«Раз я смогла открыть глаза, могу сделать и еще что-нибудь. Я ведь по-прежнему Блисс Ллевеллин. Я выигрывала теннисные турниры и бегала марафоны. Я могу это сделать».
«Пошевели рукой. Пошевели рукой».
«Не могу... Слишком тяжело. Где моя рука? Есть ли она у меня? Что такое рука? Получилось! Я ощущаю свои пять пальцев, но кажется, будто они ужасно далеко, или где-то за стеклом, или под водой».
Блисс вспомнилась передача «Сегодня», про фокусника, который попытался прожить под водой несколько дней, и то, каким скованным и распухшим он выглядел. Она не фокусник, но это еще не причина сидеть поглощенной собственным страхом.
«Шевелись. Шевели... Своей... Рукой... О боже. Она же весит три тыщи фунтов. Я не могу. Не могу. Но должна. Давай же!»
Блисс вспомнила, как тяжело было отработать исполняемую вчетвером пирамиду «скорпион», одну из самых сложных фигур в чирлидинге. Для нее требовалась безукоризненная координация и мастерство гимнаста, работающего на трапеции. Блисс была единственной во всей их группе поддержки, способной исполнить «скорпиона». Она помнила, как страшно ей было в первый раз. Если не ухватиться за руки тех, кто стоит в нижнем ярусе, упадешь. Если пропустить сигнал корректировщика, упадешь. Если не удержишь равновесие на левой ноге, упадешь.
Но она ухватилась, и встала куда нужно, и вскинула правую ногу выше головы, и простояла так, сколько было нужно, а потом ее подбросили, она исполнила тройное сальто и приземлилась на обе ноги.
Плохо, что в Дачезне не было своей команды чирлидинга. Блисс пыталась было ее создать, но никто не заинтересовался. Снобы! Они даже не понимают, чего лишились. Волнение перед матчем. Предвкушения толпы. Трепет, который ощущаешь, выбегая на поле, подпрыгивающая грудь, рев трибун, зависть и восхищение. По пятницам чирлидерам разрешалось приходить в школу в своей униформе. Это было все равно что носить корону.
«Скорпион».
Она его одолела.
«Раз я справилась тогда, справлюсь и сейчас», — сказала себе Блисс.
«Пошевели рукой!»
Она ощутила сильный удар собственной руки по лицу. Посетителя не волновали мелочи вроде маникюра или стрижки волос. Блисс разозлилась. Она столько трудилась, чтобы хорошо выглядеть, и вся ее работа пошла псу под хвост! Волосы были спутанными и даже на ощупь жесткими. Нужно с этим что-то делать.
Проклятье! Рука отдернулась, словно у марионетки на ниточках. Но все же она это сделала! Ее рука неловко провела по лицу и убрала волосы с глаз.
Итак...
«Я могу это сделать. Я могу контролировать собственное тело. Это трудно, болезненно и медленно, но я справляюсь. Я еще не выбыла из игры».
Теперь нужно заново научиться ходить.
ПРОВОДНИК
Кристофер Андерсон почти семьдесят лет верой и правдой служил проводником Лоуренсу ван Алену. Именно он после возвращения Шайлер и Оливера с Корковадо доставил Шайлер в больницу, чтобы о ее руке позаботились врачи. Бодрый и любезный джентльмен никогда не казался Шайлер особенно старым, но, похоже, после смерти Лоуренса возраст наконец-то настиг и Андерсона. Он ослабел и ходил теперь с палочкой.
Андерсон навестил ее в тот последний вечер у Оливера — Шайлер после возвращения из Южной Америки так и осталась у него. У нее не хватало мужества вернуться в особняк на Сто первой улице. Ей не под силу было войти туда, зная, что Лоуренс больше не сидит в кабинете и не дымит сигарой.
Дедушкин проводник посоветовал ей как можно скорее покинуть страну. Он читал стенограммы следствия.
— Вам нельзя рисковать. Неизвестно, что случится завтра. Лучше вам исчезнуть сейчас, до того, как они отвергнут вас как предательницу.
— Я же тебе говорил, — произнес Оливер, многозначительно глядя на Шайлер.
— Но куда нам отправиться? — Спросила она.
— Куда угодно. Не задерживайтесь нигде дольше чем на трое суток. Венаторы быстры, но они будут пользоваться для поисков Контролем, а это их несколько замедлит. Куда бы вы ни отправились, обязательно в следующем августе доберитесь до Парижа.
— Почему именно до Парижа? — Спросила Шайлер.
— Там в это время раз в два года собирается весь европейский Совет, на грандиозное празднество и просто пообщаться, — объяснил Андерсон. — Лоуренс намеревался отправиться на это собрание. Вместо него следует поехать вам. Графиня примет вас. Советы отдалились друг от дружки еще с тех пор, как часть Голубой крови покинула Старый Свет. Графиня никогда не верила ни в Михаила, ни в нью-йоркский клан. Теперь, после известия о кончине Лоуренса, она будет верить в них еще меньше. Они с Лоуренсом дружили с незапамятных времен.
Как позднее поняла Шайлер, графиня дружила также и с Корделией. Шайлер смутно припомнила царственную пару и их внушительный дом.
Тогда она особо не думала о них; они просто казались ей любезными и невероятно богатыми, как и все, кто входил в круг общения Корделии. Теперь же Шайлер поняла, что они были особенными. Графиня была замужем за ныне покойным принцем Генрихом, который, если бы не революция, стал бы королем Франции. Генрих был регисом европейского Совета. Когда он завершил цикл, титул перешел к его вдове. Андерсон тоже покидал Нью-Йорк. После смерти вампира человек-проводник освобождался от службы и ему предоставляли выбор — Хранилище или свобода. Они могли работать на сообщество в целом либо жить обычной жизнью.
Андерсон сказал, что не имеет ни малейшего желания провести остаток жизни в подвале. Он возвращался в Венецию, в университет. Конечно же, память его будет стерта Советом. Это было необходимым условием, на котором проводнику разрешали удалиться. Голубая кровь хранила свои тайны.
Шайлер понимала выбор Андерсона, но все же он ее огорчил. Андерсон был последним звеном, связывавшим ее с дедушкой. Как только он покинет сообщество, она станет для него чужой. Но она не могла отказать Андерсону в желании жить обычной жизнью. Он и так всю жизнь прослужил ван Аленам.
— Отправляйся и отыщи графиню, — продолжал Андерсон. — Расскажи ей обо всем. Кланы относятся друг к другу с недоверием, так что она может и не знать правды о бойне в Рио. И ещё Шайлер...
— Что?
— Я знаю, что они собираются сделать со мной завтра, на беседе перед увольнением. Устроить принудительную амнезию. Но ты не волнуйся — тебя я никогда не забуду.
Он протянул девушке руку, и Шайлер пожала ее обеими руками.
— И я никогда не забуду о вашей доброте, — отозвалась она.
Оливер был прав, как всегда. Им нужно уезжать немедленно. Венаторы могут прийти за ней прямо сегодня вечером. Они могут забрать ее.
