– Уже нет, – сообщила девушка с некоторым сожалением. – Он уволен.
– Уволен? – упавшим голосом повторил Глебыч. Такого поворота он совершенно не ожидал. Хотел просто доплатить деньги, чтобы парню не нагорело из-за этого злосчастного «Самсунга», и вдруг – уволен!
– Да, уволен. Внимательным обязан быть продавец, а не клиент. Это ошибка продавца, не ваша. И деньги уже высчитаны из его зарплаты, так что вам не нужно ничего доплачивать. Спасибо, что пришли, может быть, еще что-нибудь купите?
Глебыч низко опустил голову, чтобы Маша не увидела его растерянного лица.
– Нет, наверное, не сейчас…
– Приходите еще! – девушка улыбнулась, Глебыч видел это, даже уставившись в пол.
Все-таки это не была дежурная улыбка. Наверное, Маше действительно нравилось работать в большом магазине и беспрерывно разговаривать с новыми людьми.
На следующий день после все изменившей встречи в метро позвонил сынуля Севки Баклужина и довольно развязно поинтересовался: будет Глебыч покупать монитор или где?
– Не буду, – тихо, но твердо ответил Глебыч. – Извини, не получается. И что вчера не пришел и не перезвонил – извини.
Голос Баклужина-младшего стал серьезнее:
– Дядя Олег, случилось что?
– Случилось, Максим. Но я сам справлюсь. До свидания. Извини еще раз…
Целую неделю Глебыч был угрюм, мрачен и нелюдим. Хорошо, что в редакции не нашлось работы, которая требовала бы его непосредственного присутствия. Глебыч писал статьи дома и отсылал их электронной почтой. На улицу он выходил всего дважды, оба раза в магазин напротив подъезда, за продуктами.
Глебыч много думал о произошедшем. Неужели между появлением и исчезновением станции «Маросейка» и его поступками существует какая-то мистическая связь? Бред ведь, сказки, небывальщина! Фантастика! Но если вспомнить слова того парня, Гения Калужско-Рижской… Глебыч глядел на черную визитку, которую по его примеру вставил в бэдж, оставшийся с прошедшего киносеминара, поверх листка со своей фамилией и названием журнала. Он знал, что когда выйдет из дому и направится к метро, приколет бэдж к свитеру.
Почему-то Глебычу хотелось, чтобы Гений Калужско-Рижской не думал о нем плохо.
* * *
Через неделю все-таки пришлось выходить из дому дальше магазина и ехать на церемонию вручения очередных премий за очередные заслуги. Глебыч частенько бывал на подобных мероприятиях. Узкий замкнутый мирок профессионалов в какой либо области, украшенная сцена, конферансье, речь, приз, вручение, жиденькие аплодисменты, полнящиеся завистью глаза в зале… Потом фуршет, бутерброды, водка, пьяные разборки и блевотина по углам. Бомонд, чтоб его.
Подобные мероприятия Глебыч не любил, но регулярно посещал по профессиональной надобности. Представители десятков замкнутых мирков уже несколько лет как здоровались с ним – примелькался, видимо.
Сегодня ехать предстояло на Таганку, в ресторан «Семь пятниц».
«Надеюсь, никакой гадости я за последнее время не совершил, – мрачно думал Глебыч, ныряя под мост окружной железки, – и станция «Измайловский парк» никуда не делась. Равно как и «Таганская-радиальная»…»
«Измайловский парк» обнаружился на месте. И наземный вестибюль, и все остальное.
Бэдж с визиткой, конечно же, был загодя приколот к свитеру.
Держа в руке карточку, Глебыч подошел к крайнему левому турникету, рядом с будочкой бабули-дежурной. Не успел он сунуть карточку в щель, как на турникете зажегся зеленый глазок.
Глебыч насупился.
«Ну, вот… опять халява… Не пойду, заплачу, как положено», – подумал он сердито.
Но бабуля вдруг обратила к нему широкое румяное лицо и приветливо улыбнулась, что работникам общественных мест, в общем-то, не свойственно:
– Проходите-проходите! Вам можно! И о карточках можете забыть… пока вы наш Гений.
Глебыч с сомнением поглядел на нее. И вдруг понял: ему действительно можно. Более того – нужно.
Он кивнул бабуле и смело вошел на станцию.
Что-то изменилось. Звуки: – они стали объемнее, четче, выпуклее. И их стало больше. Глебыч слышал, как поскрипывают металлические конструкции над лестницами, как звучат шаги каждого из пассажиров, как урчит и щелкает позади электронная и механическая начинка турникетов. Как с шорохом падают в урну использованные карточки.
В зале, вроде бы, стало светлее чем обычно. Бронзовая Зоя Космодемьянская определенно улыбалась Глебычу как своему. Глебыч чувствовал, что на левой стене ближе к центру зала вот-вот отвалится одна из мраморных плиток, и что у зеркала в конце платформы помутнели верхние уголки, и что одна из лампочек среднего пути (внизу, над контактным рельсом) не горит…
Ощущения были очень странные и вместе с тем очень естественные. Нужно было просто к ним привыкнуть.
С «Измайловской» как раз прибыл поезд; Глебыч наладился было в переднюю дверь переднего вагона, но тут из кабины выглянул машинист.
– О! – сказал он. – Привет. Заходи.
Глебыч нерешительно замялся.
– Это ж, вроде, запрещено…
– Пассажирам – запрещено, – подтвердил машинист со смешком. – Но не тебе же!
Он протянул руку:
– Я – Петро. Заходи, давай!
Глебыч на мгновение зажмурился, а затем вошел в кабину поезда метро. Впервые в жизни.
Поздоровался с помощником машиниста, с нескрываемым любопытством обозрел приборы и органы управления.
Выглядели они загадочно.
«Интересно, – подумал Глебыч. – По идее, мне придется во всем этом разобраться…»
Вид несущегося навстречу тоннеля, освещенного фарами поезда, был незабываем. Ехать в кабине поезда метро – совсем не то, что ехать просто в вагоне…
А еще Глебыч понял, что в ближайшее время его ждет немало открытий. Удивительных и волшебных.
* * *
И действительно, в отношении метро жизнь Глебыча переменилась кардинально. Теперь он мог переходить со станции на станцию в любое время, даже если уже час ночи и переход закрыт. Любой турникет безропотно пропускал его без всяких карточек или проездных. Милиционеры ему козыряли. Машинисты здоровались. Техники подмигивали и иногда затаскивали в таинственные помещения за дверями со строгими табличками «Служебный вход» и «Посторонним вход воспрещен». Пили техники в основном спирт. Если перед эскалаторами собиралась внушительная толпа и хотя бы один из эскалаторов стоял, для Глебыча, не задумываясь, запускали его, и ни единый умник не норовил последовать за Глебычем. Однажды Глебыч пережил форменное потрясение: он обнаружил, что может сесть в вагон через закрытые двери. Равно как и покинуть оный вагон. И ни один из пассажиров не обращает на это внимания. Ни один!!!
Под Новый Год Глебыч во второй раз встретил коллег. Правда, не понял с каких они веток. Но других Гениев он теперь узнавал безошибочно: чувствовал визитку. Нутром, селезенкой, седьмым или восьмым чувством. У встреченных, к примеру, визитки оказались в карманах. У одного, лысоватого и хлыщеватого мужичонки с острым лицом и бегающими глазками, – во внутреннем кармане пиджака. У второго, тучного кучерявого херувима – в кармане необъятной куртки. Глебыч столкнулся с ними на «Автозаводской», выйдя из поезда.
