должна пройти, стоит тебе опереться на что-то или прилечь. А она только нарастает.
Грабитель снова и снова давил на спусковой крючок, крик кассирши заглушали беспрерывные звуки выстрелов. Лиззи чувствовала, как все вокруг плывет, и как серая пелена начинает застилать глаза. Ей казалось, она всем телом ощущает вонзающиеся в нее куски свинца: в плече, в животе, в бедре, снова в животе…
Потом наступила сплошная тьма.
«Думаешь, все так просто?» — Гласила теперь надпись на зеркале. Но это был уже не туалет.
Колонны из коричневого мрамора казались на первый взгляд деревянными, но стоило присмотреться, и взгляд тут же цеплялся за тонкие струи каменных прожилок, которые сразу навеивали ощущение холода. Плитка отражала все изгибы потолка, как если бы состояла не из гранита, а из натертых до блеска медных зеркал. Едва открыв глаза, Лиззи сразу поняла, где находится. Такое шикарное фойе могло иметь только одно место из закоулков ее памяти — Морриганский драматический театр. И стоило ей вспомнить само название этого места, как мгновенно пришло понимание, почему она здесь: это был еще один кошмар из прошлого, о котором она никогда не хотела бы вспоминать.
Через минуту начнется антракт, и когда пожилая дама в сиреневом платье подойдет забрать пальто, гардеробщик накинется на нее с ножом. Нет, не потому что он грабитель, маньяк или что-то вроде того. В него просто вселится демон, и все это произойдет «забавы ради». Вот только бледнеющее тело женщины, лужа крови и нечеловеческий смех убийцы — это мгновение навсегда отпечатается в памяти Лиззи как одна из самых ужасных ошибок, которых можно было избежать.
— Что теперь? — Она нервно засмеялась и посмотрела куда-то вверх. — Что на этот раз мне сделать? броситься на нож?
Объявили антракт, и толпа ринулась в буфет. Некоторые пошли за верхней одеждой, чтобы выйти на перекур или просто уйти. Почти сразу возле гардеробной появилась дама в сиреневом.
У Лиззи осталась половинка ножниц из туалетной комнаты. Выхватив ее из кармана, она бросилась сквозь толпу к гардеробщику. На счету была каждая секунда. Пожилая дама уже протягивала мужчине номерок. Еще мгновение и… Кто-то врезался в Лиззи с такой силой, что она выронила лезвие из рук.
— Нет! — Ее крик затерялся в шуме голосов. Толпа казалась кучей кишащих лейкоцитов, которые норовили вытолкнуть ее прочь из этого места. Лиззи изо всех сил метнулась к женщине в сиреневом, чтобы сбить ее с ног. Демон замахнулся, в его руке блеснуло лезвие. Но на этот раз он и не думал убивать свою клиентку — вместо этого со звериным ревом бросился прямиком на Лиззи.
Кровь брызнула во все стороны, толпа замерла. Кто-то в ужасе закричал, кто-то выругался. Искривившись от боли, Лиззи схватилась за бок и рухнула прямо в руки одного из зевак. Сначала ей даже показалось, что гардеробщик ударил ее не лезвием, а рукояткой: боль была тупой, как от удара молотком или железным прутом — очень сильного удара, проломившего ребра и заставившего все нутро разгоряченно пульсировать. Но в следующий миг она поняла, что это не так. Красные ручьи просачивались сквозь пальцы и заливали пол настолько быстро, что не оставалось сомнений — лезвие действительно вонзилось ей в тело и распороло брюшную полость. Она попыталась сделать вдох и изогнулась, ощутив еще большую боль. Потом закашлялась кровью и почувствовала, как начало темнеть в глазах. Потом снова наступила тьма.
«Что теперь?»
На этот раз надпись была розовой, и не на зеркале, а на стекле.
Кран капал в пустую раковину, как будто отмерял неестественно долгие секунды. На столе стояла стопка вымытых тарелок, пара чашек, блюдец и столовых приборов. В плафоне ползала мошкара, и от игры теней создавалось впечатление, будто посреди кухни стоит бассейн, а на стенах отражаются блики водной ряби.
За розовой надписью прорезался свет от дальних домов, а в отражении собственного лица Лиззи увидела того, кого меньше всего хотела бы видеть в своих ночных кошмарах — это была Сьюзан Уайтмор.
В жизни любого агента, проработавшего в отделе убийств хотя бы год или два, происходит событие, которое навсегда оставляет свой след. Ты приходишь и устраиваешься на работу, считая себя психологически подготовленным к чему угодно, потому что за годы учебы успел насмотреться на все, что только можно — в моргах на вскрытия, в музеях — на чудовищные трофеи, типа перчаток из кожи или коллекции законсервированных частей тел Эда Гейна. Ты посещаешь ферму трупов в Теннесси, чтобы изучить все стадии разложения человеческих тел в естественной среде. Наконец, тебе лично поручают присутствовать на местах преступлений и фотографировать жертв или только их фрагменты, гнилые конечности и внутренности, разбросанные по всему подвалу самодельной бомбой. А когда учеба остается позади, и ты начинаешь самостоятельно проводить расследования, от начала и до конца… рано или поздно случается это — твоя первая настоящая причина бессонницы. Твое первое проваленное дело.
Сьюзен Уайтмор жила с маленькой дочкой. Пьяница Дэйви (Лиззи так и не поняла, имя это или фамилия) бросил ее и исчез в неизвестном направлении. Кажется, он ударился в наркоторговлю или что-то вроде того. Это было не так важно в истории, которую со слезами рассказывала Сьюзен. А важно было другое. Она работала медсестрой в городской больнице Сильвертауна, в двух часах езды от дома. Дочку приходилось оставлять с сиделкой, хорошо зарекомендовавшей себя всеми, с кем только Сьюзен общалась. И однажды, вернувшись со смены, она застала картину, которую Лиззи теперь видела и сама: посреди комнаты лежали угли, отдаленно напоминающие человеческие очертания, а от сиделки не осталось и следа.
