Торг кивнул.
Домой я вернулся засветло. Газету теперь читала мама, а папа колдовал на кухне над цыпленком табака. Они весело о чем-то спорили, перекрикивая друг друга через всю квартиру. Их голоса были такими домашними и уютными, что я впервые за день расслабился.
Жвачку я распечатал, когда по телевизору шла программа «Время». Пожевал – никаких таинственных вкусов, обычный персик. С дрожью в пальцах развернул вкладыш. Он оказался нормального размера, без чудовищ и голых девушек, дурацкий комикс с надписями на странном языке – почти тот же «Патбом».
Я лег в кровать и долго не мог заснуть – вокруг плавали человек с кроличьей мордой, отрубленная кричащая голова, жрущий волчью ягоду оборотень, гигантские глисты, кусающие руку физрука, висящий на мочке уха урод с огромными глазами и таксофонная трубка с торчащими из динамика черными иголками…
Утром, покуда мама наглаживала мою школьную форму, я позвонил Торгу.
– Шикарная жвачка, а?
– Да, бомба.
– Кислая, дальше такая сладкая, а потом, значить, перечная! – воодушевляясь, перечислял Торг.
– А в конце на вкус как шоколадка, арбуз, чипсы и яблоко! – говорил я, расплываясь в дурацкой улыбке.
– Я ровно пять минут жевал и чую, голова, значить, дребезжит. Скорее выплюнул.
– И я.
– А девка у тебя как? У меня прямо во! Все видно, вообще все. Такой огромный вкладыш, значить, ух, и поменяюсь же я! Небось, и кроссовки себе, как старые, выторгую.
– Да, у меня тоже красотка. Рыжая и совсем голенькая.
– Ну!
– В общем, пора мне в школу. Давай, Торг. Свидимся.
– А то!
Я нажал на рычажки сброса звонка, повертел в руках трубку – она совсем не была похожа на таксофонную – и положил ее на крепления.
* * *
Миша Торг уехал в Москву через десять дней. Отец его высоко поднялся, но вскоре досадил людям, брызгавшимся духами из мертвецов, – так, по крайней мере, мне писал Торг.
Его папу застрелили прямо в подъезде их нового дома.
Сын пошел по стопам отца и, окончив школу, стал видным коммерсантом. Потом нырнул в политику. Не знаю, пересекался ли и он с людьми, пахнущими мертвецами, но однажды Торг исчез. Одни поговаривали, что он украл серьезные деньги и скрылся в жаркой стране с невыговариваемым названием. Другие утверждали, что Торг плотно сел на наркотики и закончил жизнь на какой-то подмосковной теплотрассе.
В моей жизни все было не очень, скопились проблемы и заботы, здоровье подводило. Тридцать первого августа выдался свободный день, и я пошел к родителям – поболтал о том и сем, поделился горестями, разобрал свой старый хлам. В маленькой коробочке нашел две завернутые в выцветшую карту разноцветные жвачки – что стало с остальными, я, конечно, уже и не помнил.
По дороге домой я споткнулся о ржавую отвертку, изогнутую и странно заточенную. В детстве я постоянно что-то находил на улице, будто мир специально подбрасывал интересные штуковины, а когда вырос – как отрезало. Эта находка была первой за много лет – я, разумеется, сразу ее признал, но подбирать не стал.
Дома меня ждал сын. Двенадцатилетний, но гораздо более сообразительный и здравомыслящий, чем были мы в его годы. Я показал ему жвачки и неожиданно для самого себя рассказал о невероятном приключении с Мишей Торгом в последний день давно сгоревшего лета.
Мне думалось, что сын заскучает, – в Интернете полно куда более понятных ему историй, без таксофонов, вкладышей и сражений между районами. Но он пришел в восторг, гуглил в телефоне фотки незнакомых вещей, выпытывал с горящими глазами детали, а в конце спросил:
– Пап, неужели вы правда все это видели? Вам не показалось? Ты это вообще не сочинил?
Я пожал плечами, достал карту и протянул сыну. Потом развернул одну «Кись-бом» и бросил в рот. Сын изучил пожелтевший лист бумаги, глянул на меня, хитро улыбнулся, схватил вторую и принялся жевать.
– Какая же кислая! – через несколько минут сказал он.
– Ух, а какая теперь перечная! – Я закашлялся.
– Пап, а теперь-то! Разом и шоколадная, и арбузная, как чипсы и как яблоко!
– Но такой ее можно жевать только пять минут, – напомнил я.
Мы сосредоточенно жевали, заговорщицки переглядываясь. Потом я выплюнул жвачку в фантик, сын тоже, и я пошел на кухню – выкинуть бумажки в ведро.
По дороге я все думал про это волшебное чувство, когда просыпаешься в последний день лета и что-то как будто натягивается в душе, тронешь – зазвенит, и слезы на глазах, и до каникул еще сотни тысяч лет. Это ощущение изредка приходило и годы спустя, но уже не приносило тоску по уходящему лету, а напоминало, что детство растаяло как сон.
– Пап, – сказал сын, когда я вернулся в комнату, – это ведь и правда крутейшая жвачка.
Я посмотрел на лежащую на столе развернутую карту, на криво нарисованные елочки, человечков и домики. Сердце сладостно заныло, и я, улыбнувшись, ответил:
– Лучшая жвачка в мире.
Добро пожаловать в КЛУМ!
(статья)
В рассказе Максима Кабира «Межгалактические наемники. Сага», который вы могли прочесть (и, надеюсь, прочитали) в «Самой страшной книге 2024», фигурирует выдуманное издательство. Когда-то оно выпускало приключенческую фантастику и создало для юных фанатов специальный литературный клуб.
Издательство-то выдуманное, но у него был реальный прототип – я сам состоял в подобном клубе в 1990-х. И тоже получал на почту письма от издательства.
Кабир «умеет в ностальгию» для таких, как я.
И не он один. Этот выпуск ССК вообще довольно ностальгический, если судить по таким рассказам, как «Луноход», «Сай-фай» или «Лучшая жвачка в мире».
Однако речь сейчас о другом.
В 1990-е годы прошлого столетия действительно существовали такие клубы по переписке. Да и не только – в разных городах проводились встречи и семинары, заседания так называемых КЛФ, то есть Клубов любителей фантастики. Даже в самые тяжелые для страны времена проводились конференции, выпускались журналы, вручались премии. Так или иначе свой уголок, свою компанию единомышленников могли отыскать поклонники практически любого жанра популярной литературы – фэнтези, фантастики, детективов. За одним исключением.
Ничего подобного никогда не было у нас, ценителей хоррора.
Как, собственно, не существовало и самого хоррора в отечественной, российской, русскоязычной его интерпретации. Иностранных образцов жанра хватало. Читателей, судя по тиражам тех переводных изданий, также было предостаточно. А вот авторы, которые сочиняли и писали страшные истории, оставались в дефиците.
Минули десятилетия. Мир вступил в новое тысячелетие. Русский хоррор начал заявлять о себе. Сначала наши голоса звучали робко, неуверенно. Затем – все громче и громче. Постепенно, исподволь преодолевая остаточное сопротивление редакций и критиков. Одна не очень удачная попытка, другая… Первые успехи. Первая «Самая страшная книга», которая вышла в 2014 году. Десять лет назад, получается – уже история… Когда-нибудь Максим Кабир или кто-то еще напишет рассказ об этом.
За эти годы ССК завоевала сердца десятков тысяч читателей. Проложила дорогу для сотен авторов – у нас уже есть свои «мэтры» и свои «звезды», но мы все еще публикуем талантливых дебютантов. У нас есть свой мини-конвент «Самый страшный фестиваль» и своя премия «Мастера ужасов».
В 2023 году у нас появились и свои литературные клубы.
Мы называем их Клубами любителей ужасов и мистики, или просто КЛУМами. Это сообщества по интересам, объединяющие авторов и читателей. Самые крупные КЛУМы работают в Москве и Санкт-Петербурге – столичные поклонники хоррора регулярно проводят неформальные встречи и участвуют в официальных мероприятиях вроде книжных презентаций и автограф-сессий под эгидой ССК.
В зачаточном пока состоянии, но свои маленькие мини-КЛУМы зародились на Урале, в Сибири, Поволжье, Татарстане, на юге России и в других регионах страны. Свой КЛУМ есть даже за границей, в Казахстане. И мы верим, что это только начало.
