Тамазрайши втаскивала на алтарь очередного поклонника Кали. Тот, видимо одурманенный каким-то наркотиком, почти не сопротивлялся. Оседлав вяло трепыхавшегося мужчину, жрица с минуту поерзала, потом осторожно привстала и аккуратно оскопила его. На этот раз дело довершили жрецы, а сама Тамазрайши, хищно прищурившись, вновь побежала в зал. Когда она наконец утомилась, у алтаря скопилось более дюжины искалеченных тел. Юная рани сыто выгнулась и подошла к Сен-Жермену.
— Скоро я займусь выбором жертв для тебя. Кого ты предпочитаешь — мужчин или женщин?
Он знал, что взывать к ее разуму бесполезно, и все же сделал попытку:
— Тамазрайши, я не совсем таков, каким ты меня себе представляешь. Кровь ничему не поможет. Дело не в ней.
— Если ты не ответишь, — усмехнулась она, пропустив сказанное мимо ушей, — я буду действовать по своему усмотрению. Напоить тебя кровью — прекрасная смерть. Шива — достойный бог.
Темный сок с ее кожи местами сошел, и жрица теперь казалась страдалицей, покрытой чудовищными синяками.
— Тамазрайши… — Он смолк: все было тщетно.
— Когда мы взойдем на алтарь, — задумчиво сказала она, — обними меня, как обнимал мою тетку. По словам Бхатина, ты творил с ней что-то невероятное, я хочу это испытать.
Сен-Жермен покачал головой. Чтобы это постичь, Тамазрайши не хватит всего времени мира. Глядя ей вслед, он вдруг ощутил, что ступни его холодеют. Странно, ведь в зале царила страшная духота. Да и пол еще минуту назад вовсе не был таким ледяным, а сейчас жуткий холод источали и стены. Сен-Жермен содрогнулся. Уж не таким ли именно образом дает обреченному знать о своем приближении смерть?
Ближайший к нему музыкант отбросил хурук и побежал в дальний угол молельни. За ним, чуть помедлив, бросились и его сотоварищи. Что же их так напугало?
Обеспокоившись, Сен-Жермен завертел головой, но тут перед ним возникло совсем юное существо с жалкими, истомленными длительным страхом глазами. Девчонка, сжимая в руке жертвенный нож, глубоко и часто дышала.
— Нет, я не Шива! — крикнул ей Сен-Жермен. — Побереги себя для чего-нибудь лучшего. — Он хотел выбить нож, но девчонка отпрыгнула от него и резкими, сильными взмахами принялась полосовать свое тело. Обессилев, она издала жалобный стон и повалилась в рычащую груду жадно терзавших друг друга людей. Та раздалась и сомкнулась. Все, решил Сен-Жермен. Он встал со своего дурацкого трона и пошел к алтарю. Там, утопая в крови и цветах, лежала утомленная жрица. Раз уж эта мерзавка мечтает в конечном счете уничтожить себя, кто он такой, чтобы не предоставить ей эту малость?
К гвалту внутри молельни примешался какой-то шумок. В зал из коридора хлынули струйки воды. Их поначалу замечали лишь те, кого они принимались облизывать холодными язычками.
Тамазрайши увидела приближающегося к ней Сен-Жермена и напряженность в его лице восприняла как преддверие к грядущему исступлению. Приглядевшись, она поняла, что он смотрит не на нее, а на стену, и испустила обиженный вопль, перешедший в нарастающий грохот. Тут с оглушительным треском рухнула одна из колонн.
Легкое замешательство в разгоряченной толпе превратилось в подлинный хаос. Люди, только что наседавшие друг на друга, теперь отчаянно выдирались из цепких объятий в тщетной попытке спастись.
Вода, внесшаяся в молельню, сломив еще пару колонн, всей своей тяжестью ударила в дальнюю стену. Освобожденная Кудри давала волю своему гневу.
Как только камни за алтарем разошлись, Сен-Жермен прыгнул вперед, чтобы вместе с потоком выметнуться из храма, прежде чем начнет оседать каменный свод.
Кудри ревела, заглушая крики и вопли. Все факелы погасли, храм погрузился во тьму. Оказавшись в ловушке, вода на секунду притихла, потом взорвалась в яростном бешенстве, круша камни и сметая людей.
Выступ каменной кладки ободрал ему бок, он чуть было не застрял, но выручило везение. Словно пробка из забродившей бутылки хмельного, Сен-Жермен вылетел из западни и отдался на волю течения, с неимоверной скоростью уносившего его прочь от развалин. Разум его помутился, в ушах стоял звон, не заглушаемый даже ревом стихии. Вдруг за него ухватилась чья-то рука, кто-то пытался спастись, но при этом тянул спасителя вниз, и Сен-Жермен уже под водой ударил беднягу ногами. Борьба длилась недолго, несчастный пошел ко дну, а Сен-Жермен, задыхаясь, вынырнул на поверхность. Бурное течение вновь подхватило его и понесло к водопадам.
Их было три, счастливое это число в данном случае обещало пловцу верную гибель. Проскочив один, попадешь во второй, а третий выплюнет бездыханное тело. Возникала необходимость незамедлительно что-нибудь предпринять, и Сен-Жермен парой сильных гребков подтянул себя к стенке ущелья.
Первая попытка ухватиться за что-нибудь оставила длинные ссадины на руках. Скала пронеслась мимо. В тот же уступ попытались вцепиться еще несколько человек, но безрезультатно. Одинокий пловец с некоторым удивлением осознал, что он не так уж и одинок: люди были повсюду. Одни продолжали барахтаться, другие недвижно покачивались на волнах, со смирением принимая уготованную им участь. Сен-Жермен вдруг почувствовал, что его что-то коснулось. Он дернулся, притонул и, спазматически кашляя, с отвращением оттолкнул от себя мертвеца — скопца, умершего на алтаре, а не жертву стихии.
Впереди опять показалась скала, и он выпрыгнул из воды. От удара у него помутилось в мозгу, но руки не подкачали. Придя в себя, Сен-Жермен ощутил, что лицо его трется о камень. Он жутко всхрапнул и вскарабкался выше. В десяти шагах ревел водопад.
К рассвету поток присмирел, вода стала спадать, оставляя на обнажавшихся скалистых уступах изуродованные тела, местами прикрытые ветками вырванных с корнями деревьев.
Разбудило его солнце. От жестоких палящих лучей не было никакого спасения. Они, словно едкая кислота, разъедали кожу спины, но пальцы, вцепившиеся в скалу, отказывались разжаться. Наконец он справился с ними, уговорив себя, что вода ушла и что солнечный свет сулит ему скорую гибель. Правда, сил у него уже совершенно не оставалось, и каждое движение причиняло жуткую боль. Шагах в десяти виднелся лесок. Через час или два он дополз до опушки, сунулся в тень и с неимоверным блаженством погрузился в небытие.
Очнувшись, Сен-Жермен осознал, что находится уже не в лесу, а лежит на подушках в незнакомой, хорошо обставленной комнате, однако приступ легкого головокружения не позволил ему подивиться тому. Он лишь попробовал подвигать конечностями и с приятностью обнаружил, что, несмотря на боль, эти попытки не доставили ему затруднений. Его раны были тщательно обработаны, хотя перевязывать их не стали. И все же хозяева комнаты озаботились тем, чтобы укутать раненого в длинный просторный халат. Два-три пореза оказались глубокими, но из немалого опыта Сен-Жермен знал, что через пару дней они полностью заживут, не оставив даже намеков на шрамы. Где же он все-таки оказался? Как получилось, что он вообще оказался здесь?
