половины двенадцатого. Теви сначала зажгла шесть свечей на полу, затем переустановила и завела маленькие каминные часы на пластиковой полке. Затем она подняла соломенные циновки на полу, чтобы показать...
- Что? - сказал Тиллинг. - Никаких пентаграмм?
На полу, довольно искусно, была нарисована странная фигура, имевшая довольно "оккультный" вид, но ничего подобного он никогда раньше не видел. Это был двойной круг, внутри которого было по две неровные линии под углами в девяносто градусов.
- Это называется сигил Сенария, - сказала Теви, а затем наклонилась и поставила свечу на концах каждой линии и на стыках углов.
Шесть свечей на шести точках сигилы - число Дьявола, - подумал он, сдерживая свою типичную саркастическую улыбку. Но на этот раз он не высказал своего мнения. - Я уже разозлил её однажды. Лучше бы я больше так не делал...
- Хорошо, мы почти готовы.
Когда она подошла, чтобы повесить кулон на шею Тиллинга, её фантастическая грудь поднялась, а затем опустилась. Тиллинг не мог не заметить, и область его паха не могла не отреагировать.
Чёрт возьми, только не очередной стояк...
Но дальше дела пошли ещё хуже...
Она снова сняла свой оранжевый топ от бикини, а затем...
Почему она это делает?
...вышла из обрезанных шорт, без трусиков под ними.
Тиллинг не мог заставить себя отвести взгляд от её телосложения.
- Нам лучше быть голыми, - сказала она. - Джерри говорил, что нагота - лучший способ привлечь внимание Дьявола. Сатане нравится видеть своих подданных обнажёнными.
Глаза Тиллинга вытаращились.
- Нет, нет, я ни за что не разденусь. Одно могу тебе гарантировать: Дьявол не захочет видеть меня голым! Ты? Конечно. Но не я. Это бы его разозлило...
Обнажённые плечи Теви вздымались и опускались.
- Ну ладно. Будем работать с тем, что есть, - в колеблющемся свете свечи она положила руки ему на плечи, повела вокруг себя и велела сесть во главе круга. - Лучше всего сидеть в позе лотоса, - сказала она и подошла к пластиковым полкам.
Тиллинг поморщился, заставляя себя сесть соответствующим образом.
- Я слишком стар, чтобы сидеть в позе лотоса!
- Просто сделай это и перестань ныть...
В конце концов, Тиллингу удалось сделать то, что ему было велено, было довольно неудобно, и эрекция, бушевавшая в его штанах, не помогала. Когда он оглянулся в движущихся тенях, то увидел Теви, стоящую у полок; одна из банок была открыта, и она вбивала в каменную чашу трубки немного лилово-красноватой пасты. Через мгновение она уже сидела напротив него. В центре сигилы она поместила небольшой объект в форме пирамиды высотой в несколько дюймов; оказалось, что он сделан из меди или бронзы, и она прикладывала к его кончику пламя зажигалки, пока что-то не начало гореть.
Гвоздика, - понял Тиллинг.
Это был раздражающий запах. Затем Теви передала ему трубку и зажигалку.
- Не зажигай, пока я не дам знак, - сказала она. - А до тех пор представь сигил в своём воображении.
Он снова изо всех сил старался не нахмуриться. Он попеременно смотрел на нелепую диаграмму на полу и идеальное обнажённое тело Теви напротив него. Она сидела там, словно медитировала, глядя вверх с закрытыми глазами, руки в стороны, большие пальцы соприкасались с указательными. Мерцающий свет свечи лихорадочно лизал каждую чёрточку её тела; каким-то образом она выглядела обладающей более чем тремя измерениями. Тиллинг уставился на её безукоризненную грудь, на подтянутые, раздвинутые бёдра, затем на открытую промежность. Он представил, как падает на неё сверху, засовывает своё лицо между её грудей, посасывает её соски взад-вперёд, а затем скользит лицом вниз по её животу, чтобы лизнуть её так интимно, как только возможно.
Боже мой... - подумал он.
Его эрекция так неистово билась в штанах, что он боялся спонтанной эякуляции. Он знал, что если она прикоснётся к нему там, хотя бы одним пальцем сквозь штаны, из него хлынет сперма и останется большое мокрое пятно...
- Ты должен думать о сигиле, а не обо мне, - сказала она, но всё ещё с закрытыми глазами.
Она просто догадывается, - подумал он, - но она права. Дерьмо.
Он перефокусировался, плотно закрыл глаза и мысленно сформулировал образ: круг с двумя углами в нём, тени от свечей, колеблющиеся над ним, и тонированную тьму вокруг них.
Он задавался вопросом, действительно ли существует Дьявол, и если это правда, знает ли Дьявол о том, что здесь происходит? Конечно, он не мог в это поверить. Но по мере того, как он удерживал образ диаграммы в уме, он начал чувствовать себя всё более и более отчуждённым. У него сложилось отчётливое впечатление, что они сидят уже не в тесной шлакоблочной комнате в его подвале, а в безграничной пустоте бесконечной черноты. В этой пустоте они были крошечными - нет, субатомными. Кто знал, что ещё может быть там? А если бы там ничего не было, это было бы ещё страшнее. Копия сигилы, которую он создал в своём уме, начала светиться и вибрировать. Постепенно он услышал тиканье - конечно же, каминных часов, которые завела Теви. Но что также пришло ему в голову, так это то, что они тикали быстрее, чем раз в секунду. Запах жжёной гвоздики теперь отсутствовал. Его глаза открылись, казалось, без команды из его мозга. Теви по-прежнему сидела напротив него, символ по-прежнему был на полу, а свечи по-прежнему мерцали, только их свет казался белым, а не обычным жёлтым, и не таким ярким. Он пристально смотрел на Теви, ожидая вздрагивания, тика, бесконечно малого движения глазного яблока за веком - но ничего не произошло. С тем же успехом она могла быть сделана из камня... или мертва.
Затем за спиной Теви, в этой бескрайней тьме чернил кальмара, Тиллинг что-то увидел. Его губы разошлись...
Сначала это было похоже на мираж, казалось, что оно то появляется, то исчезает. Это было как...
Что это такое?
Это было всё равно, что смотреть на картину маслом пятисотлетней давности, из тех дней, когда художники часто закрашивали старые картины, чтобы повторно использовать холст. Иногда, если освещение было правильным, а температура была немного теплее, и если смотреть под правильным углом, лицо из старой краски наполовину погружалось в новую краску...
Это было похоже на то, что Тиллинг увидел сейчас, прямо над левым плечом Теви. Парящее позади неё на неисчислимом расстоянии. Это было лицо.
Это было самое ужасное лицо, которое он когда-либо мог себе представить,
