Эта ложь обладала красотой и правдоподобием. Она складно задумывалась, но ложь есть ложь. Не может быть тупиков на единственном из возможных путей. Могут быть лишь преграды.
Так что – всего лишь еще одно испытание. Субаху был ему рад. Испытание заблудшей душой. Душа этого монаха, потерявшегося на пути, искушает его. Заставляет вернуться, насладиться присутствием в физическом теле.
Субаху даже думал, что монах и не знает правды. Что истинно верит словам, которые произносит. Просто его поставили на его пути, чтобы испытать.
Что же, Субаху не должен жалеть сил, чтобы помочь страждущим и заблудшим.
– Это не истина. Это лишь то, что тебе кажется ею. Истина же в том, что ты просто где-то свернул не туда. Как ни странно, монах улыбнулся.
– Я был таким же упрямым, как и ты, когда-то. – Кивнул он. – Это не помогло мне. Мое упрямство лишь сделало невозможным мое возвращение, вот и все. Ты твердо решил остаться здесь? В этом ложном мире? Субаху улыбнулся в ответ. И его улыбка ответила сама за себя.
Монах чуть шевельнулся. Пожал плечами, совсем слегка, незаметно – если бы до этого он не сидел абсолютно неподвижно. Сказал:
– Знаешь, как сложно жить в этом мире? Как тяжело постоянно защищаться от тварей, которые все время пытаются добраться до твоего разума и до твоей души? На это требуется много сил, потому что лишь сильные в этом мире способны выжить.
Монах чуть наклонился вперед. И до этого он смотрел Субаху прямо в глаза, но теперь его взгляд стал острым, колючим, проникающим.
– Но эта сила здесь приходит только тогда, когда ты поглощаешь чужие души. И раз уж ты все равно решил здесь сдохнуть, то почему бы тебе не отдать свою душу мне? Мне пригодится лишний инструмент для выживания.
Субаху почувствовал, как взгляд монаха забрался куда-то в глубину его души, и ворочается там, по-хозяйски, словно в их схватке все давно решено. Словно никакой схватки не будет, и Субаху лишь осталось исполнить последнюю роль – отдать монаху его трофей.
Только это никак не соотносилось с правдой. Снова ложь. Заблудшая душа, оказывается, была не просто испытанием веры, но вновь – и испытанием силы в том числе. Что ж, испытаний Субаху не боялся. Он изгнал взгляд монаха из своей души и атаковал сам.
Сияние вокруг них сделалось еще ярче, нестерпимо, настолько, что его враг начал жмуриться. Но продолжал сопротивляться. Между двумя монахами возник мглистый барьер, сдерживающий нападение Субаху. А из-за спины сидящего врага, до сей поры прячущиеся там, встали по обеим сторонам двое воинов.
Встали и тут же ступили вперед, занося мечи. Субаху и не знал, что так можно.
Но это было ничто, пустышки. В преддверии нирваны материальные символы не могут иметь значения, поэтому на них можно просто не обращать внимания. Субаху продолжал нападать на врага, стараясь сломить его сопротивление.
Первый воин занес меч, и Субаху не смог сдержаться – инстинктивно отклонился, чтобы избежать удара. Поэтому лезвие лишь задело его, краем, вспоров одежду и оставив неглубокую рану на груди.
Кровь в окружающем их сиянии казалась неестественно красной, чужеродной, не принадлежащей этому месту.
Субаху не ожидал, что пустышки могут что-то сделать, кроме того, как испугать его. А оказывается, они могли ранить. Физически.
Ему пришлось отвлечься и посмотреть на воинов. В конце концов, раз они настолько материальны в этом мире, то их тоже можно использовать. Воля – вот главное. Воины сначала остановились. Потом повернулись и направили мечи в сторону своего прежнего хозяина.
– Как… ты… узнал? – пораженно спросил монах, с трудом сдерживая атаки Субаху на его разум.
– Испытания плотью давно закончились. В преддверие нирваны могут быть лишь испытания духа. – Субаху был спокоен. Даже тогда, когда воины кромсали тело его врага на куски, а сила уничтоженного врага мягко переливалась к нему.
Странно было то, что заблудший монах был, наверное, значительно сильнее его. Субаху это почувствовал, когда начал буквально захлебываться полученной мощью. И это еще раз доказывало, что здесь главное – не просто сила, но и вера. Воля. Чистота души.
***
В темной пещере, камни которой начали постепенно забывать, что такое свет, на теле неподвижного Субаху возникла рана. С рассеченного плеча вытекло несколько капель крови, но рана тут же, почти моментально, зажила, оставив на коже лишь легкий, почти незаметный след.
Впрочем, в темноте этого никто не увидел. Некому было это видеть, даже если бы в пещере нашелся свет.
Павел
Это было знакомо.
Цветные пятна рассыпались повсюду, кружились, сталкивались между собой, создавая причудливые комбинации новых, несуществующих цветов. Только не очень-то они нравились Павлу. По его понятиям, все это слишком уж аляповато. Один из недостатков наркотика – всего сразу становится чересчур.
Сколько ему придется терпеть это раздражающее безумие цветов? Час? Доза оказалась слишком уж велика, может и больше. Может и всю ночь. Отпустит лишь под утро, такое тоже бывало. Главное, чтобы отпустило. Надежда только на качество товара.
И что, так все это время и видеть цветные пятна? Скучно. Банально и невесело.
Павел покачал головой, и пятна начала плавать в ускоренном темпе, взболтанные этим движением. Они пестрели с такой силой, что Павел, сколько ни пытался, не мог разглядеть свою комнату, не мог разглядеть вообще ничего, кроме этих пятен. Тогда он прикрыл глаза.
Свистопляска цвета чуть унялась, хоть и несильно. Пятна проникали даже сквозь веки, дотягивались прямо до мозга, и отнюдь не желали отставать.
«Но это же всего лишь глюки, – подумал Павел, – с ними наверняка можно справиться».
И Павел представил себе вместо кучи цветных кругов, полос и обрывков комнату у себя дома, абсолютно серую, блеклую. Открыл глаза. Так значительно лучше.
Он, наконец, увидел комнату, правда, почему-то она стала совсем серой, с такой характерной синевой, словно в фильмах. Этот цвет совершенно не подходил для его жилища, но ему он нравился сейчас значительно больше, чем чехарда глюка.
Павел поднялся с кровати. Выходить из комнаты сейчас не стоило – можно ненароком нарваться на кого-нибудь из прислуги, а это было чревато докладом отцу. Честно говоря, Павел удивился, насколько трезво он мыслил. Эта партия товара просто шикарна. Надо будет прикупить именно из нее еще, прикупить и припрятать, потому что далеко не всегда можно найти такое качество, независимо от цены.
Павел крутанулся, и комната, как раньше пятна, поплыла. Но теперь его это не страшило – однообразный серый цвет совершенно не мешал ему, не раздражал. А то, что предметы слегка двигались, когда он пытался сфокусировать на них свой взгляд – так в этом он не находил ничего страшного. В конце концов, для того он и принял, чтобы слегка повеселиться.
