Слава богу, он не убил ни одного ребенка. Кое-кто умудрился, но не он.
Колдеру захотелось убежать, спрятаться — и подумать. Остановиться и все тщательно обдумать. Так он и ушел от своих сослуживцев, когда они начали избивать их последнего пленника. Избивать просто так — разогрева ради и чтобы сделать его чуть сговорчивее перед допросом. Перед новой болью и новой кровью. Колдер хотел спасти пленника или как минимум уберечь его от истязаний, но не сомневался насчет того, что его братья во Христе сделают с ним самим, если их лишат любимой забавы. Издевательства над пленными подарило крестоносцам вкус крови, и теперь их уже не заботило, где и какими способами они кровь добудут.
И вот Питер бежал, чтобы остаться наедине с собой, хотя самовольная отлучка — серьезное нарушение устава. Само собой, долго он отсиживаться не собирался. Иначе его по возвращении расстреляют как дезертира. А список нарушений, подпадавших под расстрельную статью, у крестоносцев длинный. Нарушение устава — страшное дело. Офицеры крестоносцев подчинялись верховному главнокомандующему, а тот — непосредственно Господу Богу, так что нарушение устава являлось богохульством.
Колдер верил главнокомандующему. Верил Уильяму Ройсу всем сердцем и душой. Ройс спас его, когда в его душе не оставалось ничего, заслуживающего спасения. Нельзя сказать, что он совсем перестал верить, — он и сейчас готов был умереть за Уильяма Ройса. Просто он почувствовал, что не может больше лишать жизни других за Уильяма Ройса.
Питер услышал приближающиеся осторожные шаги и резко вскинул голову. Низенькая коренастая фигура вошла в проулок и направилась прямо к нему. Колдер схватил винтовку и вскочил. Его отлично натаскали: винтовка держала на мушке цель прежде, чем сам Питер осознал, что делает. Когда низенькая фигура попала в полосу света, дыхание у Питера перехватило: четырехфутовый плюшевый медвежонок с золотисто-медового цвета шерстью, в ярко-красных штанах и жилете и в длинном ярко-синем шарфе. Глазки у него были темные, необычайно смышленые и полные сострадания и всепрощения. Колдер опустил винтовку.
— Но... Я тебя знаю, — прошептал он. — Ты же плюшевый Мишка. Я мальчишкой зачитывался твоими приключениями. Что ты здесь делаешь?
— Люди перестали в меня верить, — ответил Мишка. — Город этот — место, куда приходят умирать мечты, приходят стареть игрушки. А ты здесь зачем?
— Не знаю. Я уже ничего не знаю. Верховный сказал, что город кишит нечестивцами и демонами...
— Нет тут никаких демонов, да и нечестивцев не так уж много. Ну вот я, например. Или другие необычные существа из книг. Мы здесь, потому что люди перестали верить в сказки про нас. И пока существуют такие места, как Шэдоуз-Фолл, ничего не потеряно. Мы все здесь, потому что хотим немного покоя на закате жизни.
— Ройс сказал, что вы смертельно опасны.
— Винтовка-то у тебя.
Колдер отшвырнул винтовку, нерешительно шагнул вперед, а затем упал на колени и обнял Мишку. Он зарылся лицом в густую золотистую шерсть медвежонка и зарыдал о своем забытом детстве и горькой судьбе. Мишка крепко сжимал его короткими сильными лапами, понимая все, прощая все, и впервые за долгое время Питер Колдер почувствовал на душе покой. Ведь, в конце концов, если ты не веришь в плюшевого медвежонка, в кого вообще ты способен верить?
Снова в переулке послышались шаги, и Питер с медвежонком разняли объятия. Колдер автоматически поискал взглядом отброшенную винтовку, но дотянуться до нее возможности не было. Мишка остался стоять и спокойно смотрел, как приближается незнакомец. Вот он вошел в полосу света, и сердце Колдера ёкнуло: высокий, сухопарый, с руками хирурга и в офицерской форме полковник Феррис, по-видимому, закончил допрос задержанного. Колдер сделал движение, чтобы встать между полковником и медвежонком, внезапно испугавшись, что Феррис просто пристрелит Мишку на месте как демона. Губы Ферриса скривила ледяная улыбка:
— Ты разочаровал меня, Колдер. Я был о тебе лучшего мнения. Позволить одурачить себя невинной внешностью, и это после стольких разъяснений и предостережений. Здесь ничему нельзя верить, сынок. Отойди-ка, дай мне самому разобраться с этим гаденышем.
— Не убивайте его, — дрожащим голосом произнес Колдер. — Это же плюшевый Мишка. Он был моим кумиром в детстве. Да он был кумиром всех детей. Я... Я не позволю вам застрелить его.
— Отойди в сторону. В сердце крестоносца нет места жалости. Мы выполняем задание Господа, и не нам подвергать сомнению его целесообразность. Тварь, стоящая у тебя за спиной, — отродье дьявола. Она воплощает в себе все то, от чего мы клялись очистить этот город огнем и мечом. Еще не поздно, Колдер. Господь пока не оставил тебя. Но ежели ты останешься стоять там, где стоишь, я, не раздумывая, застрелю тебя, чтобы потом добраться до демона. Отойди, сынок.
Колдер попытался было сказать «нет», но был так напуган, что слово осталось на его языке, и он лишь беспомощно помотал головой. Полковник поднял пистолет и выстрелил в Колдера почти в упор. Колдер вскрикнул и вскинул руки, словно пытаясь защититься. Эхо выстрела еще не угасло в переулке, когда Колдер понял, что он не ранен, и опустил руки. Он оглядел себя, но на теле и одежде не было ни следов крови, ни пулевого отверстия.
Полковник тупо смотрел на него, рука его все еще была вытянута, из дула пистолета вился дымок. Он не понимал, каким образом промахнулся, стреляя с убойного расстояния. Достаточно сделать шаг вперед, и ствол уткнется Колдеру в грудь. До Ферриса дошло, что рот его все еще открыт, и он резко захлопнул его. Затем напряг руку и нажал на спуск, потом еще и еще. Колдер вздрагивал при каждом выстреле, но не отступал ни на шаг. Когда эхо выстрелов снова ушло, Колдер остался стоять — живой и невредимый. Из-за его спины вышел Мишка и улыбнулся Феррису:
— Вы ведь сейчас в моем мире, полковник, а в моем мире с хорошими людьми плохое не случается. Пожалуйста, будьте добры, сдавайтесь. Выбора у вас нет.
Феррис зарычал на него, отшвырнул пистолет и, выхватив из-за голенища высокого ботинка освященный серебряный кинжал, пошел на Мишку. Лицо его, искаженное злобой и страхом, было ужасным. Не успел он сделать и двух шагов, как из тени за спиной полковника выступил Козерог и довольно профессионально приложился к голове Ферриса длинной, тяжелой битой. Феррис зашатался, выронил кинжал, но остался стоять. Козерог повторил удар, чуть добавив в него силы, — Феррис рухнул и остался недвижим. Козел ткнул его в чувствительное место, дабы убедиться, что тот в самом деле без сознания, а затем опустил биту и радостно улыбнулся Колдеру:
— Сразу видно, офицер. Они такие толстокожие, что надо врезать пару раз, не меньше, пока до них дойдет, что что-то случилось... Привет, сынок, добро пожаловать в ряды истекающего кровью Сопротивления! Прихвати с собой ружье и патроны, а вот о бонусе за риск можешь забыть. — Козерог глянул на распростертого без чувств полковника, а затем с надеждой — на медвежонка: — Я когда-нибудь прибью насмерть хоть одного? У нас уже полдюжины этих поганых пленных офицеров.
