«Уж не дикая ли она, в самом деле?» — подумала Джессика. Вела кошка себя, по крайней мере, совсем не как домашняя.
Девочка присела на корточки и протянула к кошке руку. Кошка подошла поближе и принюхалась.
— Все хорошо.
Джессика вытянула палец и легонько прикоснулась им к макушке зверька.
— Р-р-р-р-р-р!
Зверек издал негромкое, но жуткое рычание — глухое, будто львиный рык, — и отступил, прижавшись брюшком к полу.
— Эй, успокойся, — сказала Джессика и отвела руку.
Глаза черной кошки были наполнены ужасом. Она развернулась и, подбежав к закрытой двери, принялась царапать ее когтями. Джессика встала и, осторожно подойдя к двери, приоткрыла ее.
Кошка промчалась по коридору и исчезла за углом. Потом Джессика услышала, как она жалобно мяучит у парадной двери. Но это не было обычное кошачье мяуканье. Звук скорее напоминал крики раненой птицы.
Джессика озадаченно обернулась и посмотрела на свое открытое окно.
— Но почему ты просто-напросто не… — начала было она, но не договорила и покачала головой. Дикая это была кошка или нет, но уж что чокнутая — это явно.
Стараясь не заглядывать в спальню Бет, Джессика пошла по коридору в ту сторону, откуда доносились жалобные вопли зверька, — к парадной двери. Увидев девочку, кошка вся подобралась, но бросаться не стала. Джессика проворно протянула руку и повернула дверную ручку. В ту же секунду, как только дверь чуть-чуть приоткрылась, кошка протиснулась в образовавшуюся щель и была такова.
— До свиданья, — тихо проговорила Джессика и. вздохнула.
Просто блеск. Единственное живое существо в этом ночном кошмаре испугалось ее.
Она открыла дверь шире и вышла на крыльцо. Старые половицы заскрипели у нее под ногами, и из-за этого звука ей стало немного спокойнее в этом безмолвном мире. Она вдохнула поглубже и ступила на дорожку, радуясь возможности покинуть безжизненный и чужой дом, оставить его позади. Синий свет здесь казался чище и как-то веселее. Правда, алмазов очень не хватало. Джессика искала взглядом падающий лист, капельку дождя — хоть что-нибудь, замершее в воздухе. Ничего не было. Она посмотрела на небо, чтобы увидеть облака.
Вставала огромная луна.
Джессика сглотнула подступивший к горлу ком. Ее мысли заметались, она пыталась понять, что означает это жуткое зрелище. Громадный полукруг занимал почти четверть небосвода, он растянулся вдоль горизонта почти на такое расстояние, какое обычно занимает закатное зарево. Но он не был ни красным, ни желтым. Джессика вообще не могла бы сказать, какого цвета был этот полукруг. Так бывает, если долго смотришь на солнце, а потом перед глазами плавает выжженное светом пятно. Луна висела в небе — одновременно черная как уголь и ослепительно яркая, беспощадно обжигавшая глаза.
Джессика закрыла лицо ладонями, уставилась себе под ноги. Из глаз у нее потекли слезы, голова жутко разболелась. Проморгавшись, она заметила, что у травы — обычный цвет. Несколько секунд лужайка перед домом выглядела зеленой, живой, а потом холодная синева нахлынула на нее — так, как бывает, когда капля чернил попадает в стакан с водой.
Мучаясь от головной боли, Джессика стала думать о затмениях, когда солнце закрывалось черным диском, но все равно оставалось могущественным и могло ослепить человека, по неосторожности глянувшего на него. Перед глазами у нее все еще горело пятно — след громадной луны, и из-за этого все вокруг постоянно меняло цвет. По краям поля зрения мелькали обычные краски — зеленая, желтая, красная. А потом головная боль мало-помалу утихла, и на улице опять воцарились спокойные синеватые тона.
Джессика снова взглянула на луну и вдруг мгновенно увидела ее настоящий цвет: ослепительно-яркую темноту, голодную пустоту, поглощающую свет. В нынешнем сне свет исходил не от самих предметов, как ей показалось раньше. Свет шел и не от гигантской луны. Нет, холодная безжизненная синева была тем последним, что осталось от света после того, как черная луна обесцветила все остальные краски спектра.
«Интересно, — подумала Джессика, — а прошлой ночью эта луна — или солнце, или звезда, что бы это такое ни было — висела в небе за облаками? И что это означает?» До сих пор она полагала, что все эти сновидения что-то значат. Но тут уж начиналась полная ерунда.
Дальше по улице раздался вой.
Джессика повернулась на звук. Это снова была кошка. На этот раз она издавала пронзительный крик, похожий на обезьяний. Кошка стояла в самом конце улицы и пристально смотрела на девочку.
— Опять ты? — проговорила Джесс и поежилась, поскольку голос у кошки был на редкость противный. — Такая маленькая киска, а так громко вопишь.
Кошка снова закричала. На этот раз у нее получилось что-то похожее на кошачье мяуканье. Ужасно жалобное. Под черной луной ее глаза светились синим цветом, а шерстка казалась еще более черной. Это был цвет темного и пустого ночного неба.
Кошка опять мяукнула.
— Ладно, иду, — пробормотала Джессика. — Хватит с меня этой психосоматики.
Она решительно зашагала к зверьку. Кошка уверилась в том, что девочка приближается, развернулась и пошла. Она то и дело оглядывалась на Джессику и то взвизгивала, то взлаивала, то рычала. Она держалась на приличном
расстоянии впереди. Наверное, кошка боялась девочку и не решалась подпустить к себе чересчур близко, но с другой стороны, не хотела потерять ее из виду.
Кошка вела Джессику по пустому, безлюдному миру. Ни туч в небе, ни машин, ни одного прохожего — только медленно поднимающаяся гигантская луна. Уличные фонари не горели, от них исходило то же самое однообразное сине-голубое свечение, что и от всего остального вокруг. Дома стояли покинутые и тихие, мертвое безмолвие окутывало их. Тишину нарушали только дикие вопли кошки.
Сначала Джессика узнавала некоторые дома из тех, что проходила по дороге в школу, но при таком свете все выглядело чужим, и очень скоро она забыла, сколько раз они с кошкой успели свернуть за угол.
— Надеюсь, ты знаешь, куда идешь, — крикнула девочка вслед зверьку.
Словно бы в ответ кошка остановилась и понюхала воздух, а потом мурлыкнула — звук получился очень похожим на агуканье младенца. Зверек стоял, высоко задрав хвост, и нервно подергивал им.
Джессика медленно подошла к кошке. Та села посреди улицы и задрожала. Мышцы под ее шерстью отчетливо вздрагивали.
— Тебе плохо? — спросила Джессика. Она опустилась на колени рядом с кошкой и осторожно протянула к ней руку. Кошка резко обернулась и уставилась на Джесс с таким ужасом, что та сразу отдернула руку.
— Ладно. Я не буду тебя трогать. Шерсть у кошки ходила ходуном, словно у нее под кожей ползали змеи. Кошка неестественно вывернула лапы, обхватила ими свое дрожащее тело. Ее хвост замер и был неподвижен. Казалось, он окаменел.
