– Остановись, – задыхаясь, попросила она, – Лонни… остановись… я не могу… – Свободную руку она прижимала себе к боку, куда, казалось, впился раскаленный гвоздь.
И он, наконец, остановился. Они вышли из жилого района и стояли на углу Крауч-лейн и Норрис-роуд. Знак на дальней стороне Норрис-роуд показывал, что они находились всего лишь в одной миле от Жертвенного Городища.
– Города? – предположил Веттер.
– Нет, – сказала Дорис Фриман. – Городища, именно «ища».
Реймонд потушил сигарету, которую «одолжил» у Фарнхема.
– Я пошел, – объявил он, а потом пристально посмотрел на Фарнхема. – Тебе, малыш, следует лучше заботиться о себе. У тебя под глазами здоровые синяки. Малыш, а на ладонях у тебя волосы не растут? – он громко расхохотался.
– Ты когда-нибудь слышал о Крауч-лейн? – спросил Фарнхем.
– Ты имеешь в виду Крауч-хилл-роуд?
– Нет, я говорю о Крауч-лейн.
– В жизни не слыхал.
– А Норрис-роуд?
– Норрис-роуд идет напрямик от Хай-стрит в Бейсингстоне…
– Нет, здесь.
– Не знаю, малыш.
Почему-то он ничего не мог понять – эта женщина, видимо, рехнулась – но Фарнхем настойчиво продолжал расспрашивать.
– А о Жертвенном Городище?
– Городище? Ты сказал? Не городок?
– Да, правильно.
– Никогда не слышал о нем, малыш, но если услышу, то наверное постараюсь избежать такого места.
– Почему?
– Потому что на древнем языке жрецов-друидов городищем называлось место ритуальных жертвоприношений. Именно там они вырезали у своих жертв печень и глаза. Желаю тебе сна без сновидений, мой милый. – И, застегнув до самого подбородка молнию своей ветровки, Реймонд выскользнул на улицу.
Фарнхем проследил за ним встревоженным взглядом. Услышать от него это было неожиданно, сказал он самому себе. Откуда может такой грубый полисмен, как Сид Реймонд, знать о ритуалах жрецов-друидов, когда все его знания можно было написать на булавочной головке и там еще оставалось бы место для «Отче наш». Да, именно так. Но даже если он давно узнал где-то об этом, это не может изменить того факта, что эта женщина была…
– Наверное, я схожу с ума, – сказал Лонни и неуверенно засмеялся.
Дорис посмотрела на свои часы и увидела, что было примерно четверть восьмого. Свет на улице изменился с ярко-оранжевого до густого и мрачно-красного, который ярко отражался от витрин магазинчиков на Норрис-роуд и,
Казалось, покрыл шпиль церкви напротив свежеспекшейся кровью. Сплющенная сфера самого солнца сейчас уже коснулась линии горизонта.
– Что там произошло? – спросила Дорис. – Что это было Лонни?
– Я потерял мой пиджак. Черт побери!
– Ты не потерял. Ты снял его. Он весь был заляпан…
– Не говори глупостей! – огрызнулся он на нее. Но его глаза не были раздраженными; они были тихими, потрясенными, блуждающими. – Я потерял его, вот и все.
– Лонни, что произошло, когда ты пролез через изгородь?
– Ничего, – живо сказал он. – Давай не будем говорить об этом. Где мы находимся?
– Лонни…
– Я не помню, – тихо сказал он, глядя на нее. – В голове пустота. Мы были там… мы услышали какой-то звук… потом я побежал. Это все, что я могу вспомнить. – И потом он добавил детским голоском, который испугал ее: – Неужели я выбросил свой пиджак? Он мне нравился. Он шел к этим брюкам.
Затем он вдруг рассмеялся идиотским смехом.
Это было что-то новое, пугающее. То, что он видел за изгородью, казалось, частично выбило его из колеи. Она не была уверена, что то же самое не случилось бы с ней… если бы она увидела это. Все равно, они должны выбраться отсюда. Вернуться в гостиницу к детям.
– Давай возьмем такси. Я хочу домой.
– Но Джон…
– Наплевать на Джона! – сказала она, и теперь ей пришла навязчивая мысль. – Что-то не так, все не так, мы берем такси и едем домой!
– Ладно. Хорошо. – Дрожащей рукой Лонни провел себе по лбу. – Но здесь нет ни одного такси.
На Норрис-роуд, широкой, вымощенной булыжником улице, действительно совсем не было машин. Прямо по середине ее проходили старые трамвайные пути. На другой стороне перед цветочным магазином был припаркован старый трехколесный автомобиль. Дальше, на их стороне, косо наклонившись на стойке, стоял мотоцикл «Ямаха». И это было все. Они слышали шум едущих автомобилей, но он был приглушен расстоянием.
– Может быть, улица закрыта на ремонт, – пробормотал Лонни, а потом он поступил странно… странно, во всяком случае, для него; он всегда был таким спокойным, уверенным в себе. Он оглянулся, как будто боялся, что за ними кто-то идет.
– Пойдем пешком, – сказала она.
– Куда?
– Куда угодно. Лишь бы из Крауч-энд. Мы сможем взять такси, если уйдем отсюда. – Она вдруг уверилась в этом, если ничего не случиться.
– Хорошо. – Теперь, казалось, он хотел, чтобы во всем этом она приняла первенство на себя.
Они пошли по Норрис-роуд в направлении к заходящему солнцу. Автомобильный шум оставался таким же далеким, казалось, он не исчезал, но и не становился громче. Эта пустынность начинала действовать ей на нервы. Она почувствовала, что за ними следят, старалась гнать от себя это ощущение и обнаружила, что не может этого сделать. Звук их шагов
(ШЕСТЬДЕСЯТ ЧЕЛОВЕК ИСЧЕЗЛИ В КОШМАРЕ МЕТРОПОЛИТЕНА) возвращался к ним глухим эхом. Случившееся у изгороди снова и снова прокручивалось у нее в голове и, наконец, ей пришлось опять спросить:
– Лонни, что это было?
Он ответил просто:
– Я не помню, Дорис. И не хочу вспоминать от этом.
Они прошли мимо универсального магазина, который был закрыт – в его витрине лежала груда кокосовых орехов, похожих на высохшие отрубленные головы. Прошли мимо прачечной, в которой белые стиральные машины, отодвинутые от стен, покрытых выцветшей розовой штукатуркой, были похожи на вырванные из старческих десен квадратные зубы – этот образ вызвал у нее приступ тошноты. Они прошли витрину, всю в мыльных потоках, со старым объявлением на ней «МАГАЗИН СДАЕТСЯ В АРЕНДУ». За полосками высохшего мыла что-то шевелилось, и Дорис увидела, что на нее пристально смотрит изуродованное боевым розовым шрамом с пучками шерсти морда ко-
Та.
Она проверила ощущения своего тела и обнаружила в себе состояние медленно растущего ужаса. Она почувствовала, как ее внутренности понемногу медленно начали подниматься в ней. Во рту появился резкий неприятный привкус, будто бы она проглотила дозу крепкого зубного полоскания. В свете закатного солнца булыжники Норрис-роуд сочились свежей кровью.
Они приблизились к подземному переходу. В нем тоже было темно.
– Я не могу, – самым реальным образом сообщил ее разум. – Я не могу спуститься туда, там внизу что-то может быть. НЕ проси меня, потому что я просто не могу.
Другая часть ее разума спросила, в состоянии ли она вынести обратный пройденный путь мимо пустого магазина с котом (как он туда попал из ресторанчика около телефонной будки? Лучше не думать об этом), неуклюжего рта прачечной, универсального магазина с отрубленными высохшими головами. Она подумала, что не смогла бы.
Волоча ноги, они теперь ближе подошли к подземному переходу.
Над ним, оставляя за собой шлейф искр, промчался состав из шести вагонов, подобно тому, как одержимая безумной страстью невеста с непристойной ненасытностью бросается навстречу своему жениху. Они оба непроизвольно отпрянули назад, но именно Лонни громко вскрикнул. Она посмотрела на него и увидела, что за прошедший час он превратился в совершенно чужого человека… только один ли час прошел? Она не знала. Но точно знала, что он еще больше поседел, но она твердила себе – так уверенно, как только могла – что это из-за освещения, и этот довод убедил ее. Лонни был не в состоянии вернуться обратно. Поэтому нужно идти в переход.
– Дорис… – сказал он, отступив немного назад.
– Пойдем, – сказала она и взяла его за руку. Она сделала это резко, чтобы он не почувствовал, как дрожит ее рука. Она шла вперед и он послушно следовал за ней.
