В его новом обиталище было прохладно. Пришлось принести несколько вязанок хвороста и растопить печь. Потом захотелось прилечь и спокойно поразмышлять, как вести себя дальше в этой дурацкой деревеньке. И, чем больше он думал, тем больше растерянности и вопросов возникало в голове. Вспомнился разговор с необычным профессором, потом перед глазами всплыл образ намыливающейся Лидии. Ее высокая грудь, с маленькими сосками, ее детские ладошки, шлепающие по воде. И это личико, любознательное и абсолютно невинное…
…В памяти, как будто из небытия, возник незнакомый, переливающийся разноцветными огнями праздничный город. Его улицы были заполнены людьми, готовыми веселиться по любому поводу. Пьяные дебильные лица, шум, гам, крики. Вереницы автомобилей ползали внутри толпы, неутомимо сигналя. Их владельцы искали место парковки в непрерывно сжимающемся пространстве. Наверное, им не терпелось принять участие во всеобщем разгуле. И никто не замечал приближающейся опасности: этот непрерывно усиливающийся ветер… Сначала совсем осторожный, способный гнать по улицам обертки от чипсов и мороженого, фантики от шоколадок, рваные пакеты. Потом в его нарастающем потоке замелькали головные уборы, зонтики, какие-то тряпки, и вдруг сами люди, кувыркаясь и истошно вопя, понеслись во вздымающемся смерче в призрачную грязно-черную даль. И, догоняя их, крутясь, лязгая друг о друга, все так же нервно сигналя, в свирепой свистопляске скрылись в небытие автомобили. И город стал чист и тих…
Неожиданно Валерий проснулся. Перед ним стояла улыбающаяся Лида. Он посмотрел на нее и тоже заулыбался.
— Пойдем завтракать, — позвала Лида.
Валерий встал, увидел на столе дымящийся картофель в глиняной миске, с кусочками сала, кружку с молоком и мед в берестяном туесочке. Недолго размышляя, он принялся за еду, а Лида все смотрела на него и смотрела…
— Ты тоже поешь, — сказал Валерий, но девушка мотнула головой, дав понять, что не хочет.
В горницу вошел Николай. Увидев Лиду, он помрачнел и затоптался в нерешительности, не зная, что говорить и что делать.
— Вы… уже завтракаете? А там Пелагия еду приготовила… Пойду я тогда, раз так…
— Может с нами? — предложил Валерий. — Заодно поговорим. У меня много вопросов.
— Вопросы никуда не денутся, в отличие от ответов, — изрек Николай уже в дверях. — А вообще приходи, коль надумаешь.
Лида сидела насупившись. Личико ее перестало сиять, губки недовольно сжались.
— Я тоже пойду. Надо клюкву просушить. Сом с Мисосом вчера в болота ходили — твои мешки искать. Один дед нашел, тут неподалеку, а второй Мисос только к вечеру притащил. Где-то за Читовыми топями ты его утерял. Это далеко отсюда.
— Как же он его разыскал? — удивился Валерий.
— Чутье у него какое-то. Говорят, он тонул не раз и всегда из трясины вылезать умудрялся. Всю жизнь его вроде бы знаю, а совсем человек чужой, непонятный. А ты ешь, ешь, я посуду попозже заберу…
Валерий остался один. Он перестал жевать, и все сидел, думал. Потом пододвинул мед и стал есть его ложкой, запивая большими глотками молока.
Дверь скрипнула, и в горницу вошел новый посетитель. Бегло осмотрел стены, ухмыльнувшись, перекрестился на царя, зачем-то заглянул в печь и остановил взгляд на недоеденной картошке.
— Завтракаете? — спросил скрипуче. Тут же подсел к столу и уставился на Валерия придурковатым взглядом. При этом все его тело, от ступней до макушки, находилось в каком-то странном движении, нервно подрагивало, колыхалось. Лицо, заросшее неопрятной клочковатой бородой, было испещрено морщинами и рубцами. Зубы, кривые и желтые, торчали изо рта.
Валерий подтолкнул к нему миску с картошкой.
— Не люблю доедки, — отчеканил мужичок и перевел взгляд на туесок с медом.
Валерий протянул мед, но странный посетитель тут же стал коситься на сало.
— Будешь? — спросил Валерий.
— Невкусная еда, — сморщился гость.
— А какая вкусная?
— Ты — вкусный, но я уже завтракал, — сказал пришедший и перестал пялиться на еду.
— И кого же ты слопал? — спросил Валерий. Ситуация и потешала, и злила. Он не верил, что этот идиот смог бы одолеть его, заявись даже с топором. Очень хотелось дать непрошенному гостю в морду и вытолкать из дома, пиная ботинками в зад.
— Грибы кушал, — вздохнул мужичок.
— А хотелось бы человечинки?
— Не… не люблю. Они любят…
— Кто они?
— Все.
— Я кое-кого видел. Кто они. Оборотни или люди?
— Они — люди.
— А ты?
— Я?.. Не знаю кто я. Забыл.
— Ты можешь вывести из болот?
— Я?! — На миг показалось, что в глазах посетителя промелькнул смысл, но он тут же прикрыл их, словно задумавшись.
— Не-е. Я боюсь.
— Кого?
— Их.
— Кого именно?
— Их всех.
— И профессора?
— Не-е. Профессор хороший. У него квас вкусный.
— А Лиду?
— Лида добрая.
— А Сом?
— И Сом добрый.
— Кого же ты боишься?
— Всех. Пойду я… спать буду…
— Посиди немного. Поговорим. Собеседник ты, как я вижу, любопытный.
— Ну, говори, раз так.
— О Николае что скажешь?
— Николай болота любит, а Пелагия — дура. И блядь. Хы-хы.
— Вот как?
— Вот так.
— Много еще жителей в деревне?
— Много, только почти все cдохли давно. Души остались. Все знудят, знудят. Надоели.
— Меня интересуют живые.
— Прошка живой. Он сильный. У него топор. Василий да Герасим, но эти не здесь живут. Они не мешают.
— Так кого же из них ты боишься?
— Тебе надо бояться.
— Кого конкретно?
— Всех.
— Как это? Если каждый из них хороший.
— Хорошие, пока не вместе.
— Ничего не понимаю.
— Еще поймешь. Хы-хы. — Пришедший пустил слюну и, поблуждав глазами по стенам, стал пялиться на хозяина дома. То глядел ему в лоб, то в рот, быстро отдергивая глаза, как только натыкался на встречный взгляд. Некоторое время он изучал потолок, но, движимый каким-то неудержимым любопытством, опять начинал высматривать что-то в лице собеседника. Тому, в конце концов, это надоело и, не придумав ничего лучшего, он принялся передразнивать своего загадочного посетителя.
— Нехорошо так делать, — с обидой в голосе сказал мужичок.
— Почему? Тебе же можно.
— Понеже я — вроде как дурачок деревенский, а ты вроде бы как умный.
— Да нет, я тоже вроде как дурачок.
— А-а-а. Ну, тогда…
— Тогда можно?
— Валяй.
Они посмотрели друг на друга. И тут Валерий заметил, что гость его перестал подергиваться, причем это произошло тоже не просто, а как-то весьма необычно. Сначала перестали трястись его ступни, потом колени, поясница… — словно неведомая волна самообладания проходила сквозь его тело снизу вверх. Пришедший смотрел на пленника болот осмысленно и в упор, в то время как взгляд Валерия по-прежнему источал непонятную ему самому иронию.
