— Что-то выходит. Прошло мимо меня, как холодный ветер. Слышу вдали какие-то беспорядочные звуки — кажется, люди говорят на непонятных языках; сильный шум воды, вой волков…
Миссис Гаркер замолчала, по ее телу вдруг пробежала дрожь, которая усиливалась до тех пор, пока бедную женщину не стало трясти, как в падучей. Несмотря на все старания профессора, больше она на вопросы не отвечала. Очнулась измученной, усталой, апатичной, ничего не помнила, но ее живо интересовало, что она говорила. Когда ей пересказали, она погрузилась в глубокое раздумье.
30 октября, 7 часов утра. Подъезжаем к Галацу; боюсь, потом будет не до записей. Мы с нетерпением ждали восхода солнца. Поскольку с каждым разом миссис Гаркер все труднее поддается гипнозу, Ван Хелсинг начал сеанс раньше обычного, но добился результата лишь за минуту до восхода солнца. Профессор быстро задавал ей вопросы, и так же быстро она отвечала:
— Все темно. Слышу шум воды совсем близко, стук дерева по дереву. Где-то там дальше скот. Еще какой-то звук, очень странный, будто… — Она замолчала и побледнела.
— Дальше, продолжайте! Продолжайте, приказываю вам! — взволнованно твердил Ван Хелсинг.
Миссис Гаркер открыла глаза, и мы невольно вздрогнули, услышав ее совершенно беззаботный, нежный голос:
— О профессор, почему вы просите меня о том, что превосходит мои возможности? Я ничего не помню. — Увидев удивление на наших лицах, она встревожилась: — Что я сказала? Что я наделала? Ничего не помню, кроме того, что лежала тут в полусне, а вы, профессор, мне говорили: «Дальше! Продолжайте, приказываю вам!» Так забавно было слышать, как вы строго говорите со мной, будто я непослушное дитя!
— О мадам Мина, — сказал печально Ван Хелсинг, — это лишь еще одно доказательство, если оно вообще нужно, моей любви и уважения к вам; в этой ситуации любое слово, сказанное ради вашего же блага более строгим тоном, действительно может показаться странным: получается, будто я отдаю приказание той, которой был бы рад повиноваться сам!
Слышны свистки; приближаемся к Галацу и просто сгораем от нетерпения, тревоги и желания действовать.
30 октября. В гостиницу, где по телеграмме нам заказаны номера, меня отвез мистер Моррис — он пока не у дел, ибо не знает ни одного иностранного языка. Обязанности распределили так же, как в Варне, только к вице-консулу отправился лорд Годалминг: его титул может послужить гарантом более эффективной поддержки со стороны официального британского представителя, ведь времени у нас в обрез. Джонатан, профессор и доктор пошли к судовому агенту — выяснить подробности прибытия «Царицы Екатерины».
Позднее. Вернулся лорд Годалминг. Консул в отъезде, вице-консул болен, делами занимается секретарь, который был очень любезен и обещал сделать все, что в его власти.
Дневник Джонатана Гаркера
30 октября. В девять часов мы с профессором Ван Хелсингом и доктором Сьювордом посетили контору Маккензи и Стейнкоффа, представителей лондонской фирмы «Хэпгуд». В конторе получили телеграмму из Лондона с просьбой оказать нам всемерную поддержку, служащие были чрезвычайно любезны и немедленно доставили нас на борт «Царицы Екатерины», бросившей якорь в речном порту. Мы встретились с капитаном Донелсоном, по словам которого, у него в жизни не было такого удачного рейса.
— Господи, — говорил он, — мы даже боялись, что слишком уж удачно все складывается, такое даром не проходит. Не хитрая штука — пройти из Лондона в Черное море при попутном ветре, когда будто сам дьявол наполняет паруса. И в полном тумане. Как только приближались к какому-нибудь кораблю, порту или мысу, ложился туман, а когда рассеивался, вокруг никого и ничего. Мы прошли Гибралтар и даже не смогли дать сигнал. До самых Дарданелл, где нам пришлось получать разрешение на проход, мы никого не встретили. Поначалу я хотел спустить паруса и переждать туман, но потом подумал, коли уж черту надо, чтобы мы побыстрее вошли в Черное море, никуда не денешься. В конце концов, от нашего быстрого пробега владельцам никакого убытка, нам он тоже не повредит, а старый дьявол будет нам лишь благодарен за то, что мы ему не мешали.
Такая смесь простодушия и хитрости, суеверия и практических соображений произвела впечатление на Ван Хелсинга.
— Мой друг, — сказал он, — этот старый дьявол гораздо умнее, чем кажется, и он умеет ценить достойного соперника!
Довольный комплиментом шкипер продолжал:
— Когда мы прошли Босфор, люди стали роптать, некоторые из них, в основном румыны, пришли ко мне с требованием выбросить за борт здоровенный ящик, который привез на судно перед самым отходом из Лондона немолодой джентельмен весьма странного вида. Я еще тогда видел, как они смотрели на него и выставляли два пальца — от дурного глаза. Господи, суеверия этих дикарей просто уморительны! Я живо поставил их на место, но, когда нас вновь окутал туман, подумал, может быть, они и правы. Итак, мы шли дальше, и, поскольку туман держался целых пять дней, я решил: пусть ветер несет нас куда захочет, ведь против дьявола не попрешь, а уж он все устроит, как ему надо. Но и мы тоже не лыком шиты, будем смотреть в оба, чтоб ничего не случилось. Как бы там ни было, шли мы отлично, никаких мелей, а два дня назад, когда сквозь туман показалось восходящее солнце, под нашим килем уже бурлила пресная вода, а перед нами был Галац. Румыны в ярости требовали выбросить ящик в реку. Мне пришлось убеждать их пинками и гандшпугом,[118] и когда последний из них убрался с палубы, держась за голову, мне удалось уговорить их; дурной глаз или не дурной, но доверенное мне имущество должно быть доставлено в целости и сохранности. Ведь они, подумать только, уже вытащили ящик на палубу и чуть было не выбросили за борт; на его боку значилось: «Галац через Варну», и я решил: пусть полежит на палубе, пока не выгрузим его в порту и наконец избавимся. Туман не рассеивался, и мы всю ночь простояли на якоре. А на следующее утро приблизительно за час до рассвета на судно явился человек и предъявил письменное поручение из Англии, согласно которому он должен был забрать адресованный какому-то графу Дракуле ящик. А он-то как раз под рукой — берите, пожалуйста. Бумаги были в порядке, и я с радостью отделался от этого чертова гроба, мне и самому он уже порядком надоел. Если у дьявола и был багаж на борту судна, так наверняка этот самый ящик!
— Как звали человека, который забрал его? — спросил Ван Хелсинг с едва сдерживаемым нетерпением.
