Банка с монпансье тоже перекочевала в мамину сумку.
Ну, все! – сказал папа. Пойдем искать извозчика.
* * *
До Рождества оставалось еще три недели. Декабрь был морозный, и дети часто сидели дома. Они вставали коленками на стулья и смотрели на зиму в окошко. А там, не смотря на мороз, проходили прохожие в пальто с поднятыми воротниками и в меховых шапках, женщины в красивых шубках, и теплых юбках. На голове у некоторых были платки белые и пушистые как снежок, или шапочки отделанные мехом. По снежным дорожкам, опустив морды но подняв хвосты, бежали куда-то собаки. Наверное, им негде было погреться, а может быть и поесть. Кот сидел и дремал на заборе, он напыжился, подобрав под себя лапки, и, просто дышал свежим воздухом, ведь у него был свой дом и хорошие хозяева. На черном дереве сидели большие вороны. Проезжали коляски, и от лошадей шел пар, а дорожка от полозьев саней блестела как атласная ленточка. Пушистый снежок лежал на крышах, на ветках сосен, на заборе. И когда из-за облаков выходило солнце, то от него шли тонкие– тонкие лучики, как маленькие радуги. И казалось, что на снег упала тонкая и нежная сетка из маленьких крошек алмазов. Но потом солнышко пряталось, и улица становилась просто пушистой и белой. Вдоль дороги снег собрался в сугроб, и дворник все подгребал его от дороги, чтобы не мешал ездить коляскам. А снежинки все падали, падали.
– Марфа! Наша молочница идет, – крикнул Павлик.
К дому подъехала повозка с одной лошадкой. В санях сидела Александра Тимофеевна в тулупе и клетчатой шали. Рядом стояли бидоны с молоком и корзинки с маслом и творогом.
– Вот хорошо! – обрадовалась Марфа. Сидите здесь, к двери не подходите, простудитесь. Я мигом.
Она накинула платок и пальто, и вышла к калитке, забрать молочко и творожок.
– Вот сейчас я вам кашку сварю, молочка вскипячу. А потом спать.
– Бабушка, а можно мы немножко на печке полежим? – попросила Машенька, когда кашка была съедена и молочко выпито.
– Можно, забирайтесь, и спите, не балуйтесь.
– Бабушка, а дай нам на печку немножко монпансье, – попросили Маша и Павлик.
Бабушка взяла из буфета коробку и открыла крышку. Дала всем по несколько конфеток и снова поставила ее в буфет.
* * *
В доме печки были в каждой комнате, они тянулись на два этажа дома, и были покрыты кафельной плиткой. Поэтому в каждой комнате было всегда тепло. Но чтобы не, тратить, много, дров, зимой топили печку в гостиной и трех комнатах. А в остальных, только когда приезжали гости. В гостиной печка была огромная, с лежанкой и духовкой. Дом был старинный и печка тоже. И детишкам нравилось зимой забраться на нее и погреться, пока взрослые были заняты своим делом. И бабушка с мамой рядом, и тепло. Маша забиралась туда сама, Павлик подставлял табуретку, а Митеньку мама подсаживала. И тепло и весело, и родителям не мешаются.
Вот все трое лежат там, и всякие истории рассказывают, или шалости придумывают. Пока не насмеются и не навозятся, не заснут.
– Мама дай нам сюда нашу баночку! Мы только по одной конфетке возьмем, – попросила Маша.
– Нельзя, зубы заболят, вы уже сегодня ели. Завтра! – строго сказал дедушка.
Ну, как завтра, когда хочется сейчас. И Маша, придумала. Она решила взять конфетки из баночки ночью, когда все будут спать. Когда дети остались в своей комнате одни, она слезла с кроватки, и на мысочках, чтобы не разбудить никого, прошла по темной комнате до буфета. А идти было страшно, старый фикус в темноте был похож на черта, и казалось, что из-за дивана, или из-за стола, сейчас вылезет рука домового и схватит Машу. Маша оглянулась на детскую, оттуда торчала мордочка Павлика, и от этого страхи немного улетучились. Маша потихонечку открыла буфет, достала коробку и вытащила оттуда горсть конфеток. И пока закрывала шкафчик, несколько конфеток выскочили из ладошки.
– Дай мне! – Павлик уже, с нетерпением, ждал возвращения сестры.
Маша отсыпала ему слипшиеся конфетки, и они показались еще вкуснее.
– И ничего зубы не заболели!
Утром мама заметила конфетки около буфета и показала отцу.
– Вот озорники! Что с ними делать? Наказать?
– Ругать их не будем, нам, в детстве, ведь тоже очень сладкого хотелось. Все понятно, маленькие еще! – сказал папа. Но все же часть конфет отсыпал в другую банку. А немножко оставили детям.
Дети днем соблюдали предостережения отца. И ели конфеты понемногу, когда им разрешит бабушка или мама. А иногда, когда мама с бабушкой не видели, дети сами открывали буфет и брали конфетки. Возьмут бывало немножко. Баночку закроют, и она стоит там, как будто ничего и не брали. Одной конфетой меньше, да еще одной конфетой… Конфетки как– то быстро и кончились, а банка стала легкая!
– Ну что, съели все леденцы? – спросил папа. Я вам говорил, ешьте поменьше, вот теперь у вас конфеток нет!
– Ну и что! – сказала Маша, зато, можно баночкой играть. Можно мы ее на печку возьмем.
– Играйте! – сказал папа, и дал детишкам пустую жестяную коробку.
Баночка лежала на печке, и когда дети забирались туда, они открывали ее, и подбирали пальцем маленькие ледяные осколочки конфет, заодно вдыхали оставшийся там аромат. Но вскоре и осколочков не осталось, только запах.
– Буду класть туда платья для моей куклы, – сказала Маша.
– Нет, я буду в нее играть, я в нее своих солдатиков положу! – сказал Павлик, вырывая коробочку из ее рук.
– Нет, я, – заплакал Митя.
И стали они вырывать коробочку друг у друга и спорить, чья она будет. И тут маленький Митя сказал, – Я хочу писать!
Бабушка с мамой на минутку вышли из дома, им привезли заказанные продукты из рядов, и снимать с печки маленького Митю было не кому.
– Терпи, сейчас мама придет, – сказала Маша.
– Не могу терпеть, очень писать хочется! – заныл Митя. Ой, сейчас описаюсь!
– На тебе коробочку, писай, – догадалась Маша.
Митя в коробочку и пописал. И Павлик тоже. Потому что это было смешно. И очень удобно. Горшочек на печке. Но баночка была полна. Маша закрыла баночку крышкой и поставила к стенке.
– Потом скажу бабушке, – подумала Маша. – Она выльет.
– Ну, озорники вставайте, сейчас киселек гороховый есть будете. А потом мы с вами в церковь пойдем. Давайте слезайте с печки! – сказала мама, войдя в комнату.
* * *
Купола церкви блестели на солнце, и звон колоколов разливался по всей улице. Сегодня был день святого Николая. Люди крестились, перед входом, и чинно проходили внутрь. И Маша с братиками перекрестились тоже. В церкви было интересно, горели свечки, золото икон мерцало тусклым светом, лики святых смотрели на пришедших людей, и их поднятые пальцы предупреждали о грехе людей. Здесь были и старушки со старичками, они подолгу стояли около какой-нибудь иконы и молились, здесь были молодые, они быстро крестились, наклоняли голову и шли к другой иконе. Детишки смотрели на потолок, на иконостас, и старались подражать родителям. На лавочке сидели убогие и нищие. Их было много, и по дороге в церковь и мама с бабушкой подавали им денежку или давали баранки.
