Виктория Борисова - Теория невероятности

На суде Павлов больше всего упирал на то, что в приемной комиссии не состоял, а потому никакого влияния на поступление абитуриента не мог оказать при всем желании. Правда, ему это не особенно помогло — отец несостоявшегося студента действительно был человеком влиятельным, Николай Андреевич получил три года за мошенничество и отправился в колонию общего режима.

Этот случай Альвина вспомнила много позже, в начале девяностых, когда в институте пошли сплошные сокращения. Она тоже оказалась без работы, а деньги были нужны, нужны отчаянно — родители начали прихварывать, все-таки возраст сказывается, а бесплатная медицина постепенно стала отодвигаться в прошлое. Сжав зубы, Аля старалась заработать всеми возможными и невозможными способами, но почему-то у нее упорно ничего не выходило. Она пробовала торговать турецкими шмотками на рынке — и тут же налетела на недостачу. Пришлось почти три месяца отрабатывать стоимость той проклятой кожаной куртки, будь она неладна… Хозяин понемногу вычитал из зарплаты, и, когда Аля смогла, наконец, уйти, она впервые вздохнула с облегчением и с тех пор десятой дорогой обходила любые рынки.

Потом еще было много всякого… Пыталась заняться распространением гербалайфа, чудодейственной косметики «Вечная молодость» (до сих пор где-то в кладовке валяются коробки с нереализованным товаром, надо бы выбросить!), выгуливала чужих собак и даже полы мыла в супермаркете. Специально ездила на другой конец города, чтобы не встретить никого из знакомых — очень уж стыдно было. Зато там, по крайней мере, зарплату выплачивали регулярно…

Это время она особенно не любила вспоминать. От непривычной тяжелой работы ломило поясницу, ноги стали опухать, руки потрескались, в зеркало на себя было страшно смотреть. Но еще хуже было другое — постоянное чувство униженности и безысходности. Неужели она для того заканчивала институт и писала диссертацию, чтобы стать уборщицей? Аля даже плакала украдкой. Родителям она врала, что трудится в научной библиотеке, помогает разбирать старые книги, и — вот беда! — страдает жуткой аллергией на бумажную пыль. Отец бормотал что-то вроде «в науку легких путей не бывает», а мама кивала, сочувствовала, но по глазам Аля видела, что она ни на грош ей не верит.

А денег все равно не хватало. В тот день, когда отец, выйдя утром из ванной, вдруг как-то странно захрипел, схватился за грудь и медленно осел на пол, Аля оказалась совсем без гроша. Зарплату должны были выплатить только послезавтра. Она потом еще долго будет корить себя за то, что, если бы сунула в карман врачу «скорой» несколько приятно хрустящих бумажек, все могло сложиться по-другому…

Но все случилось как случилось — врач с привычно хмурым лицом сделал какой-то укол и посоветовал завтра сходить в поликлинику, Аля убежала на работу, а уже к вечеру папы не стало. Ненадолго пережила его и мама. После смерти мужа она как-то разом утратила интерес ко всему, шмыгала по дому, словно испуганная мышка, жаловалась на высокое давление и часто говорила о том, что ужасно боится стать беспомощным инвалидом и быть кому-то в тягость. Однажды, серым осенним утром, Аля застала ее в постели уже мертвой. Лицо мамы было таким гладким и спокойным, словно она радовалась, что все кончилось именно так…

Похоронив родителей, Аля почувствовала себя совершенно растерянной и одинокой. Она продолжала вставать по утрам, ходить на работу, прибирать в квартире, готовить, но как-то механически, по привычке, словно заведенный автомат. Кому это теперь нужно?

Тяжелее всего было по ночам. В то время Аля часто мучилась бессонницей, ныли руки, ноги, и мысли приходили тягостные, безнадежные. Она снова и снова спрашивала себя, за что судьба обошлась с ней так несправедливо, — и не находила ответа. Всегда, с самого детства, она старалась жить правильно — учиться, работать, заботиться о близких, не воровать и не лгать, не вступать в сомнительные предприятия… И что в результате? «В сухом остатке», как говорил институтский преподаватель Вилен Карпович. Годы идут, ей давно перевалило за тридцать, для любой женщины возраст — не шутка, а что у нее есть? Да ничего! Ни семьи, ни хорошей работы, профессия оказалась не востребована, денег нет и, похоже, не будет никогда, а вперед и вовсе лучше не заглядывать.

Больше всего ненавистно было именно безденежье — то унизительное состояние, когда в магазине приходится рассчитывать все до копейки, чтобы уложиться в отведенную сумму, а в конце каждого месяца ломать голову, чем заплатить за квартиру. К тому же примешивалось чувство вины перед родителями — ведь будь у нее деньги, они могли быть живы до сих пор! Пусть в семье особенно теплых отношений не было никогда, но все-таки родные люди, и без них стало совсем пусто и одиноко… Неужели теперь вся жизнь пройдет вот так — серо, скучно, в череде похожих друг на друга унылых дней, в немилой работе ради скудного заработка?

Даже сейчас, спустя много лет, вспоминать эти времена было неприятно. Альвина еще раз посмотрела на себя в зеркало, отметила, что возле глаз снова появились маленькие морщинки, пора бы сходить к косметологу, а то и на курорт махнуть… Хорошо, что сейчас ей стали доступны услуги самых лучших специалистов, а прошлое — это всего лишь прошлое.

С пола снова донеслось требовательное «мяу!».

— Ну ладно тебе, видишь — уже иду!

Альвина ласково потрепала кошку по спине.

Мара — это, пожалуй, единственное близкое ей существо на свете! Кстати, с нее-то все и началось…

Однажды промозглым и холодным днем Аля возвращалась с работы совершенно разбитая. Думала она о том, что завтра опять вставать ни свет ни заря, о том, что деньги на исходе, а зарплата будет только через неделю, что в квартире гуляют сквозняки и давно пора заклеивать окна к зиме, да что там окна — ремонт надо делать, но денег нет и не предвидится… Проклятая нищета!

Она как раз собиралась свернуть к ларьку, чтобы купить хлеба, когда прямо над ухом услышала тоненький детский голосок:

— Тетенька, возьмите котеночка!

Аля обернулась. Перед ней стояла рыженькая девочка лет десяти, вся в веснушках. Она прижимала к груди картонную коробку, из которой выглядывала угольно-черная мордочка. Изумрудно-зеленые глазки котенка смотрели на мир с любопытством и настороженностью, Аля даже чуть замедлила шаг… Она замешкалась всего на несколько секунд, но этого оказалось достаточно.

— Тетенька, возьмите! Ну, пожалуйста, а то мама его оставить не разрешает…

В глазах девчушки была такая мольба, что Аля не выдержала. Через несколько минут она уже спешила домой по улице, осторожно придерживая притаившегося за пазухой несмышленыша. Зачем ей котенок — она и сама не знала, просто, может быть, впервые в жизни действовала под влиянием порыва. Но ведь не бросать же его теперь под дождем!