Голос Роя медленно затихал, как будто он гипнотизировал сам себя.
Колин отошел на дальний конец крыльца. Доски скрипели у него под ногами. Он облокотился на пошатнувшиеся перила и стал оглядываться вокруг. В молочном свете луны и черно-серых отблесках теней он видел только окружавший дом огромный сад: высокая трава, заросшая живая изгородь, склонившиеся к земле апельсиновые и лимонные деревья, расползшиеся во все стороны кусты роз, некоторые с бледными белыми или желтыми цветами, похожими в темноте на клубы табачного дыма, и сотни других растений, объединенных мраком ночи в единый запутанный узел.
Ему казалось, что-то наблюдает за ним из глубины сада, что-то нечеловеческое.
"Не будь ребенком, — думал он. — Здесь ничего нет. Это не фильм ужасов. Это жизнь".
Он пытался убедить себя, но предположение, что за ним наблюдают, переросло в уверенность, по крайней мере у него в голове. Он точно знал, что если пробудет там подольше, то некто с большими когтями схватит его и затащит в густой кустарник. Он отвернулся от сада и подошел к Рою.
— Ты готов? — спросил Колин.
— Я уже вижу всю комнату целиком.
— В темноте?
— Во всяком случае — большую часть.
— Да?
— Я вижу скатерть.
— Да?
— Где он разложил головы.
Влекомый магнитом более сильным, чем его воля, Колин встал позади Роя, нагнулся вперед и заглянул через окно в дом Кингмана. Там было абсолютно темно, но теперь его глаза различали больше, чем в первый раз: странные очертания, груды разломанной мебели и скатерть — белоснежную скатерть, покрывавшую огромный камин — жертвенный алтарь, на котором Роберт Кингман принес в жертву свою семью.
Внезапно Колин почувствовал, что это место, откуда надо бежать и никогда больше не возвращаться сюда. Он почувствовал это инстинктивно, внутренним чувством животного, и, как у животного, волосы его встали дыбом, и он тихонько сквозь сжатые зубы свистнул.
— У-у-у-х, бум, — сказал Рой.
Глава 11
Полночь.
Они спустились по Хоук-роуд до Бродвея и далее по Бродвею до того места, где он пересекается с Пэлисайдз-лайн. Они остановились у деревянных ступеней, которые вели на городской пляж. На другой стороне узенькой улочки фасадами к океану раскинулись элегантные старинные дома в испанском стиле. Стояла ночь. Здесь их пути расходились: дом Роя располагался через несколько кварталов к северу, а Колина — к югу.
— Во сколько мы встретимся? — спросил Рой.
— Мы не встретимся. То есть я хотел сказать, мы не сможем, — с горечью произнес Колин. — Мой отец приезжает из Лос-Анджелеса, чтобы я поехал с ним и его друзьями на рыбалку.
— Ты любишь рыбалку?
— Ненавижу.
— А сбежать ты не сможешь?
— Никак. Две субботы в месяц он проводит со мной и придает этому, не знаю почему, огромное значение. Если я сбегу, он поднимет такой шум...
— А когда ты жил с ним, он хоть два дня в месяц проводил с тобой?
— Нет.
— Вот и скажи ему: пусть забирает свои удочки и засунет их себе в задницу. Скажи, что ты не поедешь.
Колин покачал головой:
— Нет, Рой, это невозможно. Я не могу. Он подумает, что мама настроила меня против, и устроит ей настоящий скандал.
— А тебе какое дело?
— Я окажусь между ними.
— Хорошо. Давай встретимся завтра вечером.
— Тоже не получится. Я не освобожусь до десяти вечера. Давай встретимся в воскресенье. Часов в одиннадцать. И часок поплаваем до обеда.
— Давай.
— А затем мы займемся чем захочешь.
— Хорошая идея.
— Ну хорошо... До встречи.
— Подожди.
— Что?
— Если мне удастся все уладить, ты бы хотел когда-нибудь попробовать кусочек?
— Кусочек чего?
— Кусочек задницы.
— Ка-ак?
— Хочешь?
Колин смутился:
— Где? То есть кто?
— Ты помнишь девчонок, которых мы видели сегодня?
— В «Пинбол Пите»?
— Нет. Это малышки. Дразнилки. Я говорю о настоящих, таких, как в кино.
— И что?
— Мне кажется, я знаю, где смогу найти подходящую для нас.
— Ты что, напился?
— Я серьезно. У нее красивое личико.
— У кого?
— У девочки, которую мы трахнем.
— Черт!
— И большие сиськи.
— Большие?
— Очень.
— Как у Ракель Уэлч?
— Больше.
— Как воздушные шарики?
— Я серьезно. У нее парочка шикарных ножек.
— Хорошо, — сказал Колин. — Одноногие девчонки никогда не нравились.
— Кончай. Говорю тебе, я серьезно. Она та еще штучка.
— Держу пари.
— Это так, Колин.
— А сколько ей?
— Двадцать пять или двадцать шесть.
— Да-а, — протянул Колин. — Но прежде всего ты наклеишь фальшивые усы, затем встанешь мне на плечи, и мы наденем один костюм, который закроет нас обоих. Тогда она не поймет, что мы — всего лишь пара мальчишек. Она подумает, что мы — высокий, крепкий, обаятельный мужчина.
Рой зло посмотрел на него:
— Я серьезно.
— Ты уже говорил это, но я не очень этому верю.
— Ее зовут Сара.
— Прелестная двадцатипятилетняя девчонка не заинтересуется нами.
— Может, сначала и нет.
— И еще миллион лет.
— Мы сможем убедить ее.
— Убедить?
— Да, мы ее заставим.
Колин уставился на него.
— Хочешь попробовать?
— Ты имеешь в виду... мы будем ее насиловать?
— Я — да.
— Ты кончишь свои дни в тюрьме.
— Она та еще штучка. С ней стоит попробовать.
— Ничто не стоит того, чтобы попасть в тюрьму.
— Ты ее не видел.
— Кроме того, это нехорошо.
— Ты что, священник?
— Но это ужасно.
— Почему? Если это доставляет удовольствие.
— Но это не доставит удовольствия ей.
— Доставит после того, что я буду ей делать.
Колин вспыхнул:
— Ты спятил.
— Подожди, пока познакомишься с Сарой.
— Я не хочу знакомиться с ней.
— Ты захочешь ее, когда увидишь.
— Все это чушь.
— Подумай.
Фургон кремового цвета проехал по Пэлисайдз-лайн.
Они услышали громкую рок-музыку и высокий чистый девичий смех.
— Подумай, — повторил Рой.
— Мне не надо об этом думать.
— Красивые большие груди.
— Черт!
— Подумай.
— Это — как история о кошке, — сказал Колин. — Ты никогда не убьешь кошку, и ты никогда не будешь никого насиловать.
— Если бы я знал, что выйду сухим из воды, я бы отрезал кусочек или два этой Сары, тогда бы ты мне поверил.
— Не думаю.
— Если бы мы работали вместе, мы смогли бы провернуть это дельце. Это просто. Правда, просто. Подумай об этом хотя бы два дня.
— Оставь, Рой. Опять ты меня накалываешь.
— Я серьезно.
Колин покачал головой и взглянул на часы:
— Я не могу больше слушать твою чепуху. Уже поздно.
— Подумай об этом.
— Черт!
Рой улыбнулся. Холодный свет люминесцентного фонаря, странный металлический свет превратил его зубы в клыки, окрасив их в бело-голубой цвет и углубив промежутки между ними. Колину показалось, что Рой надел уродливые восковые зубы, что продаются в магазине новинок.
— Я поехал домой, — сказал Колин. — Увидимся в воскресенье в одиннадцать.
— Давай.
— Не забудь плавки.
— Удачи на рыбалке.
— И тебе.
Колин сел на велосипед и нажал на педали. Он поехал на юг по Пэлисайдз-лайн. Он ехал и слышал слова Роя: «Подумай об этом».
Глава 12
Колин приехал домой в половине первого ночи, однако его мать еще не вернулась. Ее машины в гараже не было. Дом стоял темный и пугающий.
Ему не хотелось входить в одинокий дом. Он посмотрел на пустые окна, на затаившуюся за стеклами темноту, и ему показалось, что там внутри его поджидает какое-то чудовище, готовое проглотить его живьем.
«Прекрати, прекрати, прекрати, — приказал он себе. — Никто там не подкарауливает. И ничто. Не будь дураком! Будь взрослым! Ты хочешь стать таким, как Рой, а потому поступай именно так, как поступил бы Рой, если бы он оказался здесь. Войди уверенно в дом, как это сделал бы Рой. Действуй! Сейчас. Иди!»
