два фута [11]от тела, но практически не тряслись, благодаря баку, усиленному стальной сеткой. У нее был большой живот, но сиськи выпирали вдвое больше, что эффективно прятало его, если вы не одержимы такими вещами, которыми обычно был одержим я.
Я никогда не был с большими женщинами. Жирные люди, на самом деле, немного вызывали у меня отвращение. Ожирение всегда казалось мне живым воплощением излишеств, жадности, отсутствия силы воли и контроля, лени. Я предпочитал худых или атлетических женщин. Но ее толстый мышечный рельеф бросал вызов всем моим предрассудкам. Мышцы на руках и ногах давали понять, что она не ленилась. У вас не будет такого трицепса, если вы будете сидеть на диване, поедая мороженое. Это требует силы воли и дисциплины. Тем не менее, она определенно не отказывала себе в еде.
Глядя на сексуально-экстравагантные пропорции крупной женщины, я почувствовал самую сильную, подавляющую похоть, которую не испытывал со времени полового созревания. Это застало меня врасплох и немного испугало. Я неуверенно заелозил в своем кресле. Моя эрекция пронзила живот и натянула до отказа трусы.
У женщины были красивые рыжие волосы, которые ниспадали ей за спину и развивались на ветру, когда она ехала. Глаза у нее сияли изумрудно-зеленым, губы были полными и пухлыми, окрашенными нагло-красным, и я знал ее. Я был уверен в этом. Я ходил вместе с ней в школу в Филадельфии. Ее звали Катрина.
Какого черта она делает в Сан-Франциско?
В старших классах она была одной из тех трагически-хорошеньких полных девушек, которых худые девушки беспощадно дразнили, и которые позже стали либо шлюхами, либо старыми девами, либо суицидальными интровертами [12]. Как я помню, она была последней. Она носила темную одежду, белый макияж вкупе с черной губной помадой, тенями для век и лаком для ногтей; она сидела в коридорах, читая Энн Райс, Генри Миллера и Анаис Нин, цитируя Эмили Дикинсон и Сильвию Плат и слушала "The Cure" и "Depeche Mode". Тогда я ее не заметил. У меня были свои проблемы. Она была социальным изгоем, а я хотя и не был частью "движухи", мог бы там быть. Если бы мои интересы не стремились к ботанскому занудству. Шахматный клуб, "Подземелья и Драконы", Толкиен, Айзек Азимов, Стивен Кинг и романы Дугласа Адамса - были моей жизнью. Я постоянно развивался, имел крепкое тело и привлекательную внешность, которая нравилась девушкам, но уже тогда я был слишком консервативен и интровертен. Девушки считали меня странным. Ходили слухи, что я гомосексуалист. Они появились после того, как я познакомился с Джейсоном, который быстро стал моим лучшим другом. Он был гей и однажды встретил меня после школы. Я был слишком смущен, чтобы сказать ему, что я не гей, и я позволил ему поцеловать себя. На следующий день он подошел ко мне в коридоре между классами.
- Ты не гей, не так ли?
Я покачал головой.
- Тогда почему ты позволил мне поцеловать тебя?
Я пожал плечами.
Он рассмеялся, и мы начали тусоваться вместе и подкалывать друг друга.
Джейсон был тем, кто побудил меня присоединиться к шахматной команде и "Клубу Креативных Писателей", познакомил меня с его группой "D&D" [13]. Я все еще отбивался от агрессивных приглашений футбольных и баскетбольных тренеров. Я говорил им, что мне никогда не нравилось смотреть командные виды спорта и что я считаю их скучными и варварскими. Я тренировался потому, что жил в плохом районе, и большие мускулы были более легким способом избежать участи жертвы преступления, чем вооружиться пушкой или присоединиться к банде. В конце концов, они перестали меня беспокоить. Они обходили меня стороной в коридорах и бросали на меня взгляды, полные жалости и отвращения. Выражения их лиц говорили: Какая утрата. Я знал, что они правы, но мне нравилось то, что мне нравилось, и это были Джейсон, "D&D" и мои друзья в шахматном клубе.
На протяжении всей школы я избегал диких вечеринок, потому что там были наркотики и алкоголь, и я ненавидел запах сигаретного дыма и травки. Я был известен как Лайoнел Баргер, симпатичный гик. Это ставило меня на одну ступеньку выше Катрины МакКлори, сатанинской эмо-шлюхи, на школьной социальной лестнице.
Она обогнала меня на несколько кварталов. Интересно, что бы она подумала обо мне сейчас, тридцатичетырехлетнем холостяке, за рулем "Тойоты Приуса" и работающем редактором в еженедельной газете. Она расцвела в какую-то крутую культуристку, дьяволицу, а я так и остался симпатичным гиком.
Она повернула за угол Маркет-стрит на Хейт-стрит, и я вдруг понял, что тоже поворачиваю, следуя за ней. Я не собирался этого делать. Я был на автопилоте. Я последовал за ней, когда она подъехала по Хейт-стрит к Нижнему Хейту и припарковалась перед кафе на углу Хейта и церкви. Я припарковался напротив и наблюдал за ней, когда она села и начала пить кофе, который был покрыт взбитыми сливками и посыпан шоколадом. Она читала журнал, который, казалось, был о латексных фетишах с почти порнографической обложкой. Каким-то образом, несмотря на ее наряд и неприличный выбор периодических изданий, она не казалась наглой или бесстыдной, а казалась более раскрепощенной. Она выглядела совершенно свободной. И я завидовал ей.
Я сидел там, наблюдая за ней больше часа. Я увидел, как она схватила свой смартфон, когда он, по-видимому, позвонил, получил СМСку или предупреждение или что-то еще. Она нажала несколько кнопок, улыбнулась, затем подхватила вещи и поспешила из кафешки. С любопытством я последовал за ней.
Она оставила свой байк, припаркованным перед кафе, и поспешила вниз по улице, глядя на смартфон, будто он получал какой-то сигнал, и она следила за ним. Я читал о приложениях для смартфонов, которые предупреждали бы вас, когда кто-то, кого вы знали, был поблизости. Были даже приложения знакомств, в которых сообщалось, что поблизости находится другой холостой пользователь, совместимый с вами. Она подошла к немаркированной витрине с затуманенными окнами, позвонила в дверь, а затем нырнула внутрь. Теперь мое любопытство зашкаливало.
Я вылез из своего "Приуса" и последовал за ней. Чуть выше дверного звонка я обнаружил маленькую серебряную дощечку, размером с кредитную карту. Надпись на дощечке гласила: "Хэллоуин". Я позвонил. Дверь открыл человек, покрытый татуировками.
- Вы один?
Я кивнул.
- Тогда с вас тридцать баксов.
Я заплатил тридцатку, не зная, что я только что купил. Сервис? Какой-то опыт? Неуверенно я вошел в темную комнату, в которой пахло сильным дезинфицирующим средством, которое не было достаточно сильным, чтобы замаскировать запах крови и спермы.
