—Как ты думаешь, за кого возьмется Ал, покончив с Пискари? — спросила я в лоб, и эльф бросил мне мел.
Сердце подпрыгнуло. Блин, какого черта в меня всегда все швыряют? Я ловить-то не умею!
Но я выставила руку, и мел приятной тяжестью стукнулся в нее. Поглядывая на бога с шакальей головой и умирающего вампира, я нагнулась и, путаясь в подоле платья, нарисовала вокруг них круг как можно шире, чтобы на них не наткнуться. Дженкс летел по кругу передо мной, и я шла по следу, оставленному пыльцой.
—Айви, — выдохнула я, наткнувшись на нее — она стояла с пустым лицом перед зеркалом, глядя на свое темное отражение, ко всему безразличная. — Отойди к Квену, я тебе помочь не могу.
Она не шевельнулась, и Дженкс заверещал, чтобы я поторопилась. Я проскочила мимо нее, молясь, чтобы с ней все обошлось, и проклиная свою беспомощность.
Чтобы замкнуть круг, пришлось пролезть под столом, и когда я вылезла, конец серебристой линии слился с началом.
— Rhombus, — сказала я с облегчением, зачерпывая из линии. Взметнулось золото моей ауры, и копоть демонской сажи стала обволакивать ее.
— Нет! — взвыл Ал, яростно пылая красными глазами и отпуская Пискари, но было поздно.
Вампир упал на пол. Он еще был в сознании — схватил Ала за икры и притянул вниз, тут же навалился на него, по-волчьи отхватывая клыками куски мяса. Я поднялась на ноги, потрясенная зрелищем, как он глотает их, освобождая себе пасть, чтобы драть еще, чтобы растерзать демона в клочья. И звук был совершенно... ужасный.
—Пусть поубивают друг друга, — предложил Трент.
Он стоял у двери, побледневший, и его трясло.
—Демон! — выкрикнула я, не рискуя назвать Ала его именем вызова. — Я связала тебя, ты мой. Изыди и следуй прямо в безвременье!
Египетский бог взвыл. Слюна капала с морды, шея превратилась в разодранные ленты мяса. Он вернулся в свой демонский вид и стал уязвим.
—Изыди немедля! — потребовала я, и Ал, наполнив всю комнату злобой, исчез.
Пискари провалился туда, где только что был демон, успел подставить руку, падая на пол. Держась рукой за изуродованную шею, поднялся на ноги. В комнате стало тихо, слышались только судорожные вздохи Стриж, похожие на всхлипывания. Волки забились в один угол, эльфы — в другой. Эдден лишился чувств и лежал на полу возле двери. Даже к лучшему — а то попытался бы застрелить кого-нибудь, а это кучу бумаг писать.
Я повернулась к Квену, все еще держа в руке мел.
—Спасибо, — шепнула я, и он кивнул.
Пискари медленно взял себя в руки, из кровожадного монстра превратился в безжалостного бизнесмена, пусть даже залитого кровью. Глаза у него были абсолютно черными, и меня проняло дрожью. Он поддернул рукава своей изящной мантии, отер с губ последние куски демонского мяса, явно ожидая чего-то. Пульс у меня пришел в норму, и я, стараясь думать, что уже в безопасности, выставила ногу вперед и разорвала круг.
Черт побери, я же ему жизнь спасла. Что-то это да должно значить?
— Ты могла дать ему убить меня, — сказал Пискари, оглядывая комнату, пока не увидел Айви. Она стояла к нему спиной, касаясь своего отражения.
— Угу, — выдохнула я тяжело, беря со стола сумку и убирая туда мел. — Но ведь ты — мой билет в нормальную жизнь? И единственный способ вернуть Кистена, отменить дар крови.
Пискари приподнял бровь:
—Отозвать последнюю кровь Кистена я не могу. И даже если бы мог — не стал бы. Кистену надо было напомнить смысл его существования. К тому же это было бы невежливо.
Надо было?— подумала я и похолодела. Было бы?
—А Кистей... — начала я, заикаясь, с таким чувством, будто захлопнулся капкан. Схватилась за больное плечо, голова закружилась. Крылья Дженкса завизжали такой высокой нотой, что у меня заболели глаза. — Что ты сделал? — выдохнула я. — Что ты с ним сделал?
Вампир прижал пальцами текущую из него черную кровь. От нее пахло ладаном, сильно, аж голова кружилась.
—Кистена больше нет, — сказал он бесстрастно, и я ухватилась за стол, чтобы не упасть. — Он не просто мертв, но мертв воистину — дважды. Не было в нем того, что нужно для нежити. — Пискари поджал губы, склонил голову, насмешливо изображая интерес, — Так что я не удивлен.
—Ты врешь, — сказала я и услышала, как дрогнул голос.
Грудь сдавило, воздуху не хватало. Не мог Кистен умереть, я бы знала. Я бы почувствовала. Что-то стало бы другим — все стало бы другим, а сейчас ничего не переменилось. Дженкс говорил, что он звонил. Не мог он умереть!
—Он залег на дно! — крикнула я, бешеными глазами глядя
на всех — ждала, чтобы кто-то, ну кто угодно, подтвердил мою
правоту. Но никто не смотрел мне в глаза.
Пискари улыбнулся, едва заметно блеснув клыками. Его слишком радовало мое отчаяние, чтобы это могло быть неправдой.
—Ты думаешь, я не знаю, когда кто-нибудь из моих переходит в неживое существование? — спросил он. — Я почувствовал его смерть, и почувствовал, как он умер второй раз. — С мерзкой радостью на лице он наклонился ко мне и зашептал вслух: — Для него это было потрясение. Он не ожидал такого. А я впитывал его отчаяние и его провал, и наслаждался тем и другим. Вся его жизнь вела лишь к одному... высшему мигу совершенства, которое оказалось ему не по плечу. Жаль, что его линия крови кончилась с ним, но он был слишком осторожен. Как будто не хотел, чтобы кто-нибудь пошел по его следам.
У меня закружилась голова, я вцепилась в край стола. Не может быть, чтобы это было на самом деле.
— Кто? — прохрипела я, и Пискари улыбнулся улыбкой благожелательного и безжалостного бога. — Кто его убил?
— Жалкая игра, — сказал он и наклонил голову. — Или ты вправду не помнишь? — спросил он задумчиво, бросая на пол измазанный платок и глядя на меня пристально.
Я попыталась что-то сказать — слова не шли. Ужас, что его слова могут быть правдой, потряс меня и лишил речи. Мысли застыли. Плечо пульсировало под пальцами, и когда Пискари подался ближе, я не двинулась, не в силах реагировать.
—Ты там была, — донеслись его слова будто издали. Он взял меня за подбородок, наклонил мне голову, и свет попал мне в глаза. — Ты видела. Ты вся пахнешь окончательной смертью Кистена. Ты дышишь ею. Она от твоей кожи исходит как духи.
Я спала у себя в церкви, подумала я, но тут мой мир поехал куда-то в тошнотном головокружении — картина начинала складываться. Я проснулась с избитым и ноющим телом. На губе был порез. В кухне пахло свечами и сиренью — ингредиентами для зелья забвения. Чертова нога так распухла, что пришлось надевать сапоги.
