− первый баян вогнал ему именно Сизов и потом постоянно подгонял порошок, который они вместе «осваивали». Школов, как бывает в таких случаях, из твердого человека быстро деградировал в обычного нарика со всеми вытекающими последствиями.
После перенесенной ломки Матвей сошелся с простым, как шуруп, мужиком по имени Макар. Макар, бородатый, как все, был смешон тем, что растительность на лице у него была редкая и тонкая. И борода полностью отвечала всем требованиям козьего отростка − была такая же нелепая и непропорциональная.
В один из дней Сизов, сидя у себя на лавке, наблюдал за вылупившимися разноцветными цыплятами, которые были похожи на теннисные мячики и бегали на длинных тонких ножках. Мама-курица издавала утробные звуки и бодро ковыряла землю когтистыми ногами, пытаясь что-то достать из почвы своим питомцам. В это время, незаметно для всех, от облака отделилась небольшая черная тень. Куры, отчаянно кудахча, побежали в курятник. Черный комок камнем упал в стаю и схватил цыпленка, залив его желтый пух кровью. Быстро поднявшись в воздух, хищная птица растворилась в воздухе.
От неожиданности произошедшего Матвей вздрогнул и посмотрел на дорогу, где мимо проходил Макар с котомкой за плечами.
– Скучаешь, москвич? − спросил новый знакомый и, не дождавшись ответа, предложил Сизову пойти с ним поставить десяток силков на мелкого зверя. Отрезвевший от наркотической грязи, Школов почему-то стал реже общаться с Матвеем, который в большинстве своем пребывал в одиночестве. Последний быстро согласился и, надев сапоги, засеменил за быстро идущим Макаром.
– Откуда я родом, спрашиваешь? Да неподалеку отсюда, − рассказывал Макар, − я был пятым из восьми детей. Первого мать родила, когда ей еще восемнадцати не исполнилось. С тех пор почти каждый год ходила с животом. Родители так считали: детей будет сколько, сколько Бог даст.
Матвей внимательно смотрел по сторонам. Неожиданно он повернул налево и начал углубляться в лес. Ветки боролись с Матвеем, словно хотели прогнать нерасторопного москвича, когда его спутник шел ловко и быстро, находя бреши в непролазной чащобе.
– Проще всего ставить петли на проходах в густом кустарнике, заяц никуда не свернет, и петля среди веток незаметна. Если тропа широкая, идет вдоль кустов и деревьев, ее можно «обложить», воткнув несколько толстых веток, чтобы ушастый мимо не проскакал.
Макар, громко пыхтя и что-то бормоча себе под нос, ставил силок на заячьей тропе. Матвей наблюдал за лесом, который обступил их стеной, и, казалось, был живым существом. Он кашлял ломающимися ветками, смеялся пением птиц и храпел скрипом деревьев.
– У матушки было слабое здоровье – она взялась тянуть непосильный воз, − поставив силок, продолжил Макар. − Помню ее с воспаленными венами на руках, отекшими ногами и рано поредевшими зубами. В общем, померла она. Отец старался, как мог, – работал в две смены, чтобы хоть как-то всех прокормить. Потом молодуху себе нашел – лет двадцати, голос звенящий, глаза фиалковые, нрав кроткий. А оказалась опасной овечкой, с гнильцой. Нас не замечала и не кормила, а потом и вовсе выживать начала. Вот и завез отец меня сюда в помощники Якову, когда − толком уже и не помню.
Установив вторую петлю, Макар встал и крякнул по-старчески, хотя ему, по всей видимости, не было и тридцати лет. Борода, простая поношенная одежда и физический труд старили нового знакомого.
В какой-то момент у Матвея возникло ощущение, что они в этом лесу не одни. Лес был наводнен тревожными звуками – то ворон беспокойно закашляет, то кто-то заворочается в кустах. Матвей и Макар шли очень медленно, постоянно прислушиваясь к окружающему пространству. Макар, кажется, тоже услышал, что их преследуют, и, ничего не говоря, резко развернулся домой. Шли молча и быстро, как будто понимая, что опасность идет за ними.
При подходе к деревне напряжение спало. Матвей, высоко подпрыгнув и нанеся удар, как в волейболе, по свисающей ветке, поинтересовался:
– А что за мужик Яков? Почему он живет в лесу? Вроде с мозгами и руками. Здоровый, как бык, ему хоть на корриде выступать или быком, или тореадором! − пытался шутить он. Потом десять минут Матвей объяснял, что такое коррида и кто такой тореадор. Макар с интересом слушал, не перебивая, потом прокомментировал:
– Во, до чего чухонцы дожились, с быками от дури дерутся! – и, отвечая на вопрос Матвея, продолжил: − А Яков шибко о себе не говорит, молчаливый он и вопросов не любит. Сам не задаю, и тебе не советую!
– А почему собак в деревне нет? Ведь вокруг тайга, волки, медведи! − не унимался Матвей и тут же споткнулся, изогнулся в сложную физиологическую позу, чтобы не упасть.
– Яков собак не любит, считает их бедой, у нас вообще все по-другому, не так, как у всех. А волки к нам не ходят, − ответил Макар и ускорил шаг, будто избавляясь от неприятных вопросов.
Ночью Матвей проснулся, чувствуя на своем лице чье-то холодное и гнилостное дыхание. Нечто стояло над ним и рассматривало свою жертву, постепенно опуская морду к лицу. Запахло землей и дождевыми червями. Сизов закричал и проснулся второй раз. Сон во сне.
Краев Сергей не оставлял попыток найти болезненную девочку, встреченную им на пробежке в лесных дебрях. В своих исследованиях он заходил все глубже и глубже в тайгу в надежде встретить нездорового подростка. Сергей носил с собой пару вареных яиц и хлеб на случай, если он обнаружит беглянку. Краев никогда не был сентиментальным и впечатлительным, но эта девочка буквально впилась ему в мозг кровоточащей раной.
Лес встречал его как родного. Эта прохладная влага, эти запахи – прелые иголки, мох, влажные листья и травы, стали близкими и приятными. Сначала Сергей бежал по знакомой тропинке, потом свернул в сторону и, сбавив темп, начав двигаться наугад, доверяя своей интуиции.
Боясь потерять основную тропинку, ведущую к деревне, Краев перешел на шаг и начал осматриваться по сторонам. С лесом творилось что-то странное. Он словно делился на полосы. Какое-то время Сергей шагал среди стройных красивых сосен, словно как на картинах Ивана Шишкина. Позже природную гармонию сменяли деревья с искривленными стволами, многочисленные заросли странных кустарников, которые пытались поцарапать руки и лицо.
Борясь с чащей, Сергей незаметно подошел к лужайке. Лужайка была круглая и походила на танцпол 80-ых годов. На ней кто-то танцевал. Казалось, это был карнавал, устроенный страшными лесными монстрами и кикиморами. Масса танцующих то сливалась, то расходилась по сторонам, создавая иллюзию демонической пляски.
В толпе беснующихся Сергей увидел девушку, за которой ухаживал Игорь, −
