— Как тебе сервировочка? — Николай Иванович поднял глаза на майора.
Тот снова отвернулся, прикрыв рот ладонью, но тут же опять уставился на стол. Это могло бы выглядеть даже красиво, если бы не было настолько ужасно.
Девушка лежала на спине с сомкнутыми ногами; руки — вдоль тела. Вся ее кожа была исполосована тонкими кровавыми рубцами. Кровь на ранах уже запеклась и была черно-коричневой, поэтому создавалось впечатление, что тело девушки разукрасил какой-то специалист по боди-арту. Полосы были почти параллельными, что только усиливало эффект. В правой нижней стороне живота майор увидел надрез, края которого были аккуратно зашиты. По обеим сторонам тела были расставлены шесть тарелок, на которых лежало что-то вроде свежего заветрившегося мяса, только более черного. Видимо, труп еще не начал разлагаться, потому что запаха в гостиной почти не было. Кожа на трупе стала сине-лиловой.
Все остальное выглядело так, будто на столе покоилось какое-то дьявольское блюдо. Странным было то, что скатерть под трупом была ослепительно белой. Ни одной капли крови на нее не попало. Возле тарелок лежали ножи — по правую сторону от каждой и вилки — по левую.
Кроме приборов на столе высилась бутылка белого вина и два фарфоровых соусника — по одному с каждой стороны стола. Дудуев заглянул в один из них.
— Что там?
— Судя по запаху и консистенции — грибной соус.
— Идиотизм какой-то. А это что? — Майор показал на тарелочки, расставленные на столе.
— Он вырезал у нее печень, разрезал на ломтики и разложил по тарелкам, — пояснил Николай Иванович.
Майор за время службы насмотрелся всякого. Он видел трупы после удара кухонным ножом, топором, сковородой, бутылкой, с рассеченным горлом, перерезанными венами, выколотыми глазами, но такое ему приходилось разглядывать впервые.
— Полосы откуда? — Он показал на тело.
— Вон, видишь, — Криминалист показал на прутья, валявшиеся рядом с тазиком. — Это розги. Перед тем как взять у нее печень, он высек ее, словно провинившегося ребенка.
— Ребенка вроде секут по заднему месту… — неуверенно проговорил майор.
— Он избил ее всю: от шеи до коленей, спереди и сзади. Ни одного живого места. Представляю, что она испытала!
— А почему «он», есть какие-то следы?
— Пока — никаких.
— Аркадий Семенович. — Майор шагнул к патологоанатому, только что вышедшему из кухни с пластиковым пакетом в руках. — А где голова?
— Вот. — Ресницкий поднял пакет на уровень груди. — Нашел в мусорном ведре.
Из прозрачного пакета на майора глядели пустые мутные глаза, в которых застыли неописуемый страх и страдание. Подбородок и вся нижняя часть до носа были перепачканы в крови. В блондинистых когда-то волосах тоже застыли капли крови. Если тело блондинки хоть и было изуродовано, но все же приведено в какой-то хоть и дикий, но порядок, то голова выглядела так, будто ее отрезали и выбросили за ненадобностью. Перемазанные кровью волосы прилипли ко лбу и щекам; из шеи, когда Ресницкий слегка повернул пакет, вылез отросток шейного позвонка…
— Черт. — Майор помотал головой. — Что за дерьмо? Похоже на какой-то обряд…
— Может, и обряд, — вздохнул Ресницкий, — только довольно странный. Еще ни разу не видел такого обряда.
— Честно говоря, я тоже, — признался майор. — Когда это случилось?
— Сутки назад, плюс-минус пару часов, судя по трупному окоченению. Сейчас точнее сказать не могу. — Ресницкий положил пакет с головой на стол рядом с обезглавленным трупом.
— Понятно, — кивнул майор и прошел к Николаю Ивановичу. — Есть какие-нибудь следы?
— Кое-что имеется, — с сомнением ответил криминалист, — но, похоже, только хозяйки. Все ручки протерты, тарелки, фужеры. Может, удастся что-нибудь найти на полированных поверхностях. Хотя я очень сомневаюсь: видимо, работал профессионал.
— Кто она такая? — майор кивнул на стол.
— А черт ее знает. Это не мое дело.
— Участковый! — рявкнул майор.
Кривошеин, продолжавший стоять в дверях, неуверенно шагнул в гостиную.
— Я здесь, товарищ майор, — стараясь не глядеть на стол, отрапортовал он.
— Кто такая? — Майор показал себе за спину большим пальцем.
— Хозяйка, — доложил старлей, — Самахова Галина Станиславовна. Год рождения — одна тысяча восьмидесятый.
— Двадцать два, — пробормотал майор. — Вот блядство.
— Не понял? — переспросил участковый.
— Дальше, — махнул рукой майор. — Род занятий? Проститутка?
— Да нет, товарищ майор, — старлей покачал головой, — вроде в магазине работала, продавцом. В супермаркете, — уточнил он. — Жила одна, родители в деревне.
— Парень у нее был, знакомые? — раздраженно спросил майор.
— Кажется, был один, азербайджанец. Потом вроде никого не было.
— Что ты заладил: «вроде, вроде»?! Ты наверняка что-нибудь знаешь? Что за азербайджанец? Кавказской национальности?
Майор достал сигарету и закурил.
— Да, кавказской, он давно уже у нее не был, сейчас поссорились вроде.
— Опять «вроде»? — цыкнул на него майор. — Что за азербайджанец, описать можешь?
— Такой небольшой, худощавый, но откуда — я не спрашивал. Он обычно вечером приходил, а утром они вместе уезжали. Бывал у нее раза два в неделю.
— Ладно, — остановил его майор, — напишешь все, что о них знаешь. Бумага есть?
— Есть, — глуповато улыбнулся старлей.
— Тогда действуй. Да… — Он остановил участкового. — Закончишь — начинай опрос соседей: может, кто-то что-нибудь слышал или видел. Я тебе потом дам пару человек в помощь. Иди.
Дудуев поднялся и снова подошел к патологоанатому.
— Аркадий Семеныч. — Он тронул Ресницкого за рукав. — А чем он все это сделал? — Майор показал на нарезанную ломтиками печень убитой, кровь из которой вытекла и застыла на тарелках блестящей коричневой корочкой.
— Ножом, чем же еще, — пожал плечами Ресницкий. — Только ничего похожего в квартире не обнаружено. Убийца орудовал остро заточенным ножом и, скорее всего, не одним, а на кухне оказались совсем тупые.
— Значит, он принес инструменты с собой?
— Получается, что так, — подтвердил Ресницкий.
— Приготовил, как будто собирался ее съесть, — не глядя на патологоанатома, произнес Дудуев. — Только не понятно, для чего он ее розгами-то бил? Кстати. — Он вдруг встрепенулся, что-то вспомнив. — Ты же был недели две назад, когда какой-то урод вывалял в апельсине женские титьки?
— Был, — согласился Аркадий Семенович. — Хорошо, что ты вспомнил. Там мы тоже не нашли ножей, которыми тот урод отрезал ей груди.
— Думаешь, это тот самый?
— Сразу сказать не могу. — Ресницкий покачал головой. — Только когда исследую срез.
— Когда?
— Через пару дней, не раньше, — недовольно ответил Ресницкий. — Завтра у меня выходной. Меня и сегодня от семьи оторвали.
— Ладно, — согласился Дудуев и как-то странно огляделся вокруг. — Не понимаю, — задумчиво произнес он.
— Чего? — не понял Ресницкий.
— Он ее хлестал прутьями, вырезал печень, голову оттяпал, а кругом никаких следов крови…
— Это не ко мне, — отвернулся Ресницкий и принялся вновь осматривать тело, лежавшее на столе.
— Иваныч, — майор обернулся к криминалисту, — почему так чисто?
— Вымыто все, вот и чисто, — не задумываясь ответил тот.
— Что значит «вымыто»?
— Ты что, Петрович, совсем очумел, что ли? — беззлобно отозвался криминалист. — Говорю тебе: все следы тщательно уничтожены. И отпечатки пальцев, и обуви, и крови. Разделал ее, убрался, вымыл полы и ушел.
— Думаешь, это мужик? — спросил Дудуев, хотя сам в этом почему-то не сомневался.
— Мужик, — кивнул Николай Иванович. — Судя по всему, среднего роста, но силы не выдающейся.
— Может, объяснишь? — с сомнением посмотрел на него майор.
— А чего здесь объяснять, — вздохнул криминалист. — Смотри. — Он шагнул к топчану. — Стегал он ее здесь, еще живую, как мы видим по выступившей крови. — Он повернулся к столу. — Дальний край раны, оставленной прутьями, глубже, чем ближний, но не намного. Если бы он был ниже среднего роста, то оба конца были бы примерно одной глубины.
— А может, он пригибался? — предположил Дудуев.
— Немного пригибался, конечно, для удобства, — согласился Николай Иванович, — но я это учел.
— А потом, что он сделал потом?
Николай Иванович тихонько свистнул и провел пальцем себе по горлу.
— А после?
— После вытащил из нее печень, по-моему, но этот вопрос вообще-то к Ресницкому.
— Да, — кивнул патологоанатом, — аккуратно вырезал печень, так, что не повредил никаких других органов, зашил место разреза нитками телесного цвета, чтобы разрез был не слишком заметен, потом порезал печень и разложил на тарелки. Как в ресторане.
