— Почему ты решил, двадцать лет? — спросила Барбара.
— Патефон.
— Ага. Старые добрые песни.
— Мне кажется, что эти песни были написаны не позднее середины шестидесятых. Наверное, в это время Холман и прикрыл свою лавочку. Думаю, что отель закрылся одновременно.
— Звучит разумно, — сказала Барбара. — Ты думаешь, что тело положили под лестницу чуть позже, скажем, после 1965 года?
— Это просто предположение. Конечно, она, может быть, уже была мертва лет с пятьдесят, прежде чем ее сюда водрузили. Если дело обстоит именно так, то неважно, как давно она там лежит.
— Да, — согласился Пит, — ты исключаешь фактор вони тем, что держишь ее в каком — нибудь месте, где она высыхает, и тогда ее можно положить под лестницу, — лучше не придумаешь.
— Не понимаю, какое это имеет значение, — сказала Джина. — Суть в том, что она убита. Какая разница, сколько она пролежала под лестницей?
Пит опять поднял руку.
— Я считаю, что разница тут есть.
— И полиция посчитает так же, — добавил Ларри. — Я думаю, что в зависимости от этого они по — разному посмотрят на ситуацию. Если она мертва уже полвека, — и они смогут это вычислить, — то ее будут рассматривать, как музейный экспонат. Если же ее убили двадцать лет назад, они могут открыть уголовное дело.
— Верно, — согласилась Барбара. — Тот, кто вогнал ей в грудь кол, может здравствовать еще и поныне.
— О том и речь, — сказал Пит. Он глянул на Ларри, поднял бровь и выдвинул подбородок. — Вы еще о нем услышите.
— Знаем, — отозвалась Барбара. — Это твоих рук дело.
— Эй, я говорю серьезно.
— Тогда другое дело.
— Никто не заметил ничего необычного около отеля?
— Кроме того, что мы были первыми, кто взломал двери? — спросила Барбара.
— Совершенно верно, дорогая. Это место было заперто, когда мы подошли. Тогда как другие дома стояли нараспашку. Люди свободно ходили там. Но не в отеле. Почему?
— Мы играем в вопросы и ответы? Он больше хлебницы или нет?
— Верно мыслишь. Гроб был яркий, блестящий, «с иголочки».
— Висячий замок, — продолжил Ларри. — Засов.
— Верно! Вспомните, как все это выглядело. Ручаюсь, что месяц назад это все преспокойно лежало на полке в скобяной лавке.
— Разве? — удивилась Джина.
— Кто же повесил их на дверь? Кто не хотел, чтобы там шастали любопытные?
— Это мог быть кто угодно, — ответил Ларри.
— Правильно. И это мог быть тот, кто спрятал вампира под лестницей. Тот, кто все еще живет рядом с нами и хочет быть уверен, что никто не раскроет его маленькой тайны.
— И тот, кто повесил распятие на стену, — добавил Ларри.
— Правильно.
— кто-то вроде доброго гения, охраняющего нас от вампиров.
— Скорее всего, тот, кто повесил на дверь замок, понятия не имел о трупе, — сказала Барбара.
— Будет интереснее, если — имел, — возразил Пит.
— Тебе — может быть.
— А может быть, уже хватит говорить об этом? — предложила Джина. — Лучше бы нам не соваться в этот проклятый отель.
— Согласна с тобой, — подхватила Барбара. — Черт с ней, с вампиром. Я ни разу так не обдиралась с тех пор, как десять лет назад свалилась с велосипеда. Но даже тогда я не поцарапала живот. В купальнике у меня теперь будет жуткий вид.
— Я же тебя предупреждал, когда ты полезла наверх, — напомнил ей Пит.
— Они кошмарно скрипели, но я никак не ожидала, что они проломятся подо мной.
— Может быть, это вампирица велела тебе свалиться? Хотела, чтобы ты при падении выбила кол из ее груди. Она возжелала твоей крови.
— Да, конечно.
— Очень хорошо, — сказал Ларри. — Тебе непременно надо начать писать.
— Она — не вампир, — настаивала на своем Джина.
— Знаете, — продолжал Пит, игнорируя ее замечание, — нам следовало бы вытащить этот кол. Понимаете, о чем я толкую? Просто посмотреть, что за этим последует.
— Ничего не последует, — упорствовала Джина.
— Кто знает? — Он покосился на Ларри. — Эй, может, нам вернуться и сделать это?
— Ни за что.
— Разве вам не интересно?
— Только попробуй развернуть машину, — предупредила Барбара, — я сама вопьюсь тебе в шею.
— Трусишка.
— Лучше не трогай меня, первопроходец. Это по твоей большой милости я так вляпалась.
— Могла бы подождать снаружи. Никто тебя палкой не гнал.
— Заткнись лучше, ладно?
Пит бросил взгляд на Ларри. На лице его было написано удивление.
— Может, мне и в самом деле лучше заткнуться, пока она не вышла из себя? Как ты считаешь?
— На твоем месте я бы так и сделал.
— А куда же у нас делась свобода слова?
Хотя Пит обращался только к Ларри, слова эти были адресованы его жене.
— Эта свобода кончается там, где начинаются мои уши, — сказала Барбара.
Пит улыбнулся Ларри, но ничего не сказал. Дальше поехали в тишине.
Ларри посмотрел в окно на пустыню. Он еще ощущал головокружение и нервную дрожь, но ему уже стало полегче. Наверное потому, что они поговорили об этом. Чувства облеклись в слова. Все обменялись мнениями. Особенно помог Пит, обратив жуткий эпизод в шутливую байку о вампирах. И эта перепалка между Барбарой и Питом. Прекрасная, нормальная, обыденная перепалка. Все это вытравило ужас от встречи с трупом. Будто ночной кошмар прорезал луч солнечного света.
Но беспокойство Ларри стало расти, когда они подъехали к Мюлехед-Бенду. Даже знакомый вид Прибрежного шоссе не смог рассеять тревогу, которая как ему казалось, разбухала в нем.
Пит медленно вел машину в обычном потоке городского транспорта, — нескольких автомобилей в окружении вездесущих повозок, прицепов, фургонов, пикапов и мотоциклов. Вдоль дороги раскинулись мотели, станции техобслуживания, банки, универмаги, рестораны, бары и закусочные. Ларри заметил булочную, где они сегодня утром купили дюжину пончиков. Увидел он и супермаркет, где Джина закупала продукты, магазин компьютеров, где он регулярно приобретал пустые дискеты, бумагу и печатные ленты для принтера, кинотеатр, где они побывали в среду на вечере фантастической мистики.
То здесь, то там, на восток от делового центра города мелькала река Колорадо. На реке еще были отдыхающие, некоторые катались на водных лыжах. Виднелся плавучий дом. Паромный катер вез пассажиров в казино на противоположный берег в Неваду.
Все так знакомо, так обычно. Ларри надеялся испытать облегчение, возвращаясь домой, при виде житейских, привычных картин, и оставив позади всю неизвестность и таинственность дорог.
Но облегчения не наступало.
Он понимал, что это от предстоящего расставания с Барбарой и Питом. Ему этого не хотелось. Он и в самом деле боялся. Боялся, как мальчишка, который рассказывал друзьям всякие страсти, а теперь вынужден идти домой один.
